— Вы боитесь, что в любой момент можете получить оплеуху?
— А вы, Зорге, привыкли к такому состоянию?
Зорге раскупорил новую бутылку виски и до краев наполнил стаканы.
— За сорок семь самураев! — громко предложил он и осушил свой стакан.
Зиберт последовал его примеру, только помедленнее. Глотая, он пристально смотрел на Зорге. Сорок семь самураев! Он знал этот знаменитый эпизод из истории Японии: сорок семь конных самураев объявили кровную месть за смерть своего господина. Но сделали это хитро: усыпили подозрение своих противников тем, что вели разгульный образ жизни, — пьянствовали, развратничали, небрежно относились к религии и забросили свои семьи. А когда враги всему этому поверили и ослабили свою бдительность, тогда поднялись сорок семь самураев и их месть была страшной.
— Я пью за сорок семь самураев, — тихо, почти шепотом сказал Зиберт.
Они погрузились в алкоголь и туманообразную медитацию. В воздухе летали обрывки каких-то слов, мысли собеседников путались, кружились в бешеном хороводе, то исчезали, то появлялись вновь.
А потом они заснули прямо там, где сидели. Горящая сигара выскользнула из руки Зиберта и упала на диван из взморника. Твердое дерево начало медленно тлеть. Поползли тонкие нити дыма. Затем огонь стал потихоньку пожирать все вокруг себя, повалил густой дым. Вокруг распространился сладковатый, дурманящий запах.
Тяжелое, равномерное дыхание Зорге вдруг прекратилось. Не открывая глаз, он стал вдруг быстро хватать воздух короткими глотками. Его лицо перекосилось. Он вскочил, оттолкнул в сторону бессильно вытянувшегося Зиберта, затем схватил диван из взморника, поднял его, как перышко, с завидной силой и выбросил в окно. Стекла разлетелись вдребезги, а диван грохнулся в саду.
— Послушайте-ка! — крикнул, дрожа, Зорге. — Эта вонь! Она разбудила бы меня, даже если б я был мертв.
Зиберт смущенно поднялся. Он попытался улыбнуться, но его лицо перекосила жалобная гримаса. Он с удивлением уставился на дыру в стене, зиявшую вместо окна: даже оконные рамы вылетели от страшной силы удара.
— На Сомме, — произнес Зорге, — я видел дымившиеся после обстрела огнеметами предметы. От обугленных человеческих трупов шла точно такая же вонь.
— Вы ненавидите войну? — спросил Зиберт.
— Да, — твердо ответил Зорге. — И я ненавижу также всех тех, кто ничего не делает, чтобы ее избежать. — Он крепко схватил своего обессиленного гостя за предплечье: — Видите ли, Зиберт, я был солдатом, восторженным добровольцем, хорошим воякой, получил награды, несколько раз был ранен. На фронте и в лазаретах я провел четыре года. Я сражался и голодал, убивал и сам истекал кровью. Мне известно, что такое война, и я не хотел бы никогда больше в ней участвовать. Никогда!
Зорге бросился вниз и потащил за собой Зиберта. Сладковатый запах разлагающегося трупа тянулся за ними...
Ныне вряд ли есть сомнения по поводу того, что отдельным шпионам удается ухватиться за рычаги механизма, который управляет историей. Конечно, шансы для этого у профессиональных шпионов и шпионов, взявшихся за это дело из патриотических побуждений, фактически равны нулю. Только человек, ставший шпионом из-за идеи, может добиться большого успеха.
Немало живущих ныне людей считают Ялтинскую конференцию большим несчастьем. Тогда, как полагают они, Сталин переиграл президента Рузвельта. Почему это ему удалось, сейчас можно объяснить, когда стала известна роль одного из ближайших советников главы Соединенных Штатов Америки Алджера Хисса.
Этот видный дипломат, как и Тейлор Кент, происходил из знатной семьи. Карьера его была блестящей: один из лучших студентов Гарвардского университета; честолюбивый и удачливый юрист; быстро растущий сотрудник госдепартамента; советник Рузвельта, занимавшийся разработкой «нового курса» президента.
Однако подвергшийся в 1948 году проверке один из американских коммунистов признался в том, что работал на советскую разведку и среди своих источников назвал имя Алджера Хисса.
В одно мгновение Америка превратилась в кипящий котел, началась ожесточенная схватка между демократами и консерваторами. Сам Хисс упорно отрицал предъявленное ему обвинение. Тогда обратившийся в новую веру коммунист представил документы. Правда, они были давнишние, но безупречно подлинными: семьдесят пять секретных бумаг из госдепартамента, причем три из них настолько секретные, что были исполнены от руки. И эксперты доказали, что готовил их лично Алджер Хисс.
Дипломат клялся, что он ничего об этих документах не знает. Экс-коммунист упорно уверял в обратном. Суд присяжных, однако, вынес приговор не в пользу Хисса. Он получил пять лет тюрьмы за шпионаж.
Занимался ли Хисс после 1938 года шпионской деятельностью, так и осталось нераскрытым. Он, во всяком случае, не проронил об этом ни слова, а Советы, само собой, молчали. Если великие державы начнут признаваться, что они занимаются шпионажем, это может привести к непредсказуемым последствиям. Тогда раскроется, что некоторые архиуважаемые господа стали презренными предателями или лазутчиками.
