Даже адмирал признал с удивлением и восхищением:
— Этот парень знает чрезвычайно много!
А посол перестал волноваться в ожидании очередной некрасивой выходки Зорге и стал дышать спокойнее. И совместная работа с другом, как и в былые времена, снова доставляла ему удовольствие, принося, как он думал, пользу им обоим. Казалось, они начали жить как прежде.
Зорге избегал высказывать Отту какие-либо обвинения и делать замечания, касающиеся не только их личных отношений, но и проблем высокой политики. Хотя это и стоило ему громадных усилий, он всегда держал себя в руках, помня: прежде всего интересы дела. Когда Рихарду становилось невыносимо, он уединялся, крепко пил и, ведя наедине беседы с бутылкой виски, нередко набирался до чертиков.
— Этот Зорге, — как-то задумчиво и не без удовольствия произнес посол, — кажется, наконец-то нашел себя.
Рихард действительно нашел себя, произведя, так сказать, свою внутреннюю инвентаризацию и освободясь от всего, что угнетало его долгие годы. Теперь у него не было ни родины, ни друзей, ни любви. У него осталась одна только Россия и ничего другого.
Это последнее решение глубоко запало ему в душу. Сидел ли он за рулем автомашины, держал ли в руках бутылку водки или лежал в постели, не смыкая глаз из-за мучительных болей, он всегда говорил себе: его решение должно сказаться и на войне. Он, и никто другой, обязан внести в эту бойню решающую лепту.
Эта мысль засела в голове Рихарда, полностью овладела им, стала направлять все его действия. Он работая до изнеможения. Лишь однажды нервы его сдали.
После длительных переговоров с представителями деловых кругов, которые затягивали принятие решения и вели пустую болтовню, Зорге прорычал:
— Если и найдется человек, который сбросит Гитлера, то им буду я.
Присутствовавшие восприняли это как ничего не значивший выпад оригинально мыслящего журналиста или как шутку подвыпившего корреспондента, желавшего повыпендриваться. Никому не пришла в голову мысль, что Зорге сказал это вполне серьезно. Для них он был и оставался любителем грубых шуток, циничным буяном и задирой, человеком с тяжелым характером, но отличным консультантом и экспертом по всем дальневосточным проблемам.
Гестаповец Майзингер сказал:
— Зорге — самый лучший и надежный национал-социалист во всей округе. Он — прирожденный старый боец, у которого революция в крови.
Все, кто хотел, услышали сказанное им. Здорово нализавшись, он попытался даже прикрепить свой почетный золотой партийный значок на грудь Зорге. Но тот отказался от такой чести и заявил:
— Мне надо срочно в туалет.
Сотрудников своей резидентуры Зорге подстегивая неумолимо. Впервые он перестал придавать серьезное значение дополнительным мерам безопасности. Места встреч он по-прежнему постоянно менял, но не избегая их, если в случае необходимости Вукелич или Клаузен встречались сразу с двумя-тремя агентами.
Макс попытался сделать ему серьезное замечание.
— Я уже ко многому привык, но то, что ты делаешь в последнее время, доктор, граничит с самоубийством. Не устал ли ты от жизни?
— Я отвечаю за то, что делаю, — резко возразил Зорге.
Клаузен пожал плечами и отошел, ворча про себя:
— Долго так продолжаться не может.
— Вообще-то долго ничего длиться и не будет, — ответил Зорге. — Сейчас бросаются последние игральные кости. Когда состоится игра, наша задача будет выполнена.
— Действительно, доктор? — спросил с надеждой Клаузен.
— Да, тогда ты сможешь делать что хочешь.
Зорге был твердо настроен делать больше, чем только докладывать об обстановке. Он хотел вмешиваться в политические акции, оказывать на них влияние, используя свои связи с двумя правительствами — германским и японским. Он хотел быть не только зрителем, но и действующим лицом трагедии, которая игралась на мировой сцене.
А обстановка возникла сложная: вскоре после заключения германо-советского пакта о ненападении началась война. Что будет происходить в Японии? Удастся ли преодолеть японское разочарование, вызванное в свое время немецко-русским пактом? Вступит ли островная держава в войну на стороне Германии? Ведь в этом случае находящаяся в тяжелом положении Россия, его Россия, окажется взятой в опасные клещи. Или же удастся направить экспансию Японии в другом направлении, а может быть, и добиться ее нейтралитета?
Это оказалось бы тяжелым ударом для нацистов и в то же время обеспечило бы прикрытие тыла Советов. А это могло бы решительно повлиять на исход войны не в пользу Гитлера. Если бы это ему, Зорге, удалось, Гитлера можно было бы считать конченым человеком. Тогда журналист из Токио окажется в состоянии подготовить диктатору в Берлине бесславный и позорный конец.
Зорге задействовал все свои связи и контакты, использовав последние финансовые резервы. Через доверенное лицо он затребовал деньги в советском посольстве и получил их после обмена многочисленными радиограммами, когда Москва дала в порядке исключения свое добро.
