Склонившись вперед, собеседники сидели несколько секунд молча, уставившись друг на друга.
— Заходит ли ваше недоверие ко мне так далеко, — прервал молчание Зорге, — что вы откажетесь в дальнейшем поставлять мне необходимые материалы?
— Нет, конечно, — успокоил Одзаки. — Я убежден, все важнейшие материалы вы передадите в Центр. Беспокоит лишь мысль о том, что часть моих сведений вы доведете до сведения немецкого посла. Ведь вам нужно укрепить свои позиции и крепче привязать его к себе.
— Если такое случится, то вовсе не потому, что я хочу помочь победе Германии, а для того, чтобы способствовать быстрейшему прекращению кровопролития. Поймите, я отнюдь не желаю помочь Третьему рейху, господин Одзаки. Ни в коем случае.
— Видно, вы очень убеждены в этом, господин Зорге.
— За это я ручаюсь всей своей жизнью. Вы видите, господин Одзаки, я жил, боролся и проливая кровь за Германию. Но от этой Германии я получил в благодарность пинок под зад. Веймарская республика заставила меня голодать и вести бродячий образ жизни. И я познакомился с народом, который безмерно гордился своими великими глупостями и был готов вновь повторить их. Затем пришли нацисты. И что же? Они убили моих лучших друзей, замучили родных. А сейчас те же нацисты подкупили последнего порядочного немца, которого я уважая и любил, и превратили его из честного солдата в великогерманское пугало и продажного посла. Вот так потерял я все, чем дорожил: отечество, семью, друзей — и самого себя. А что осталось?
— Что осталось у вас, господин Зорге?
— Скажу откровенно: остался Советский Союз. Отечество всех трудящихся.
Одзаки ближе придвинул голову.
— А если вы разочаруетесь? — тихо спросил он.
— Этого никогда не будет, — ответил Зорге, но его голос прозвучал неуверенно, и он повторил: — Этого никогда не сможет быть.
Помолчав немного, Рихард вдруг громко крикнул:
— Это просто немыслимо!
Одзаки бросил на Зорге вопросительный взгляд. Он вдруг куда-то заспешил и быстро поднялся:
— Я должен идти, у меня совсем не осталось времени.
— Да валяйте хоть к черту, — проворчал Зорге.
Одзаки едва заметно улыбнулся.
— Надеюсь, вместе с вами, — парировал он. Затем японец протянул Зорге короткую мясистую руку: — Следующие приложения вы получите через Мияги. Всего доброго.
Они пожали друг другу руки. Одзаки немного помедлил, но затем повернулся и двинулся к двери. У выхода он остановился и сказал:
— В конце концов мы всегда останемся одинокими. В мире не существует сообщества, которое является навеки прочным. Мы вечные одиночки. Наша величайшая мудрость — преждевременный уход в небытие.
Одзаки ушел. Зорге долго не отводил взгляд от двери, которая закрылась за коренастым, неуклюжим Ходзуми. В ушах Рихарда все еще звучал хрипловатый и в то же время певуче-тонкий голос Одзаки, заполнявший отдельный кабинет ресторана, выразительный, странно монотонный, всюду проникающий голос. Этого человека нельзя было не любить. С ним можно было не согласиться, но нельзя было не уважать.
Все еще не отводя глаз от двери, Зорге нащупал стоявшую на столе бутылку виски. Но она оказалась пустой. Он беспомощно огляделся вокруг. Окружавшее его помещение было светлым и чистым. В нем не хотелось ни пьянствовать, ни предаваться размышлениям.
Рихард покинул «Райнгольд» и поплелся по Гинзе. Он разглядывал встречавшихся людей. Белые, коричневые и желтые лица. В них голод, спешка, жадность и то усталое равнодушие, которое характерно для последней стадии разочарования. И только изредка виднелись лица, которые отражали радостные отблески счастья.
Зорге с горечью констатировал: здесь, на шумной Гинзе, в центре дешевых удовольствий, ему почему-то приходят на память его беззаботные детские и юношеские радости, которые он пережил в берлинском районе Ланквиц. Игры в чистеньких скверах с весело хихикающими соседскими сорванцами, развлечения на Руммельплац под разудалые мелодии духового оркестра, дикие пляски в небе воздушных шаров и катанье до головокружения на карусели, воскресные прогулки по лесу в поначалу чистеньком бело-голубом матросском костюмчике, который к вечеру становился похожим на спецовку угольщика. Довольный отец, счастливая мать, любимый брат, добрые друзья, веселые девочки — все это исчезло с ужасной Первой мировой войной и не возродилось в промежутке до второго вселенского побоища.
Зорге остро ощутил потребность выпить что-нибудь покрепче, чтобы забыть все это. И ему мучительно захотелось сотворить что-нибудь такое, что отвлекло бы его от мысли о выпивке. Он остановил такси и приказал отвезти его в немецкое посольство.
Там Зорге пошел к Майзингеру. У атташе по вопросам полиции его всегда хорошо принимали. Живой, энергичный Майзингер постоянно искал возможность пообщаться с внимательно слушающим собеседником, соратником, единомышленником и товарищем по оружию. Но особенно привлекали его опытные партнеры по игре в покер, а Зорге был именно таким. С ними атташе готов был встретиться в любой момент, не считаясь с занятостью по службе, временем и самочувствием. Каждую пятницу у Майзингера собирались самые отъявленные любители азартной игры, и среди них был милый товарищ по партии Рихард Зорге.
