Друзья Рихарда в это время пытались воздействовать на высокие инстанции, которым следователь доложил о своем заключенном. Никто в Токио из числа тех, кто близко знал Зорге, не хотел верить, что доктор мог иметь что-нибудь общее со шпионажем. В немецком клубе коммерсант из Штеттина при всеобщем одобрении утверждая:
— Это исключено, ни один шпион не мог бы пить столько, как Зорге, ничем себя при этом не выдав.
Эльга тоже верила в Рихарда и посылала ему в тюрьму одеяла, фрукты и книги, на одной из которых написала: «Дорогому другу в знак верности — Эльга». Немецкий посол, собрав всех сотрудников, горько посетовал на шпиономанию японцев, жертвой которой стал его друг Зорге.
Самым рьяным защитником «безвинной жертвы» был не кто другой, как гестаповец Майзингер. Тем, кто «распуская язык», он угрожая концентрационным лагерем. Враг коммунистов, любитель покера, Майзингер сделал заявление, в котором убедительно доказывал, что Зорге никак не мог быть шпионом.
Посол, заслуживающий уважения офицер, и Майзингер, бывший без зазрения совести кровавой собакой, вдруг оказались в одной лодке. Некоторые военные атташе, встретившиеся с Оттом, ставили вопрос: не требует ли создавшееся положение его ухода в отставку? Но посол, веривший в Зорге, считая себя невиновным. Японское правительство сообщило ему по неофициальным каналам, что будет сожалеть, если он сложит с себя свои полномочия.
Меж тем Зорге решил разыграть новую шахматную партию. Придя после упорного пятимесячного молчания к выводу, что больше отпираться не имеет смысла, поскольку его товарищи подробно рассказали обо всем, что им было известно, он сообщил следователю о своей готовности сделать заявление.
— Но при одном условии, господин следователь.
— Выдвигайте его.
— Все материалы, которые я вам передам, должны рассматриваться как секретные документы государственного значения.
— Как это следует понимать?
— Они в течение определенного времени не должны передаваться в нижестоящие службы. И вы должны обещать мне, что доложите о них только непосредственным начальникам или членам кабинета министров.
Сова растерялся, но затем нашелся:
— Позвольте! Мы собираем здесь не документы государственной важности, а лишь материалы для судебного процесса.
— Не горячитесь, господин следователь, не горячитесь. Я сказал: «В течение определенного периода времени». Тем самым я хотел подчеркнуть, что вы сможете воспользоваться этими материалами по своему усмотрению, но несколько позже, когда будете иметь полное представление по данному вопросу. Уверен, что вы сможете оказать своей стране большую услугу, если будете действовать правильно.
— Не хотите ли вы сказать, что процесс по вашему делу может нанести Японии определенный урон?
— Вы правильно поняли, господин следователь.
Следователь откинулся на спинку стула и задумался. Прошло довольно много времени. Зорге терпеливо ожидая, будучи совершенно уверен, что Сова клюнет. Не напрасно же он прощупывая этого чиновника в течение долгих пяти месяцев.
— Хочу сделать вам следующее предложение, господин следователь. Перечислите мне все вопросы, которые вас особенно интересуют. На их основании я напишу подробное признание с дополнительными объяснениями методов шпионской работы, которые мною при этом применялись. На все это мне потребуется около трех недель. Повторяю, когда я закончу свое изложение, с ним следует познакомить только ваших непосредственных начальников и членов кабинета министров. Если все вы посчитаете после этого, что процесс должен все-таки состояться, то это уж на ваше усмотрение.
— Согласен, — ответил Сова.
И Зорге начал писать, получив стопку бумаги и пишущую машинку. Он полностью сконцентрировался на этой работе: ведь речь шла не только о его признании. Он предпринимая последнюю попытку переиграть Японию и спасти свою голову.
За месяцы нахождения в заключении Зорге стал новым, совершенно другим человеком, хотя в корне и не изменился. Кровь его освободилась от алкоголя, голова перестала болеть и снова четко работала. Каждый день он усиленно занимался физическими упражнениями, тренируя свое тело.
Зорге завершил то, чем до сих пор занимался, достигнув вершины своих успехов. А то, что он после этого был арестован, никакого значения уже не имело. Все осталось в далеком прошлом — отечество, которое вышвырнуло его вон, и друзья, чьим доверием ему пришлось злоупотребить. У него оставалось лишь одно — его новая родина, Советский Союз.
При слабом солнечном освещении, проникавшем сквозь окно камеры, он вытянул руки. Они уже не дрожали. И он поклялся сам себе: «Больше в своей жизни алкоголь я употреблять не буду». Он был твердо убежден, что сможет сдержать свое слово. Потребность выкурить сигарету, однако, не проходила.
Когда Зорге завершил свои объемистые заметки, он передал их следователю. Тот сразу же принялся просматривать рукопись. Рихард снисходительно смотрел на него. Возбуждение следователя превзошло даже его ожидания. Дыхание Совы участилось, время от времени он поднимал глаза, смотря на Зорге с недоверием, но тот лишь улыбался.
