Зов Атлантиды — страница 37 из 47

Поскольку Мульч вставлял подобные замечания практически постоянно, остальные к этому времени уже стали относиться к ним как к бессмысленному звуковому фону.

Жеребкинс закрепил свой телефон на омнидатчике в передней части шлема.

– Вот теперь, чтобы сорвать его с места, понадобится, чтобы тебя кит хвостом ударил. Телефон выдержит любую глубину или любое давление, кроме того, способен воспринимать речевые колебания и преобразовывать их в звуковые волны. Только постарайся правильно произносить слова.

– Держись ближе к скале. – Дворецки даже сжал ладонями шлем, чтобы убедиться, что Артемис его слушает. – И при первых же признаках опасности приказ тащить тебя обратно отдаю я, а не ты. Ты понимаешь меня, Артемис?

Юноша кивнул. Скафандр соединялся с площадкой на корпусе корабля электромагнитным лучом высокой интенсивности, призванным в случае опасности обеспечить мгновенную эвакуацию.

– Просто быстро сними на телефон Жеребкинса место крушения и сразу же возвращайся. У тебя всего десять минут, затем придется изобретать что-нибудь другое. Понятно?

Артемис еще раз кивнул, хотя, похоже, совсем не слушал Дворецки, думая о чем-то своем.

Гигант щелкнул пальцами.

– Артемис, сосредоточься! Еще будет достаточно времени заняться твоим атлантическим синдромом. А сейчас за этой дверью находится одна из Атлантических впадин, и над нами шесть миль воды. Нужно постоянно быть начеку, если хочешь остаться в живых. – Он повернулся к Элфи: – Все бесполезно. Я отменяю операцию.

Элфи, крепко сжав губы, покачала головой.

– Военно-морской устав, Дворецки. Ты на борту моего корабля, а значит, выполняешь мои приказы.

– Насколько помнится, привел корабль я.

– Да, спасибо, что привел мой корабль.

Артемис воспользовался их перепалкой и подобрался ближе к кормовому воздушному шлюзу, куда Дворецки за ним последовать не мог.

– Десять минут, старый друг, – произнес он механическим из-за динамиков шлема голосом. – Потом тащи меня обратно.

Дворецки вдруг подумал о том, что бы сказала Ангелина Фаул, если бы узнала об этой выходке сына.

– Артемис, подожди. Должен быть другой способ…

Но его возражения отскочили от плексигласа, когда отделяющая воздушный шлюз переборка опустилась вниз со звуком перекатывающихся по дну банки шариков от подшипника.

– Не нравится мне этот подшипниковый звук, – сказал Мульч. – Не очень-то он водонепроницаемый.

Никто не стал спорить. Все поняли, что он имел в виду.


У Артемиса, стоило ему оказаться за переборкой, возникли собственные дурные предчувствия. Только теперь он заметил название, данное кораблю наемниками и написанное на наружной двери якобы кровью, чего быть никак не могло, иначе ее давно смыло бы.

«Вероятно, какой-то раствор на латексной основе», – подумал Артемис, но не основа использованной наемниками краски обеспокоила его, а само название «Грабитель», написанное, разумеется, на гномьем языке. Глагол «грабить» звучал как «ччутеречот», а суффикс «ель», превращающий глагол в существительное, звучал как «ире», подразумевая происхождение одного слова от другого. Если отбросить грамматику, слово «грабитель» произносилось на гномьем примерно как «четыречетыре».

«Четыре, четыре, – подумал Артемис, и лицо его под шлемом побледнело. – Смерть, смерть».

Едва он успел это подумать, как дверь шлюза поднялась, издав еще более громкий подшипниковый звук, и океан втянул его в свои темно-синие глубины.

«Не торопись, – приказал себе Артемис, когда наружная оболочка скафандра завибрировала и включила светящиеся диски на висках, кончиках пальцев и коленях. – Не считай, не систематизируй, делай все, как советовал Дворецки, и сосредоточься».

Ощущения от окружающей среды не изменились, хотя он знал, что находится под водой. Тело не испытывало ожидаемого сопротивления со стороны океана, моторные навыки не притупились, Артемис сохранил способность двигаться с привычной плавностью, хотя Дворецки его движения никогда бы плавными не назвал.

Все бы ничего, но гигантский кальмар, на чью территорию вторгся Фаул-младший, схватил незваного светящегося гостя толстыми щупальцами и потащил в свое логово.

«А, мифический гигантский спрут, Genus Architeuthis, – подумал Артемис со странной невозмутимостью перед лицом катастрофы, заслуживающей самого серьезного беспокойства. – Не такой уж он и мифический, как видно».

Глава 9Запретная любовь

Финт Крут познакомился с Леонорой Карсби на далеком гавайском островке Лехуа летом одна тысяча девятьсот тридцать восьмого года. Леонора оказалась там в результате аварийной посадки – на своем «локхид-электра» она приземлилась на северном склоне образующего островок вулканического хребта и скатилась в естественный канал странной формы, который был известен под названием Замочная Скважина и пересекал этот клочок суши от края и до края. Финт же оказался там потому, что на этом необитаемом островке располагалась его зимняя резиденция, где он любил пить вино и слушать джаз, планируя очередной разбой.