Майзингер приветствовал его с шумной сердечностью:
— Рад вас видеть, доктор! Вы пришли в самый раз. Я только что приготовился снять штаны с кое-кого, но они противятся, наверно, из чувства стыдливости, потому что они уже наложили в них со страха.
Зорге попытался сориентироваться в сильно заполненном табачным дымом помещении. На круглом столе под висячей лампой стояли стаканы, бутылки и наполненные водой пепельницы. Вокруг стола сидели поклонники покера. Их было полдюжины. Они оживленно переговаривались и умолкали на пару минут, когда сдавались карты.
Майзингер уже сильно набрался. Его гладко выбритое, с крупными чертами лицо, иссеченное мелкими морщинами, сильно покраснело. Хорошо поставленный командирский голос был прекрасно слышен во всех углах комнаты. Полковник снова крупно выигрывал: он был силен в покере.
Зорге подвинул стул и сел, втиснувшись между двумя игроками. Они охотно поделились местом, не ожидая приказного кивка Майзингера.
Поначалу Рихарду не везло. Он дважды спасовал: шла отвратительная карта. В третий раз удача улыбнулась ему. Ставки росли, участники один за другим отказывались от игры. Наконец остались только Зорге и Майзингер.
Хозяин вновь увеличил ставку:
— Еще сотня — и конец.
— Ладно, — согласился Зорге, — открывайте карты.
У Майзингера оказались три дамы и валет, а у Зорге четыре короля. Рихард выиграл.
Полковник вздрогнул:
— Проклятье! — невольно вырвалось у него, и он раздражительно взглянул на большую кучу банкнотов.
— Ставлю весь этот выигрыш против книжки талонов на бензин, — предложил Зорге.
— Принимаю! — не медля ни секунды крикнул Майзингер, быстро подвинув банкноты поближе к себе. Он нисколько не задумался над тем, что своим поведением демонстрирует перед полудюжиной свидетелей явную жадность к деньгам.
Игра пошла дальше. Но Зорге, казалось, потерял к ней всякий интерес. Это вполне устраивало Майзингера: участие в ней такого везунчика, как Рихард, нервировало полковника. Он терпел материальный ущерб, ибо деньги партнеров по покеру текли мимо его кармана к другому виртуозу этой азартной игры.
Торговец оружием Вимзер, прибывший в Токио из Бохума, проиграв разумную сумму, решил сойти с картежной дистанции. Майзингер выразил свое недовольство. Вимзер заупрямился. На сей раз полковник гневно затряс головой, но на богатого купца это опять не подействовало.
— Ладно, пойдем до горького конца! — весело воскликнул Майзингер, вытащил из кармана пистолет, положил его рядом с собой на стол и с победоносным видом посмотрел по сторонам.
— Итак! — вскричал угрожающе Майзингер и сдая карты.
Зорге немедля воспользовался благоприятным мгновением. Он со скучающим видом продолжая сидеть за столом и даже принял протянутые ему карты. Они не сулили ничего хорошего. Но Рихард решил сразу после того, как атташе вызывающе вытащил свой пистолет, что он, Зорге, должен наказать этого зарвавшегося нациста.
Чтобы не вовлекать других партнеров в свою затею, Зорге утроил ставку. Глаза у Майзингера загорелись. Дрожа от азарта, он принял вызов. Четверо других партнеров, как Рихард и ожидая, спасовали. Он прикупил три новые карты и удвоил банк. Майзингер ответил тем же и тоже попросил пару карт. Оставшиеся два игрока тоже сдались.
Зорге насмешливо подмигнул Майзингеру. Он в четыре раза увеличил свою ставку и положил рядом с собой свой бумажник, который распирала толстая пачка банкнотов.
Теперь Майзингер заколебался. Его кустистые брови сошлись. Он сделал быстрое движение рукой и задел за пистолет. Раздался легкий скрежет: ствол на несколько сантиметров передвинулся по столешнице.
— Кажется, иссяк золотой запас? — дружелюбно, но с иронической ноткой в голосе спросил Зорге.
— Ни в коем случае! — вскричал Майзингер, и его лицо заблестело, как будто его смазали растительным маслом. Он дернулся, словно от удара электрического тока, и быстро бросил комок денежных знаков, которые наскреб во всех карманах, на кучу денег, лежавшую посередине стола. — Вот, — взволнованно продолжил полковник, — а теперь остается только снять штаны!
Зорге медленно, одну за другой, раскрыл свои карты. Присутствующие, затаив дыхание, склонились над столом. Расклад у Рихарда оказался не особенно удачным.
Но у Майзингера он оказался еще хуже. От огорчения он грохнул изо всех сил по столу.
— Проклятое дерьмо! — громко вырвалось у него. Однако Майзингер сразу же взял себя в руки и, развязно указав на кучу денег, спросил: — А это мы тоже засчитаем?
— А почему бы нет? — протянул Зорге.
Кто-то из присутствующих негромко рассмеялся.
Майзингер бросил на него уничтожающий взгляд. Тот мгновенно замолк и закашлялся.
— Чтобы ни одна стерва не подумала ничего плохого, — угрожающе заявил Майзингер. — Здесь не посольство, а моя частная квартира. Ясно?