Вооружение врага – это собранное отовсюду оружие и доспехи. Хилые копья с деревянным древком и дрянным наконечником. Сколько их было сделано Мобаном для безымянных? Я даже представить боялся. Грубо сколоченные из кривых досок щиты — явно самодельные. Доспехи у большинства были кожаные, с металлическими заклёпками. В бою они почти ничем не могут помочь. Один из десяти в бронзовом нагруднике — десятники, наверно.
Обстрел со стороны восставших почти не наносит вреда нашему войску. Стрелы втыкаются в прочные щиты, отскакивают от металлических частей доспеха – и бессильно падают, с трудом преодолев мудрую защиту. Наши ответные залпы более смертоносны. Даже то, что лучники стреляли на ходу, почти не замедляясь для прицеливания, не умаляло последствий обстрела. То тут, то там в строю врагов падал какой-нибудь боец. Было бы больше стрел – можно было бы остановиться и расстреливать противника почти безнаказанно.
Но стрелы заканчиваются, припасы подходят к концу, да и сил у бойцов почти не осталось. Граф Ленгет чувствует это не хуже меня, хоть он и не эмпат. Просто много лет воевал, водил в бой пехоту и знает, когда можно требовать и гнать войско, а когда — дать отдохнуть.
Строй восставших плотнее нашего — людей у них много больше. Если первые ряды построились и выставили стену щитов, то позади них топчется совершенно не организованная толпа. Молодых лиц немного – всё больше мужчины в возрасте старше тридцати. Бродяги, воры, бездомные — все собрались здесь, чтобы попытаться вырвать у мира местечко под солнцем. Нашли, как им казалось, лёгкий путь добиться богатства и уважения. Но если один раз они уже опустились на самое дно, так и снова повторят. Однако понимали ли они это?
Отрывистые команды имперских рогов заставили нас в последний момент перейти с шага на бег. В плотном строю сложно следить за тем, что происходит на других участках боя. Но я знал, что в этот момент где-то слева взмывают в воздух дротики пехоты, а за спиной останавливаются стрелки, и начинают своё сближение всадники. Воинственные крики северян и грохот ударов с правой стороны возвестили о том, что строители Воргота достигли врага.
– Копейщики, давим! – крикнул я, когда бойцы моего отряда врезались в строй врага.
Теперь нужно было создать тесноту, и я первым навалился на спину одного из бойцов, ещё плотнее сжимая строй. Вокруг меня копейщики, шедшие в резерве, делали то же самое. На линии столкновения сейчас образовалась плотная масса людей, в которой сложно было пошевелиться. И в такой ситуации короткие мечи первых рядов были гораздо удобнее копий восставших. Однако долго давить было нельзя — иначе раненые в первые же минуты боя истекут кровью.
Бой уже превращался в бойню. Впереди, в строю восставших, вспыхивал огонь -- туда летели стрелы и мудрости. Я и сам не удержался – и запалил стену огня где-то там, где был враг. Но основной задачей было держать щит над бойцами. Об этот щит бились стрелы и камни, в нём застревало оружие – и прошло совсем немного времени, прежде чем я вынужден был просто встать, а потом и вовсе сесть на землю. С другими бойцами, державшими щит, происходило то же самое. Каждый удар частично бил и по нам.
Впереди наметилось движение, и мне всё-таки пришлось подниматься. Оказалось, что первые ряды уже совершенно перемешались, и теперь восставшие прорывались через моих мечников. В бой вступила часть отрядов копейщиков, а я не успел отступить и оказался в гуще схватки. Прямо на меня вывалился здоровенный мужик с топором, рубанул одного из бойцов – и наткнулся на мой меч. Силы в нём было немало: он даже с дырой в боку отмахнулся от меня и только потом упал. Но я успел увернуться от его топора – и сразу кинулся на вражеского копейщика.
Тот не потерял копьё, но теперь оно значительно укоротилось – дрянное древко треснуло, и в руках врага остался только короткий обломок с наконечником. Парень был ловким. Он успешно теснил одного из моих мечников, и я успел вовремя – подбежал и рубанул по спине. Не дожидаясь, пока враг умрёт, крутанулся и принял на щит копьё и топор. На меня навалились вдвоём, а боец, которому я помог, не успел прийти мне на помощь. Отмахиваться от врагов у меня получалось, но вот самому атаковать было сложно: щит я всё ещё держал. Действовали эти двое восставших очень слаженно: копейщик норовил зайти в тыл, а мужчина с топором не давал мне перевести дух, постоянно нанося удары.
Победить этих двоих удалось, используя мудрость. Я просто дождался, когда враги окажутся на одной линии – и ударил обоих воздухом. Копейщик на ногах устоял, а вот мужик с топором покатился кубарем в сторону. Я бросился вперёд, прикрывшись от удара копья, а мой враг сделал шаг назад и снова попытался меня достать, но споткнулся о тело, лежащее на земле. А встать я ему уже не позволил, перерубив горло. И как раз успел обернуться ко второму врагу. Но тот до меня не добрался – огромный стальной топор Воргота разрубил его почти до пояса.
– Шрам! Ты решил податься ко мне в артель? – рыкнул здоровяк.
– Меня вынудили! – коротко объяснился я.
Двое противников, и в самом деле, загнали меня к северянам. Здесь тоже строй уже смешался – и рубились все и со всех сторон. Однако северян вокруг явно было больше, потому что и восставших через их первые ряды проходило меньше.
