Глава 12. Карты на замке
Ребята тесно сбились в кучу возле печки. Они так близко расселись и разлеглись друг возле друга на полу, что трудно было разобрать, где чья рука, где чья нога.
— Сашка, иди к нам, расскажи что-нибудь, — позвал конопатый Генька, — скучно…
— А ты помечтай о невесте, — насмешливо сказал Саша.
Ребята одобрительно рассмеялись. Генька вспыхнул.
— Ну чего ты привязался? Невеста, невеста… Нужна она мне! Я этот женский пол терпеть ненавижу!
— Да ну? — притворно изумился Саша.
Он любил подтрунивать над доверчивым, как овца, Генькой. Тем более, что Генька к каждому слову относился серьёзно и совсем не понимал шуток.
— Да ведь и ты ей не очень-то нужен, — заметил Саша.
— Это почему? — подозрительно спросил Генька.
— А что в тебе хорошего? Одни веснушки…
Генька самолюбиво напыжился.
— Да я… Да она… — От возмущения он растерял все слова и только поводил вокруг выпученными глазами.
— Женишься? — вкрадчиво спросил Саша.
— Женюсь! — заорал Генька так уверенно, словно свадьба была назначена на завтра.
— Вот это да!
— Жених!
Генька растерянно переводил взгляд с одного смеющегося лица на другое. Постепенно до него начал доходить весь комизм положения, в которое его так хитро втянул Саша. Он почесал затылок, вытер нос указательным пальцем и сказал беззлобно:
— Да ну тебя, Сашка, всегда ты придумаешь чего-нибудь, лишь бы посмеяться над человеком. Прямо не знаешь, как с тобой разговаривать.
Хохот мальчишек разбудил Веру Ивановну. Она обеспокоенно подняла голову, потом села, оправляя халат.
— В чём дело, ребята?
— Да вот… Сашка опять Геньку разыграл, — давясь смехом, объяснили ребята.
Вера Ивановна улыбнулась, посмотрела на часы, достала из-под подушки книгу.
Саша добродушно похлопал Геньку по спине.
— Не горюй, не дадим мы тебя в обиду. И верно, зачем она тебе — такая?
Генька окончательно успокоился.
— А то! Прямо лягушка какая-то, а не девчонка… Во, ребята, случай со мной был! Идём мы с Мишкой, братаном, в ночное на рыбалку, а…
Саша повернулся к открытой двери и стал смотреть, как бежит мимо вагона земля.
«Действительно, лягушонок, — думал Саша. — Рот до ушей, хоть завязочки пришей, и глаза круглые, как коричневые пуговицы… А за себя, видно, постоять умеет. Как она меня! — Саша усмехнулся. — Что ж, сам виноват…»
В степи было безветренно. Быстрый дождь плеснул по вагонам и пропал. Паровозный дым висел в неподвижном воздухе желтоватыми клочьями. Запах дыма перебивал свежий запах вспаханной, смоченной дождём земли.
— Сашка, ты чего сидишь, как лунатик? Я думал, ты спишь…
Саша повернулся к Геньке.
— Думаю. Коля-Ваня один уехал… Трудно ему будет. Он же совсем больной.
— Думай, не думай — только без него мы пропали! — Генька оглянулся на Веру Ивановну и добавил шёпотом: — Крага вчера грозился: «Николай Иванович либе… либел…»
— Либерал?
— Во! — обрадовался Генька и тут же удивился: — У тебя. Сашка, язык, что ли, по-особенному устроен? И как ты их только выговариваешь?
— Ну давай рассказывай дальше, что было, — нетерпеливо заговорили ребята.
— Так я и рассказываю. Я себе, значит, иду на станцию сводку послушать. Наши навтыкали Гитлеру под Тулой, будь здоров и не кашляй! Мильон танков взяли в плен!
— Правда?!
— Точно! Сам слышал, как Левитан рассказывал!
— Генька, ты же про Крагу хотел, — напомнил Саша.
— Так я же про то и говорю… А Крага идёт с нашей, — Генька скосил круглые глаза на Веру Ивановну и перешёл на еле слышный шёпот. — Она голову опустила, а Крага долбит своей палкой, как дятел: «Николай Иванович с вами либе… В общем, распустил вас… родной отец!»
— Это он про Колю-Ваню так?! — возмутились ребята.
— Тише, — зашипел Генька, — говорит: «Я дисциплину наведу!» Почему, мол, про драку не доложили? Это про лягушонка, когда она Сашку по голове чайником тюкнула…
Вера Ивановна подняла голову, прислушалась к шёпоту Геньки. Саша незаметно подтолкнул его.
— Ты чего? — удивился Генька. Оглянулся. И невинным голосом затянул: — Верванна, есть охота, аж кишка кишке марш играет.
— Кто у нас сегодня дежурный? — спросила воспитательница.
— Заяц, Петька! Слышишь?!
— Чего? — послышался с верхних нар недовольный хриплый голос.
— Во даёт! — удивился Генька. — Заяц, а спит всю дорогу, как медведь. Петька, давай дели сухарики!
Петька свесил лохматую голову, посмотрел на смеющихся ребят заспанными глазами.
— Что я, рыжий?
— Перекрашусь в чёрный цвет, был я рыжий, стал я нет! — пропел Генька. Внезапно замолчал и тоскливо добавил: — Эх, хлопцы, тоска берёт… бежим в тыл, как малявки детсадовские. Махнуть бы всем сразу, а?
Петька спрыгнул на пол, потянулся всем своим худым длинным телом.
— Верно, а тебя командиром назначим. Знатный из тебя получится командир!
