Зорге встретил Одзаки на горячих источниках Атамо. Они встретились как бы случайно во время купания. Нагие, как и все остальные, они посидели некоторое время рядом, наслаждаясь благотворным воздействием целебной воды на организм.
Затем улеглись на разостланные коврики и вытерлись досуха.
Одзаки подпер руками голову и со скучающим видом осмотрелся. На лужайке было полно людей обоего пола. Выбранное ими место находилось несколько в стороне от других. Маленькие глазки Ходзуми зорко ощупали округу. Все было спокойно. Если они будут говорить негромко, их никто не услышит.
— Ну и что? — спросил Зорге с нетерпением.
— Кажется, вы правы, — ответил Одзаки. — Японское правительство не очень-то верит в начальные успехи немцев.
— Вот видите! Понемногу японцы становятся для меня все более симпатичными. Выходит, у вас выступают не только твердолобые.
— К сожалению, — сказал Ходзуми с едва заметной иронией, — должен вас немного разочаровать, господин Зорге. Дело не только в политических взглядах, но и в недостатке материалов.
— Нехватка горючего?
— И это наряду с другим, — ответил Одзаки. — Правительство намерено спокойно разобраться в обстановке. А поскольку «Песня о нибелунгах»[28] у нас почти совсем неизвестна, вряд ли можно полагать, что Япония будет проливать кровь за интересы Германии. — Чуть помолчав, он добавил: — Если и прольет, то не за Германию.
— Стало быть, вы уверены, господин Одзаки, что в настоящее время Япония не нападет на Россию?
— В настоящее время нет. Я в этом абсолютно уверен.
— А когда же, по вашему мнению? Еще в этом году?
— Нет, в этом году навряд ли.
Зорге закрыл глаза. Это была очень важная информация. Следовательно, у России тыл в ближайшее время не подвергнется нападению.
— Можно ли вообще рассчитывать на нейтралитет Японии по отношению к России?
Одзаки потянулся на коврике и еще раз внимательно осмотрелся. Ничего подозрительного он не заметил, и его ответ прозвучал спокойно:
— В результате нападения на Советский Союз Гитлер автоматически ввязался в ужасную по масштабам войну, которая может привести к гибели великогерманского рейха...
— Пожалуйста, не философствуйте, господин Одзаки, — перебил Зорге. — Мне нужны факты.
— Я как раз к этому и перехожу, — ответил японец без всякой обиды. — Россия, несомненно, самый крупный противник Японии на Дальнем Востоке, но не единственный. И эта Россия втянута в войну без компромиссов. Германия в случае победы уничтожит Советский Союз, никакой другой возможности не существует. Так к чему Японии принимать участие в работе, которую должен выполнить кто-то другой? У нее есть и свои дела, которые требуют решения и которые никто другой за нее вершить не будет.
— Таким образом, нейтралитет по отношению к России и удар в южном направлении?
— По всему так оно и есть, — осторожно сказал Одзаки.
— А переговоры Японии с Америкой?
Одзаки пожал плечами и ответил:
— Что это за переговоры?! За ними могут скрываться некие маклерские сделки, в том числе и нечистые. Но это может быть и отвлекающий маневр.
— Думаете ли вы всерьез, господин Одзаки, что Япония решится когда-нибудь напасть на Америку? Это было бы безумием!
— Разве Гитлер не напал на Россию? В мире много безумия.
Зорге немного приподнялся и подвел черту:
— Хорошо. Дополните вашу теорию несколькими конкретными фактами, и я передам это дальше. Если сказанное вами соответствует действительности, это значит, что самое ответственное решение в войне уже принято. И карты, как говорится, раскрыты. Стрелки уже не могут быть переведены, а скорый поезд мировой истории на всей скорости летит по рельсам.
— Подождите еще дня два-три, скажем, до пятнадцатого октября, и у вас будет полная уверенность.
— Тогда, Одзаки, — торжественно произнес Зорге, — можно считать, что мы выполнили главную задачу в своей жизни.
Рихард Зорге стал постепенно разбираться в сложившейся обстановке. Агенты Мияги доставляли сведения, которые он складывая в единую мозаичную картину. Бранко Вукелич обрабатывая представителей союзнической прессы, с которыми был хорошо знаком.
Зорге черпая информацию в немецком посольстве. Там у него было много источников. Одзаки был вхож в самые высокие правительственные круги и располагая контактами даже в императорском дворце. Его сообщения были краткими, но очень важными. Макс Клаузен едва управлялся с возросшим в несколько раз объемом шифрограмм.
Зорге начал прибегать к наркотическим средствам, чтобы подстегнуть себя, и работал на износ. Острая боль в затылке, переходящая порою в лобную часть, почти непрерывно мучила его. Голос звучал хрипло, напоминая в состоянии алкогольного опьянения вой волка. Руки стали сильно дрожать. Он выставил Митико из дому, предварительно снабдив ее крупной суммой денег и заплатив за ее мать. Рихард нанес визит в полицию и взял вину за длительное пребывание Митико в его доме на себя. Когда его заверили, что девушку не подвергнут наказанию за то, что она жила в свободном браке с иностранцем, он успокоился. Никто, даже Митико, не мог догадываться, что он пошел при этом на самую большую жертву, на которую был только способен.