Они были очень разными, но знакомство в экстремальной ситуации нередко заставляет сердца биться чаще и создает правдоподобную иллюзию любви с первого взгляда.

Леонора Карсби являлась не только богатой наследницей с Манхэттена, но и членом-учредителем организации женщин-пилотов «Девяносто девять», первым президентом которой была Амелия Эрхарт[16]. Когда Эрхарт пропала без вести в Тихом океане, Леонора Карсби дала клятву завершить полет, начатый ее героической подругой.

В апреле одна тысяча девятьсот тридцать восьмого года она вылетела из Калифорнии со штурманом и увеличенными топливными баками. Шесть недель спустя Леонора Карсби прибыла в Замочную Скважину без того и другого, потеряв их на безжалостном серповидном хребте Лехуа. Сама она выжила чудом, защищенная только каплевидным фонарем кабины «локхида».

Юникс во время ежедневного обхода островка обнаружил богатую наследницу распростертой на плоском камне у самой кромки воды. Состояние ее оставляло желать лучшего: обезвоживание, сложный перелом ноги, горячка… Словом, девушка была при смерти.

Спрайт сообщил о находке, ожидая получить приказ на уничтожение, но что-то в женском лице на экране заинтересовало Финта. Он велел Юниксу ничего не предпринимать и дожидаться его самого.

Крут взял на себя труд побриться, завязать волосы хвостиком на затылке и надеть свежую кружевную рубашку, прежде чем подняться на лифте из пещеры на поверхность. Юникса он нашел сидящим на корточках рядом с самым прекрасным существом на свете. Даже с неестественно вывернутой ногой, покрытая кровью и ссадинами, она показалась Финту сногсшибательной красавицей.

Он стоял над Леонорой, солнце било ему в спину, отбрасывая густые тени на его лицо, и тут летчица открыла глаза, взглянула на Финта и произнесла всего два слова:

– Боже мой…

После этого она снова впала в беспамятство.

Незнакомка заинтриговала Финта. Он почувствовал, как сердце, долгие столетия покрытое коркой льда, начинает оттаивать. Кто эта женщина, свалившаяся с небес?

– Неси ее к нам, – приказал он спрайту. – Используй всю наличную магию, только бы исцелить ее.

Юникс, как всегда, выполнил приказ без возражений. Многие другие заместители засомневались бы, так ли уж благоразумно тратить остатки тающих магических активов банды на исцеление человека. Имелся у них один новичок, сохранивший примерно половину своей магии. Когда иссякнет и она, кто знает, когда им удастся пополнить запасы?

Но К’лякс не стал возражать или жаловаться, равно как и остальные, поскольку все знали, что Финт нытья не выносит и что нытики обычно оказываются в каком-нибудь крайне неуютном месте в ожидании будущего, наполненного жуткими мучениями.

Итак, Леонору Карсби перенесли в пещеру и принялись выхаживать. На ранних стадиях исцеления Финт не принимал в процессе активного участия, предпочитая появляться за мгновения до того, как Леонора очнется, дабы у нее создавалось впечатление, будто он постоянно находится рядом. Первое время девушка только спала, но через несколько недель ей стало намного лучше и она начала разговаривать, сначала неуверенно, но потом вопросы посыпались из нее так быстро, что Финт едва успевал на них отвечать.

– Кто ты?

– Чем занимаешься?

– Как ты меня нашел?

– Жив ли мой штурман Пьер?

– Когда я смогу продолжить путь?

Обычно Финт относился к вопросам так же, как к нытью, но на каждый вопрос Леоноры Карсби снисходительно улыбался и отвечал самым подробным образом.

«Почему? – недоумевал он. – Почему я терплю эту женщину, вместо того чтобы, как принято, бросить ее на съедение акулам? Я трачу на нее время и магию в непомерных количествах!»

Финт начал думать о лице Леоноры, когда не смотрел на нее. Плеск волн напоминал ему ее смех. Порой он был уверен, что слышит, как она зовет его, хотя находился на другом конце острова.

«Взрослей, дурак! – убеждал он себя. – Какой из тебя романтик?»

Но сердце не обманешь, и скоро Финт Крут понял, что любит Леонору Карсби. Он отменил два набега на федеральные хранилища золотых слитков, лишь бы остаться рядом с ней, устроил свой кабинет в ее комнате и работал, пока она спала.

Леонора Карсби тоже полюбила его. Знала, что он не человек, но все равно полюбила. Он рассказал ей обо всем, кроме насилия. Финт выдавал себя за революционера, скрывающегося от несправедливых властей, и она верила ему. А как же иначе? Для нее он был лихой герой, спасший ей жизнь, а Финт позаботился, чтобы его дружки не рассеяли эти иллюзии.

Когда Леонора достаточно окрепла, Финт на своем шаттле поднял ее на вершину Эвереста, и она расплакалась от восхищения. Они парили над вершиной в белоснежной дымке, и Финт задал вопрос, мучивший его уже два месяца.

– Дорогая, впервые посмотрев мне в глаза, ты сказала: «Боже мой…» Почему?

Леонора вытерла слезы.