Зорро

Росендо умирал, умирал медленно и мучительно. Темная лихорадочная хворь неведомыми путями проникла в его сильное, закаленное ветрами и солнцем тело и теперь терзала свое новое обиталище круглые сутки, обращая мышцы в вялые растрепанные веревки и воспламеняя узловатые суставы тугим утробным жаром. Росендо шумно дышал, обливался липким потом, скрипел зубами, но, когда старая индеанка Хачита подносила к его потрескавшимся губам деревянный ковш с прохладным пульке, приподнимался на локтях, отпивал глоток-другой и вновь откидывался на высокий твердый валик в изголовье постели. Валик напоминал ему конское седло, и, упираясь в него затылком, Росендо вспоминал вой койотов в прохладной, густо окропленной звездами тьме, крики ночных птиц, гремучий шелест змеи в переплетении древесных корней, густой низкий рык ягуара и сухой хруст скорпиона, прижатого к задубевшему от пота пончо кобурой револьвера. Впрочем, в те времена, ночуя на окраине леса, Росендо вынимал револьвер, трехствольный «дерринджер», тупорылый и тяжелый, как булыжник, и клал его под седло со стороны правой руки. И это не было излишней предосторожностью: гринго, переплывшие Ориноко на широких крупах своих раскормленных першеронов, привели за собой банды переметнувшихся апачей. Они могли не только отыскать одинокого всадника по запаху конского пота, но и так неслышно подкрасться к нему, что тот не успевал даже вскрикнуть, преж...

Читать дальше