Генька вскочил:
— А чего? В гражданскую у Будённого нашего брата сколько воевало? Не пересчитать… Вон Гайдар чуть постарше тебя, Сашка, был, а уже целым взводом командовал. Не веришь? Я сам читал! Вы как хотите, а я на фронт подамся, снайпером стану. Мы с братаном каждое воскресенье в тир ходили! Чего я в тылу не видал? Думаешь, стрелять не умею? А «Ворошиловский стрелок» не хочешь?
— У тебя?!
— Не, у братана. А мы с ним одной породы. Я, если хочешь, всю винтовку назубок знаю.
— Сиди, — Саша невесело усмехнулся, — не один ты такой…
Саша давно убежал бы на фронт, если бы не слово, которое он дал Николаю Ивановичу.
Незадолго до отъезда директор собрал у себя старших ребят. Тех, кто перешёл в седьмой класс.
— Будем эвакуироваться, — сказал он.
— Как эвакуироваться? — зашумели ребята. — Война же скоро кончится!
— Вот посмотрите, к Седьмому ноября! — уверенно крикнул Петька Заяц — лучший Сашин друг.
Николай Иванович поднялся из-за стола. За его спиной висела на стене шапка-будёновка с матерчатой красной звездой на рыжеватом, опалённом огнём козырьке. В этой шапке Николай Иванович воевал на гражданской.
— Будем эвакуироваться, — повторил Николай Иванович и отошёл к окну. Повернулся к ребятам спиной. Сгорбился.
Ребята присмирели. Саша смотрел на Николая Ивановича, каждому слову которого он привык верить, и в душе у него шевельнулось сомнение. Неужели Николай Иванович испугался бомбёжек? Неужели он не верит в быструю победу? Как же так?
— Это… это трусость, — тихо сказал Саша. Сказал и сам испугался своих слов.
Николай Иванович даже не обернулся. Только сгорбился ещё больше, засунул ладони в рукава телогрейки, приподнял плечи.
Мальчишки молча смотрели на директора и ждали. Николай Иванович несколько минут стоял не двигаясь, потом повернулся к ребятам. Вытащил из кармана портсигар, достал папиросу, но так и не закурил.
— Сколько в детском доме детей? — неожиданно спросил он.
Саша растерялся.
— Не знаю, человек семьдесят, наверное.
— Пятьдесят. Пятнадцать человек мы отправили в госпиталь после бомбёжек, — жёстко сказал Николай Иванович. — Мы же не трусы, правда, Саша? Мы храбро подставляем малышей под бомбы.
— Я же не про это, — протестующе сказал Саша.
— А я про это. И ни про что другое мы с вами не имеем права сейчас говорить. Мы должны вывезти в тыл пятьдесят детей, чтобы сохранить Родине живыми и здоровыми пятьдесят будущих рабочих, инженеров, учителей, учёных… И не думайте, что это будет легко…
Николай Иванович подошёл к столу, положил руки на плечи Саше и Петьке.
— Я на вас надеюсь, ребята. Вы старшие.
— Справимся, — важно сказал Петька, — что мы, рыжие, что ли?
— Вот, вот, — Николай Иванович усмехнулся. Длинные седые брови прикрыли глаза.
— Карты на замке. Всё понятно?
— Понятно, — сокрушённо сказал Петька и подтолкнул Сашу локтем. Сколько лет прошло, а всё помнит Коля-Ваня…
…Когда Саша и Петя учились ещё в третьем классе, в Испании шла война с фашистами. Саша предложил своему однокласснику и другу Петьке Зайцу бежать на помощь республиканцам в Испанию.
Петька согласился сразу, не раздумывая.
— Что мы, рыжие какие? — горячо сказал он. — Гражданская война кончилась до нас, а в Испании люди ещё как нужны.
На вокзале ребята спрятались за штабелем дров возле будки стрелочника. Здесь не так дуло. Мокрая земля к вечеру смёрзлась, холодно хрустела под ногами льдинками. На дровах мохнатым слоем лежал иней. Ребята прижимались друг к другу. Ветер задувал в рукава, корёжил спины.
— Холодина какая! — сказал Петька, стуча зубами от холода. — А в Испании бывает зима?
— Нет, — сказал Саша, — там жарища знаешь какая!
— Повезло испанцам, — вздохнул Петька. — Ты видел море?
— Нет.
— Вот и я не видел. Говорят, оно в тыщу раз больше реки, аж берегов не видать. Враки, наверное. На чём же тогда земля по краям держится?
— На воде, — сказал Саша.
— Ха! Держи карман! На речке земля за мосты держится. Ей-ей! А ты думал как? Ой, холодина какая! Просто сил нет… Сашка, бежим на вокзал, погреемся. Пока ещё поезд придёт.
Ребята запрятали наволочку с сухарями под дрова и рысью припустили на вокзал.
Там их и встретил Николай Иванович.
Они доедали мороженое на последние десять копеек, когда Николай Иванович подошёл к ним и молча стал рядом.
Саша первый увидел директора. Он сунул остатки мороженого в рот и замер, корчась от жгучего холода во рту.
— В Испанию? — спросил Николай Иванович.
Петька кивнул. Белое лицо его покраснело и покрылось капельками пота.
— А карта Испании у вас, надеюсь, есть?
Ребята растерянно переглянулись.
— Нет, — прошептал Саша.
— Как же так? — удивился Николай Иванович. — Серьёзные люди — и без карты?
Весь путь к детскому дому они прошли пешком, держа за руки Николая Ивановича, и громко втроём пели песню о красном знамени. Песню испанских республиканцев. Тогда её пели все: