— По крайней мере, пока, — осторожно откликнулся Одзаки. — Все это, впрочем, означает, что сейчас Япония не хочет сделать Россию своим врагом. Но не следует считать, что в Токио решили разорвать союз с Берлином. Напротив, японское правительство, как и прежде, готово извлечь прибыль из успехов немцев.
— Первые успехи Берлина скоро исчезнут, — сказал Зорге, — и интерес Японии к Германии неизбежно исчезнет. — Раздумывая, Рихард потер изборожденное морщинами лицо. — Надо ли сейчас как-то информировать Берлин, что его ожидает?
— Вы хотите предупредить немцев? — тихо спросил Одзаки. На его полном, обычно ничего не выражающем лице отразилось удивление.
— Да, информировать, — повторил Зорге.
— Но почему?
— Чтобы избежать опасных ошибок.
— Ах! — вскричал крайне удивленный Одзаки. Ему показалось, что какая-то гигантская молния ярко высветила до самых укромных уголков все, что задумал Зорге и что он, Одзаки, себе совершенно не представлял. — Теперь я вас понял!
— Вы так думаете?
— А вы хотите быть значительнее, чем есть.
— Говорите спокойнее, господин Одзаки. Я хочу быть значительнее, чем сейчас, значительнее, чем шпион?
— Да, — ответил Одзаки. — Вы хотите быть дипломатом, подпольным дипломатом. Вы хотите направить германское посольство туда, куда нужно вам.
— Вздор! — вырвалось у Зорге.
— Нет, отнюдь не вздор, — упрямо сказал Одзаки. — Именно к этому вы стремитесь. Только ради чего? Ради Германии? Ради России?
— Господин Одзаки, — резко сказал Зорге, — предоставьте эти вещи мне. Я руковожу нашей организацией. Вы не знаете все детали. Да вам это и не нужно. Или вы мне не доверяете?
Одзаки не ответил.
— Вы мне не доверяете? — снова спросил Зорге.
Одзаки продолжал молчать. Только сейчас он смог наконец представить, что произошло в действительности. Реальные факты неумолимо и безжалостно свидетельствовали: Зорге был фантазером, политическим паяцем, безумным идеалистом. Он хотел воздействовать на политику Берлина, используя свое влияние на германского посла в Токио. Он с упрямством сумасшедшего верил в то, что его информация о неверности Японии по отношению к союзной Германии, переданная им немецкому послу, сможет рассорить Берлин с Токио и в корне изменить политическую и военную обстановку в мире. Как будто протянутая рука остановит бешено мчащийся поезд...
— Я жду ответа! — потребовал еще раз Зорге. — Вы мне не доверяете?
— У меня нет доверия к немецкому послу, — уклончиво ответил Одзаки.
— Немецкий посол, — твердо сказал Зорге, — никогда не станет действовать против интересов своей страны.
Одзаки передернул широкими плечами:
— Все зависит от того, что понимать под интересами. Штабная игра в январе вызвала у меня нечто большее, чем обыкновенное удивление.
— Это было чисто военное мероприятие, игра в солдатики — и ничего более.
— Между тем опасность подобных игр заключается в том, что они вызывают много разговоров. Вы же прекрасно об этом знаете, не так ли? Все поверили, что Сингапур можно легко взять.
— Особенно с помощью болтовни. Дайте людям возможность насладиться маленькими стратегическими радостями.
— Однако эти стратеги никогда не проявляли такую близорукость. Ведь нападение на Сингапур означало бы войну против Англии. И автоматически втягивало бы в военные действия Америку. Следовательно, тот, кто играет с агрессией против Сингапура, тот играет с новой мировой войной.
Зорге резко взмахнул рукой:
— Посол этим не занимается.
— Но он же руководил штабной игрой.
— Довольно! — повысил голос Зорге. Он снова глотнул виски и сказал: — Вы все-таки не ответили на мой вопрос, господин Одзаки.
Японец подумал и сказал:
— Мой ответ однозначен: я вам не доверяю.
Список операций и акций в области шпионажа включает в себя распространение ложных слухов и примитивное доносительство, сообщения о званиях военнослужащих противника и фотокопии планов военных походов, слежку за рядовыми сотрудниками военного учреждения и убийства видных политиков.
С прогрессом науки и техники совершенствовались средства ведения разведки, что привело к росту не только опасности шпионажа, но и автоматически к совершенствованию его организации.
Когда прусский супершпион Вильгельм Штибер, талантам которого вынужден был отдать должное сам Мальтке, создал во Франции разветвленную агентурную сеть, прежде чем тогдашняя власть рухнула там под натиском бошей, никто не подозревал, сколь на удивление велика была эта тайная организация. А когда выяснилось, что этот первый в истории величайший организатор шпионских дел лично завербовал свыше четырех тысяч (!) секретных агентов (многие из них выступали под видом кочующих торговцев изображениями святых и порнографическими картинками), люди только в изумлении качали головой: настолько Штибер внешне не походил на непревзойденного мастера секретной службы.