– Давай выбираться отсюда! – предложил Воргот, и с ним сложно было не согласиться. Вместе мы пробились в тыл, и я сумел вернуться к своим.
Дела у моего отряда шли из рук вон плохо. Полторы сотни человек уже были в лазарете, и с пару десятков бойцов пришлось вытаскивать сразу, отвлекаясь на лечение.
Закончив с ранеными, я осмотрелся и понял, что единого строя уже практически не существует. Бойцы Воргота и моего отряда оказались в полукольце врагов. Восставшие попытались разделить наш строй – и им это частично удалось. Бойцы эры Заны были разбиты на две части, и их тоже брали в кольцо. Тяжелее всего было справа, где наши приняли на себя удар тяжёлых бойцов из личной охраны Вспомнившего.
Однако и план графа Ленгета начинал приходить в исполнение – имперская пехота и всадники уже почти добили ту часть армии, которую отсекли в начале боя. Эор Зол уже разворачивал своих подчинённых в нашу сторону. Надо было держаться, хотя сил ни у кого уже не оставалось. Я едва успел приказать копейщикам вступить в бой, как плетение моего щита лопнуло, а меня отбросило на землю. Ударившись о каменистую почву, я потерял сознание всего на несколько секунд. Мудрости оставалось вокруг всё меньше, и поддерживать мою защиту стало почти невозможно. Другим взглядом я видел, что мудрые щиты начинают угасать по всему строю.
Я ещё пытался прийти в себя, когда грохот копыт, крики и лязг возвестили о приходе эра Зола и его всадников. Они врезались с фланга в ряды восставших – опрокидывая врага на землю, втаптывая копытами, сбивая с ног и пробивая копьями.
– Поднажали! – приказал я. – Давайте, ещё немного! Кирри, пробегись по нашим!
Мои бойцы выполнили приказ, да и северяне последовали нашему примеру – и строй, почти уже сомкнувшийся в кольцо, начал раскрываться. Враги не выдерживали натиска и начинали бежать. Пока немногие – и их ещё вернут в бой командиры, но страх уже поселился в их сердцах.
– Пятнашка, уводи всех девушек с ранеными! – я повернулся и посмотрел на лазарет. – Быстрее!
Пятнашка молча кивнула и кинулась отдавать распоряжения. Не знаю, что заставило меня именно сейчас отдать такой приказ, но он оказался очень своевременным. В деревянном форте раздался скрип, а потом в гущу сражения полетели дымящиеся снаряды, сделанные из соломы. При попадании они, конечно, калечили бойцов, но их основное назначение было не в том, чтобы убивать. А в том, чтобы дымить. Всё-таки Вспомнивший не был дураком – и, видимо, понял, что пока наше войско следует приказам командира, кем бы он ни был, победить восставшим будет сложно. А затянутое дымом поле боя превращается в беспросветную бойню, где победит тот, кто превосходит числом и кто увереннее в своих силах.
Вот с последним он и просчитался. Не было его войско уверенно в своих силах. Я перевесил со спины щит, вытащил меч и кинулся вперёд. Теперь чем больше мы убьём в первые минуты, тем лучше. Я что-то кричал своим – приказывал рубить, колоть, давить. И, узнав голос, меня послушались. Вокруг образовалось ядро из бойцов Ножа, Суча и Пуза. Эти трое тоже были рядом. Вместе мы пошли вперёд. Прежде чем наш прорыв завяз в массе врагов, я успел убить человек десять – правда, и самому досталось. Царапина, но лечить её времени не было.
Слева и чуть впереди слышали крики, ругань, топот копыт и грохот. Эр Зол успел развернуть верховых и ещё раз врезаться во врага. И новая атака сломила волю восставших на нашем участке боя. Враги побежали, а мой отряд устремился вперёд.
– Соберитесь в десятки! Пробиваться группами! Давим к форту! – приказал я и вскоре остался один. У меня-то не было десятка.
Плюнув на всё, я двинулся в дыму вперёд, осторожно перешагивая через трупы. Бил чужих, помогал своим, влезал в местные стычки. Доспех, любовно собираемый несколько лет всем отрядом, был весь иссечён случайными ударами. Несколько порезов болели и кровоточили. Но я упорно двигался на восток. И сам не заметил, как добрался до верховых. Понял я это уже по громкому рёву впереди.
Ревел и рычал эр Зол, уже спешенный, как и его бойцы, но всё ещё на ногах. Увидел я его шагов со ста – дым постепенно рассеивался, и видимость становилась лучше. Оправдывая своё имя, эр в каком-то жутком исступлении рвался вперёд, убивая всё, что казалось ему врагом. А сейчас его врагом была личная охрана Вспомнившего и сам их предводитель. Его золотая маска уже однажды мелькнула в дыму.
Когда я приблизился – бежать уже не мог, шагом подходил – на ногах с обеих сторон оставалось лишь несколько человек. Я стянул последние остатки мудрости, и прямо в группе, окружившей Вспомнившего, вспыхнула стена огня. Крики восставших будто подстегнули эра – и тот рванулся, отправляя на землю сразу троих врагов. Ко мне кинулся один из восставших и попытался достать мечом сверху, но я ушёл в сторону и сам рубанул в ответ. Враг принял мой удар на щит – меня толкнуло в грудь слабенькой воздушной волной, и я упал, споткнувшись. Совсем как один из моих противников в самом начале сражения.