Но такая опасность вряд ли существует. Шпионские акции, которые преимущественно используются для шантажа и вымогательства, ценятся лишь до тех пор, пока они хранятся в строжайшем секрете. Ведь в этом деле существует неписаный, но строго соблюдаемый закон. По нему ни одно государство не может официально признать, что оно имеет за рубежом шпионские резидентуры. Даже когда шпионы проваливаются и сознаются в своих деяниях, пишут и публикуют воспоминания, государство, на которое они работали, старается сохранить свое лицо, не выступает с опровержением, воздерживается от каких бы то ни было комментариев — оно просто молчит.
Алджера Хисса разоблачили. А сколько таких шпионов занимают сейчас важные посты, сколько вражеских агентов находятся сейчас у рычагов власти? Повсюду буйно расцвело подозрение. И его посеяли такие шпионы, как Кент и Фукс, Хисс и Зорге.
Но главную вину несут те, кто подготовил почву для массового шпионажа. А кто взращивает ненависть в сердцах людей, в конце концов сам становится жертвой этой ненависти.
ОДЗАКИ КРИТИКУЕТ ШЕФА
Рихард Зорге вошел в ресторан «Райнгольд» и направился прямо в отдельные номера, находившиеся за общим залом. Посетители заведения чувствовали себя в нем совершенно свободно и очень ценили раскованную атмосферу. Тем, кто занимая отдельные кабинеты, никто не мешая. А хозяин и персонал строго оберегали покой гостей. Зорге был здесь в большом почете. Сам хозяин «Райнгольда», папа Кетель, лично следил за порядком: почетный гость мог отведать свой любимый салат в полной тишине.
Папа Кетель в душе подозревая, что Зорге на самом деле был ловким дельцом. Потому что, как считал ресторатор, только тот мог много пить, у кого водились немалые деньжата. А у корреспондента нескольких газет и информационных агентств не могло быть столько «бабок», будь он хоть семи пядей во лбу. Правда, Зорге, чтобы отвести всякие пересуды, несколько раз показывал папе Кетелю немецкие денежные чеки, выплаченные ему, Зорге, редакциями газет и журналов за опубликованные материалы. Но ресторатор не поверил и остался при своем.
Впрочем, папа Кетель не придавал большого значения своим подозрениям. Он симпатизировал Зорге и всегда был готов услужить доктору и выполнить его любое желание. Рихарду нравилось, например, виски «Лейбл». Так Кетель перевернул всех поставщиков, пока не собрал в своем подвале солидный запас бутылок любимого напитка «милого доктора». Стоило Зорге высказать пожелание насладиться пением хора с Гавайских островов, Кетель немедленно организовал выступление музыкальных кудесников в своем ресторане. Если Зорге хотел откушать в отдельном кабинете, само собой понятно, для него сразу же предоставлялось укромное местечко.
Ходзуми Одзаки уже ждал Рихарда в помещении, далеком от любопытных глаз и ушей. Когда Зорге вошел, японец поднялся и церемонно поклонился. Затем протянул руку.
— Мы редко встречаемся здесь, — сказал Одзаки.
— И зря, — ответил Зорге. — Это заведение самое неброское и безопасное место для встреч. Если я хочу обсудить с вами вопросы первостепенной важности, то всегда выбираю этот ресторанчик, конечно если мы располагаем достаточным временем.
— А какие вопросы, господин Зорге, позволю себе спросить, вы считаете первостепенно важными?
— Вы что-нибудь слышали о штабных учениях в немецком посольстве?
Одзаки едва заметно улыбнулся:
— Ах это. В сущности, там речь шла о старых делах. Неужели они вас все еще интересуют?
— Не забывайте, мы должны до конца выполнять поставленные перед нами задачи, — назидательно отреагировал Зорге. — Вот почему нужно спокойно и подробно обсудить здесь все, что вы называете старой темой.
— Как всегда, я в вашем распоряжении, — вежливо заметил японец.
Зорге трижды нажал на кнопку звонка, укрепленного на стене рядом с дверью.
Мгновенно на пороге выросла матушка Кетель и, дружески улыбаясь, осведомилась о том, что желают господа.
Зорге заказал для себя сасими, сырое, нарезанное тонкими ломтиками филе морской рыбы. Одзаки изменил японской кухне и попросил принести хорошо прожаренный бифштекс по-немецки. Что касается выпивки, то Рихард выбрал, имея в виду и своего собеседника, бутылку доброго немецкого вина, изготовленного в долине реки Майн. Но Одзаки, помешкав, не удовлетворился этим даром Франконии и попросил добавить шотландского виски. При этом Зорге, испытующе взглянув на невзрачного собутыльника, недоверчиво хмыкнул.
Пока накрывали стол, собеседники обменялись ничего не значащими дежурными новостями. Потом Одзаки рассказал о новых лицах, появившихся в клубе «Утренней трапезы».
— Всеобщее беспокойство в японских правящих кругах, — продолжил Одзаки, — все возрастает. В них, можно сказать, царит атмосфера повышенной нервозности. Непрерывно растет требование не упустить счастливых шансов. Сейчас наверху созревает последнее решение.