В связи с этим следует упомянуть в первую очередь о поистине фантастических «частных войнах», которые вели на Ближнем Востоке против Османской империи во время первого мирового вооруженного конфликта (1914—1919 годы) британский полковник Лоуренс и германский разведчик Васмус. Сейчас такие гениальные шпионы-одиночки — редкостное явление, они просто нежелательны. Но в прошлые времена без них эффективный шпионаж был просто немыслим.
В наши дни руководители разведок действуют хладнокровно и точно, как счетные машины. Тем более когда замышляются политические убийства. Историки секретных служб презрительно улыбаются, читая, как описывают жалкие попытки гитлеровских шпионско-диверсионных структур направить восемь агентов в Иран, чтобы устранить Рузвельта, Черчилля и Сталина, собравшихся на конференции в Тегеране (ноябрь 1943 года), или россказни о подготовке советской разведкой покушения на Гитлера, которое должен был совершить ее агент англичанин Фут.
Сейчас разведкой занимаются огромные армии шпионов. Мировая общественность не располагает конкретными фактами о том, что в действительности творится на тайном фронте. Люди довольствуются лишь предположениями, версиями, слухами и лживыми свидетельствами, которые нередко резко противоречат друг другу.
Как функционирует этот огромный аппарат, можно частично понять из скупых данных, просочившихся в печать, о Федеральном бюро расследований Соединенных Штатов. Стало известно, например, что в этой гигантской организации хранится свыше ста миллионов отпечатков пальцев. И что гениальные инженеры службы розыска разработали способ, с помощью которого любой отпечаток может быть опознан в течение трех минут.
Персонал ФБР официально насчитывает пятнадцать тысяч человек, а многие специалисты бюро — крупные ученые. Эта организация располагает такой библиотекой, как ни одна научная организация в мире. Лаборатории ФБР и его радиоцентр наверняка ввергнут в изумление самых придирчивых экспертов.
ФБР, которому только в 1939 году было поручено заниматься контрразведкой, может сейчас действовать решительно и быстро. В качестве доказательства приведу следующий пример. Когда США вступили во Вторую мировую войну, в течение сорока восьми часов было арестовано 1771 человек, подозреваемых в работе на немецкую разведку, а двенадцать тысяч лиц немецкой национальности задержано для предварительной проверки.
Зорге пристально уставился на Одзаки. Висевшее в комнате облако табачного дыма окутывало плотную фигуру его собеседника. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь занавеску красного цвета, отбрасывали причудливые блики на лицо Одзаки.
— Итак, вы мне не доверяете, — медленно произнес Зорге, и в его словах прозвучала угроза.
— Да, — не стал лукавить Одзаки, — так как вы не новичок в этих делах, господин Зорге.
— А вы?
— Я лишь агент, — откровенно признался Одзаки, — вечный советник. Мне не дано ставить задачи и нести тяжелый груз ответственности, как вам. Я в общем-то маленький человек. А вы начальник. От вас ждут конкретных результатов, решения поставленных перед вами важных задач. А вы распыляете свои силы, занимаетесь не тем, что от вас требует Центр.
— Вы что, хотите сказать, — резко спросил Зорге, — что я веду двойную игру?
— Отнюдь, — быстро возразил Одзаки. — Вы остались верны себе и идее, которой служите. И если сказать совсем точно, вы больше человек чести, чем любой из служащих Гитлеру и нацистам сановников, которые ни минуты не будут колебаться, если придется изменить руководителям фашистской империи и их мировоззрению. По сравнению с этими субъектами вы — заслуживающий всяческого уважения борец за идею. Вы говорите, что думаете, пишете правду, делаете, что вам нравится. Вы последний индивидуалист.
— Ладно, но почему вы мне не доверяете?
— Как раз потому, что вы страстный индивидуалист и тайный идеалист. Работать только на Советский Союз вам мало.
— Обеспечить интересы Москвы — моя главная задача.
— Возможно. Но не главная сила, которая движет вами. Впрочем, прекратим наш разговор: ни к чему хорошему он не приведет.
— Поезжайте-ка вы, если это доставит вам удовольствие, в ваше любимое кабаре, — насмешливо предложил Зорге. — Оно, конечно, посредственное заведение, но вы там сумеете развеселиться.
— Вы попали в точку, — иронически парировал Одзаки.
— Вы напрасно иронизируете. Это доказательство, что я хорошо изучил вас.
— А я вас, господин Зорге, — откликнулся Одзаки и решительно продолжил: — Но шутки в сторону: мне совершенно ясно, что мотор, который движет вами, — это безответная любовь к Германии.
Изборожденное морщинами лицо резидента исказилось страшной гримасой: Зорге безуспешно пытался изобразить едкую насмешку. Он изо всех сил сжал пальцы правой руки, сунул кулак под стол и стиснул зубы так, что острая боль пронзила подбородок.
Но через минуту Зорге взял себя в руки и выдавил:
— Дурная шутка.
Одзаки повел широкими плечами и сказал:
— Сожалею.