— Привлекайте к агентурной деятельности кого сможете, — сказал он Мияги, принесшему ему новые документы. — Платите больше. За особо ценную информацию выдавайте премию. Используйте резервных агентов. Попробуйте снова подключить законсервированных агентов, вроде того капрала.
— Это будет непросто, — ответил Мияги и закашлялся. — Добровольно...
— Принуждайте, если по-хорошему не получается. Это очень важно, Мияги. Мне нужны любые сведения.
— Постараюсь попробовать, — послушно обещал тот и вновь сильно закашлял. Лицо его стало серожелтым, а глаза лихорадочно блестели.
Зорге схватил Мияги за руку. Она была горячей и мокрой от пота. Рихард подумал: «Он смертельно болен, наш Мияги. Туберкулез сжирает его. Пока еще он держится, а если бы обратился к врачам, то давно был бы уже мертвецом». А потом сказал:
— Еще несколько недель, Мияги. Мы уже у цели. Но до этого надо выдержать. Сейчас мне нужно больше информации, чем за несколько прошедших лет. И вы должны ее добыть, Мияги. Несмотря ни на что.
— Сделаю все, что в моих силах, — еще раз пообещал Мияги.
Зорге отбросил гнетущие мысли, легонько похлопал помощника по плечу и бодро воскликнул:
— Выше голову, дружище! Самое трудное скоро останется позади. Тогда мы сделаем длительный перерыв, и вы уедете туда, где климат для вас более подходящий. Вы отдохнете и поправитесь. Проживете в этих райских краях столько, сколько потребуется для полного выздоровления.
Мияги улыбнулся. В его улыбке смешались далекая радость за будущее и болезненная безнадежность настоящего.
— Здесь, — проговорил он и передал Зорге кипу документов, которые достал из сумки, — сведения о ходе мобилизации японских вооруженных сил.
Зорге взял их и перелистал.
— Хорошо. Это очень важно. Стало быть, около миллиона человек. Для начальной стадии неплохо. А теперь мне нужно знать, куда пошлют этих солдат. Для вас, Мияги, на ближайшие дни это будет задачей номер один.
— Пока ясно, — сказал Мияги, пытаясь определить, что имел в виду резидент, — что лишь небольшая часть отмобилизованных войск будет отправлена в Маньчжурию.
— Это хорошо, даже очень хорошо, — отреагировал Зорге. — И показательно. Браво, Мияги! Вы многому научились, дружище! Но исходя только из предположений, я не могу сделать точный вывод. Мне нужны конкретные цифры и данные. Мне надо знать определенно, насколько увеличится численность войск в Маньчжурии.
Про себя же подумал: «Усиление войск в Маньчжурии означало бы подготовку нападения японцев на Россию».
— Теперь я понимаю, — кивнул Мияги.
— Но если отмобилизованные части не отправляются в Маньчжурию, где же они тогда? Это — следующий пункт, который вы должны прояснить, Мияги.
Тот еще раз кивнул:
— Понадобятся ли данные о запасах бензина в Японии?
Зорге посмотрел на него удивленно:
— Почему вы об этом спрашиваете? Само собой разумеется, что такие данные мне тоже нужны.
— Я подумал, — попытался объяснить свою мысль Мияги, — когда мы теперь концентрируемся на главном вопросе, это удвоит объем нашей работы...
— Приносите ваши данные о бензине. Это всегда интересно.
Зорге не посчитал необходимым даже намекнуть Мияги, что ему удалось достать довольно полные сведения по этому вопросу. А получил он их в немецком посольстве из двух источников. Тем не менее данные эти было бы неплохо перепроверить через агентов Мияги. Тогда он был бы в них абсолютно уверен. К тому же, как опытный разведчик, он никогда не упускал возможность проверить, и не один раз, надежность самих источников.
Он попрощался с Мияги, отпустив несколько шуток. На этот раз они дались ему нелегко, так как японец выглядел как труп из больничного морга. «Вот и он оказался меченым», — подумал с горечью Рихард и долго смотрел ему вслед.
Зорге сопоставлял данные последних недель. Двадцать второе июня — начало войны с Россией. Японские сухопутные войска должны были вступить в дело через восемь—десять недель. Военно-морской флот, кажется, был намерен воздержаться от операций против России. В то же время японский министр иностранных дел заверяет немецкого посла в том, что Япония не отказывается выступить на стороне Германии.
Первые оценки, обещания и планы переданы шифрограммами в Москву. И вот прошло несколько недель, в течение которых не произошло ничего существенного, если не считать вторжения японцев во французский Индокитай. Как и прежде, японское правительство заверяет правительство великогерманского рейха через немецкое посольство в Токио о своей готовности к совместным действиям, взаимной заинтересованности и симпатиях, как братьев по оружию, вежливо и с горячностью, не предпринимая, однако, ничего конкретного.
Так они и перебрасываются мячами: немецкий посол — японскому министру иностранных дел, военные атташе — своим генеральным штабам, армии — своим правительствам. Зорге чувствует себя участником игры, полагая, что сможет перехватить эти мячи и бросить их далее по своему усмотрению...