Рихард произнес не без гордости:
— Да, так именно и было, когда я передавал радиограммы, в движение приходили миллионы.
— И все это соответствует действительности? — спросил в заключение следователь. Материал, который он просмотрел, был потрясающим.
— Абсолютно точно, — ответил Зорге с удовлетворением.
— Вы знали Мануильского? Вы бывали в Кремле! Вы — офицер Красной Армии?
Зорге прислонился к стене, сложив руки на груди. Он наслаждался своим триумфом.
— Великий Мануильский привлек меня к этой деятельности. Он был моим другом и рассказывал те же анекдоты и шутки, которые рассказывал Ленину. Я хорошо знаю Кремль. Многие мои сообщения докладывались Сталину. Некоторые указания я получал от него непосредственно. Мое воинское звание — полковник Красной Армии.
На лбу следователя выступил пот. Он был потрясен и в то же время чувствовал глубокое удовлетворение. Ему удалось разоблачить такого крупного советского разведчика. Материал, который оказался в руках у следователя, просто фантастический. Сформулировать с ходу свою позицию Сова был не в состоянии.
Не теряя времени, Зорге постарался направить ход мыслей следователя в нужном направлении. Вообще-то он сознательно преувеличил свое значение и роль, которую играя в действительности. И ему поверили. Судя по его высказываниям, он был одним из самых крупных шпионов Советов. А он и хотел, чтобы его приняли за очень важную персону. Только при этом условии ему мог удасться последний большой прыжок.
— Моя работа в этой стране, — сказал он, — была направлена на достижение нейтралитета между Россией и Японией.
— Да нет, это была работа на Россию против Японии, — тихо произнес следователь.
— Если Япония настроена против России, — возразил Зорге, — тогда я действительно работая против Японии.
До следователя постепенно стало доходить, куда клонил Зорге.
— До сих пор мне удавалось избегать вмешательства немецких властей в ваше дело, Зорге. Запросов же поступало немало с требованием вашей выдачи. Но мы их отклоняли, не рассматривая.
— Следовательно, вы инстинктивно поступили правильно.
— Однако советское посольство по вашему поводу к нам не обращалось, — робко заметил Сова.
— Подумайте сами, — парировал Зорге. — Могло ли советское посольство решиться на это, не зная, в каком состоянии находится ваше расследование? Или вы серьезно полагаете, что кто-нибудь оттуда предпримет попытку преждевременно дать вам понять ту роль, которую я играл. Ни одно государство мира не станет раскрывать свои разведывательные тайны.
— Тут вы, пожалуй, правы, господин Зорге, — сверхвежливо согласился следователь.
— Ход теперь за вами. Выложите свои карты советскому посольству. Это не нанесет Японии никакого ущерба.
Полковник Вальтер Николаи, блестящий начальник кайзеровской военной разведки в период Первой мировой войны, как-то выдал интересное определение:
«Шпионаж — это дело для джентльменов».
Нынешний же шпионаж опирается главным образом на многослойное предательство.
Было бы неправильно возложить вину за это целиком на Советскую Россию. Болото сплошного и взаимного недоверия создавали все, для кого сиюминутный успех значил больше, чем международная мораль.
Из-за всеобщей нетерпимости и произошла великая катастрофа.
После войны некоторые полагали, что обстановка изменится. Более того, ожидалось, что Советы добровольно откажутся от предоставляющихся им в Европе неповторимо крупных шансов. Конечно, этого не случилось. Кремль постарался использовать их в полном объеме.
Ругать или даже обвинять Советский Союз было бы бессмысленно. Единственное, что осталось делать, так это отвечать на каждый его ход ответным адекватным ходом.
Решающим при этом стал отказ от пустой фразеологии и признание реалий. Должно быть создано такое отечество, в котором каждый — независимо от расы, вероисповедания и мировоззрения — мог бы жить свободно. Ведь как раз из кровопролитной мировоззренческой борьбы и вышли супершпион Зорге и шпионы рангом поменьше.
В свете рассматриваемых в этой книге вопросов реализм означает и разъяснительную работу. Нельзя делить какую-либо нацию только на героев и подонков. А источники опасности следует не только выявлять, но и четко обозначать.
Зорге, например, цинично исходил из того обстоятельства, что его жертвы были абсолютно глупы. А ведь глупыми и беззащитными их сделали подручные Гитлера.
Характерный факт: тогдашнему немецкому послу в Токио генералу Ойгену Отту самые строгие критики не могли предъявить обвинения в халатности или злоупотреблении служебными обязанностями. Это была корректная во всех отношениях личность. Ему лишь не повезло, что как раз в сфере его деятельности шпионажем занимался Рихард Зорге. Его, Отта, пример, однако, показывает, что даже честное и неподкупное чиновничество не может возвести вокруг себя непреодолимые стены, когда речь идет о вещах, не имеющих ничего общего с общечеловеческими нормами поведения.