И ещё много горя причинил доблестный Керсаспа дэвам и много доставил радости Творцу Ахуре своими великими подвигами. {Он убил множество разрушителей и убийц.}[281] {Он убил сыновей Ниви́ки, сыновей Даштая́ни, убил отважного туранского воина Варешáву, убил дэвопоклонника Питáóнузловредного,
{Доблестным Самой-Керсаспой были уничтожены ужасный дэвовский волк Капýд, которого также называют Пехи́но, <…> [и] гигантская птица Камáк, и дэв обмана [были] убиты им.}[284]
Интерпретация Э. Веста. По мнению О.М. Чунаковой, слово «капуд» («голубой») «заменило бывшее в оригинальном тексте имя прилагательное „аби́г" („водяной", „голубой") <…> Подтверждением правильности [этого предположения] может служить фрагмент позднего парсийского текста <…> согласно которому Сам одолевает несколько чудовищ, в том числе водяного дэва и водяного волка. <…> Поясняющее его слово „Пехино",[285] как показали многие исследователи, означает космическое существо: крылатое чудовище с телом млекопитающего (собаки или волка), покрытое чешуёй, что символизирует его связь с тремя стихиями».[286] Это описание в точности совпадает с иконографией Сенмурва (см. с. 105-106 и илл. 13), вследствие чего гипотеза О.М. Чунаковой неизбежно влечёт другую — что в среднеперсидской традиции существовало представление не только о благом, но также и о демоническом Сенмурве (сравн.: благой и демонический Симург, добрый и злой Вайю).
Подробности легенды о птице Камак известны по персидскому «Ривайату»: эта птица крыльями заслоняла Солнце и задерживала дождь, в результате чего пересохли все реки; кроме того, она пожирала людей и животных, как если б это были зёрна. Гаршасп семь дней и ночей расстреливал птицу Камак стрелами и убил её.
Дэв обмана — по мнению Э. Веста, возможно, ссылка на изложенный выше миф о том, как дэвы обманом восстановили против Керсаспа Ветер. В переводе О.М. Чунаковой: дэв пустыни [Ч].[287]
{Если бы мужественный Керсаспа не совершил хотя бы одного из своих бесчисленных подвигов, и хотя бы одна из убитых им нечистей — дэв ли Гандарва, змей ли Сэрвара или злодейские великаны — остались бы на земле и чинили зло, Ахура Мазде было бы невозможно произвести обновление мира в конце времён, и невозможным стало бы изгнание Зла и будущее существование. Тогда — Ангхро Майнью и его дэвы восторжествовали бы над творениями Мазды.}[288]
Но, сколь многими доблестными делами ни принёс в мир благо мужественный Керсаспа, сколь многими радостями ни возрадовал он эту землю, сотворенную Ахурой, {всё же Сама-Керсаспа не всецело был праведен душой: не всецело открыт истинной Вере [225] маздаяснийской. И из-за непочтения своего к религии маздаяснийской}[289] {он совершил великий грех — оскорбил Огонь Ахура Мазды.}[290] А Огонь-Атар, священное творение бога, священная стихия, так драгоценен перед лицом Ахуры, что грех Керсаспы перевесил все его добрые дела.
Подробности легенды об этом грехе Гаршаспа известны по персидскому «Ривайату» (где оскорблению подвергается Артвахишт — божество-покровитель огня). Артвахишт посылал Огонь в помощь людям, когда они собирались варить пищу: Огонь разжигал хворост под котлом и возвращался назад. Однажды Огонь опоздал к Гаршаспу, уставшему и проголодавшемуся после битвы со змеем; Гаршасп в гневе ударил Огонь палицей и затушил.
{Бог сурово покарал Саму-Керсаспу. Однажды герой-палиценосец, утомившись, улёгся спать на равнине Пешиянсáй, что в Кабулистане, близ горы Демавенд; в той степи, кроме зерна и того съедобного, что сеют, жнут и чем живут, нет накакой другой пальмы, дерева и растения [Ч]. И спящего Саму-Керсаспу туранец, которого называют Нихáг,[291]ранил стрелой, когда [Сама-Керсаспа] спал там, на равнине Пешиянсай; и Сама-Керсаспа на много веков погрузился забытьё.}[292]
По другому мифу, Керсаспу околдовала паирика Хнафаити («Видевдат» 1.10 — с. 114); её обещает уничтожить Заратуштра («Видевдат» 19.5 — с. 316), и тогда Керсаспа проснётся и убьёт вырвавшегося из оков Ажи Дахаку. Согласно «Денкарт» IX.15.1-4 и «Ривайат» 18f, душа Керсаспа томилась в аду, покуда не была прощена Ормаздом по заступничеству Зардушта и язатов (подробно см. на с. 292-294).