— Я ухожу, — сказала Митико, — так как я тебе не нужна.
— Мне никто не нужен, — возразил он грубо. — В моей жизни мне никто никогда не был нужен.
Когда она ушла, он долго сидел неподвижно перед ложем, на котором часто спал вместе с нею. Ему казалось, что он видит перед собой ее полненькую фигурку и стоило только протянуть руку, чтобы ощутить ее теплое тело. Однако рука хватала лишь пустоту.
Так прошло несколько часов. Он сидел неподвижно до самой ночи, не зажигая свеч, огонь которых она так любила. Несколько раз поднимал голову, прислушиваясь, но все было тихо. Тогда он взялся за бутылку. Напившись, Рихард стал говорить с Митико:
— Я тебя не любил, да я сейчас и не знаю, что такое любовь: она приносит лишь страдания. Когда-то я любил свою родину, но она плюнула мне в лицо. Я любил свою жену, но и эта любовь принесла мне только муки. Любил я и Мартину, но она дала мне понять, сколько во мне грязи. Так вот, чтобы в меня опять не плюнули, не мучили и не указывали на мою грязь, я не хочу знать, что такое любовь. Я никого больше не люблю, слышишь ли ты? Никого больше! Ни посла, ни Зиберта, ни даже тебя, Митико.
Уставившись в темноту, измученный болью и одурманенный алкоголем, он произнес:
— Я люблю только то, что осталось любить отовсюду изгнанному человеку. Поэтому: «Да здравствует Советский Союз!»
Неспокойным сном Зорге забылся, лишь когда забрезжил рассвет, упав со стула на кровать. Когда поднялось солнце, бледное и не излучающее тепло, лучи его осветили мокрое от слез лицо Рихарда.
Проснулся он поздно и стал массировать со стоном лицо. На несколько секунд ему показалось, что у него повреждена поясница.
Сразу же взявшись за работу, он стал ждать заключительную информацию от Одзаки. Но у него не хватило терпения, и он отправился в посольство. Останавливая кого-нибудь в коридоре или просовывая голову в дверь одной из комнат, он произносил несколько грубых слов и исчезая столь же неожиданно, как и появлялся. Никто, однако, этому не удивлялся: все привыкли к странноватым шуткам корреспондента.
Затем Зорге направился в сад, где Эльга с садовниками занималась осенними работами. Она, опустившись на колени, поправляла цветы и не услышала, как он подошел.
Встав за ее спиной, Зорге долго молча смотрел на нее. Потом проговорил:
— Мне жалко вас, Эльга!
Супруга посла удивленно взглянула на него:
— Работа доставляет мне радость.
— Мне жаль видеть вас, Эльга, — настойчиво повторил Зорге, — в этом грязном мире.
Она покачала головой, ее седые волосы отсвечивали в скупых лучах вечернего солнца. Посмотрев с улыбкой на Зорге снизу вверх, она сказала:
— Не все так плохо, как вам кажется, Рихард.
— Да нет, все гораздо хуже, чем я даже опасался, Эльга.
— Почему же тогда вы ничего не делаете, чтобы воспротивиться этому? Начните хотя бы с себя!
— Я сделал гораздо больше, чем любой из ваших сотрудников, больше, чем посол, чтобы изменить этот мир. Когда-нибудь это будет отмечено. Но никто из вас меня не поймет, даже вы, Эльга.
Произнеся эти слова, он ушел. Она посмотрела с удивлением ему вслед и прошептала:
— Он очень болен, — и сразу же встала с колен, так как работать дальше уже не могла.
Рихард Зорге наведался к Шварцам. Он вошел в столовую, где генеральный представитель обедал вместе с женою, не дожидаясь, пока слуга о нем доложит.
Шварц попытался пошутить:
— Вы наверняка не ко мне.
Рогоносец старался не придавать значения легкомысленным выходкам своей жены, разрешая ей веселиться и получать удовольствие, в особенности в том, в чем он из-за своей физической слабости не мог ее удовлетворить. Но он все-таки хотел, чтобы соблюдались элементарные формы приличия.
— А вы, видимо, не ко мне, господин Зорге? — спросила Мартина с иронией.
Зорге, не дожидаясь приглашения, присел к столу и принялся разглядывать без тени смущения Мартину. При этом он подпер руками подбородок и вызывающе наклонился вперед.
— Не отобедаете ли вы с нами? — нервно спросил Шварц.
— В этом доме гостеприимство мне было оказано на высшем уровне, — ответил Зорге и добавил: — Во всех отношениях.
— Что вам угодно? — холодно спросила Мартина.
— Хотел увидеть тебя, — проговорил Зорге.
Генеральный представитель встал и промямлил:
— Если я мешаю, то лучше...
— Останьтесь! — рыкнул Рихард. — Вы никогда не мешали.
Шварц, немного растерявшись и не зная, как ему поступить, снова сел.
— Я хотел видеть тебя, — повторил Зорге.
— Хорошо, — недовольно сказала Мартина. — Ты меня увидел. А что дальше?
— Может быть, мне все-таки... — опять начал Шварц.
Зорге силой усадил рогоносца назад. Тот беспомощно и в то же время с яростью посмотрел на него сквозь очки. Он разволновался, грудь его заходила ходуном, а живот колыхался.