{По сей день спит крепким сном мужественный Сама-Керсаспа, палиценосец, герой. И Хварна небесная стоит над ним,[293]дабы, когда Ажи Дахака [в конце времён] освободится от оков, он, Сама-Керсаспа, восстал и уничтожил трёхглавого друджевского змея — теперь уже навсегда, на веки вечные.}[294] {И мириады фравашн праведных охраняют спящего героя.}[295]
Согласно некоторым источникам, против Дахака в решающем поединке выступит Срош. [226]
Гаршасп
Путаницу в образах Сама и Керсаспа унаследовали все персидские и арабские источники: так же, как и в пехлевийских текстах, Сам и Гаршасп оказываются взаимно предками друг друга, совершают одни и те же подвиги и т.д. Предположительно, в арабской традиции образ Керсаспа распался на Гаршаспа — царя династии Пишдадидов (в «Шахнаме») и богатыря Гаршаспа (в других источниках, у Фирдоуси упоминается эпизодически). Гаршаспу посвящена поэма на фарси «Гаршасп-наме» (XI в. н.э.), где он изображён предком Рустама, героем. В «Шахнаме» Гаршасп — сын Зова, последний Пишдадид, правивший Ираном девять лет. Этот образ у Фирдоуси совершенно не раскрыт: в поэме лишь сообщается, что сын Зова со славой и блеском<…>правил страной<…>мир сеял, и злобных дерзкая он в узде. Причисление Гаршаспа к царственной династии «представляется как бы долгом традиции и не вполне совпадает с предысточниками».[296]
Со смертью Гаршаспа настала пора злоключений и бед. Пешенг приказывает Афрасиабу снова пойти войной на Иран. Иранцев, оставшихся без царя, временно возглавляет Заль. Он торжественно вручает Рустаму палицу Сама — как залог будущих подвигов юного богатыря. Рустам ищет себе боевого коня и останавливает выбор на скакуне Рахше, который единственный выдерживает тяжесть его руки («бродячий» сюжет «испытания коня» в мировом эпосе). Иранское войско под предводительством Заля выступает в поход против Афрасиаба, две рати сходятся, но накануне боя Заль, собрав военачальников, убеждает их, что в их рядах нет единенья без царской руки, / Не ладится дело, безглавы полки, а потому надо избрать царя, и мобед указал ему, Залю, кого именно: героя Кубáда, чей дед Фаридун. По приказу Заля Рустам отправляется за Кей Кубадом (авест. Кáви Кавáта) на гору Албурз и, геройски разгромив по пути дозоры туранцев, привозит новоизбранного царя в иранский стан. Тем заканчивается период междуцарствия, и на престоле Пишдадидов воцаряется сменившая её новая династия — Кéйи, Кейани́ды (авест. Кáвии).
Династия Кавиев
Авестийское название династии — Кáвии (среднеперс. и фарси Кéйи, Кейани́ды) — этимологически восходит к названию жреческого сословия кавиев. В отличие от сказаний о Парадата — чисто мифических персонажах, сказания о Кавиях–Кейях, по-видимому, имеют реальную историческую подоплёку[297] (некоторые исследователи, однако, считают и все предания о Кейях вымышленными).
«Авеста» и пехлевийские сочинения называют «царством Кавиев/Кейев» [227] различные мифические области на востоке Ирана: долину Хара Березайти, долину Вахви Датии, побережье Ворукаши, окрестности озера Чайча́ста и др.; мусульманские авторы — Бактрию; Бируни связывает Кейянидов с правителями Нововавилонского царства (VII—VI вв. до н.э.). Наиболее обоснованной в настоящее время представляется точка зрения И.М. Дьяконова, который локализует «царство Кавиев» в Дрангиане.[298]
Процесс сложения легенд о Кавиях, очевидно, развивался примерно так же, как и процесс сложения легенд о Парадата: сначала сказания существовали раздельно, затем, при собирании утраченных авестийских текстов (между I и III вв. н.э.) они были объединены в цикл, а в ходе формирования зороастрийской ортодоксии — систематизированы и отчасти канонизированы. В теократической государственной идеологии Ирана значение преданий о Кейанидах возрастает с IV в. н.э.: при шаханшахе Шапуре II (309—379 гг. н.э.) провозглашается новая династийная доктрина, возводящая род Сасанидов к покровителю Заратуштры Кави Виштаспе (см. с. 61); при Шапуре III в официальную царскую титулатуру включается титул «Кей». Особенную популярность эпические циклы о Кейанидах приобретают в V в. н.э.