С этого момента я работал вместе с руководителем передачи Пьером Баделем, его ассистентами Казановой и Мешек, диктором Жоржем де Кон и группой спелеологов. Состав этой группы поручили подобрать мне, что сделать было совсем нетрудно: стоило лишь обратиться к друзьям и неизменным спутникам Жозе Бидегену из По, Жозефу Дельтею из Фуа и Жоржу Лепине из Баньер-де-Бигор.
Снова, в который уже раз, собрался наш квартет; еще во времена экспедиции в пропасть Пьер-Сен-Мартен парижские журналисты окрестили нас (право, мы в этом не повинны!) четырьмя мушкетерами. Поскольку представители радио и телевидения выразили желание видеть в наших рядах женщину, я решил уговорить мою дочь Раймонду присоединиться к нашей группе. Так и было сделано.
Когда мы преодолели трудности перевозки шести камер на соответствующие места и установили прожекторы, пришла пора начать, строго по плану, съемку. Около шести часов вечера мы приступили к последним приготовлениям. Неожиданно прибыли два английских репортера; они попросили провести вне программы прямой десятиминутный радио-телерепортаж для Англии.
Дополнение к программе решили сделать и отснять перед камерой № 1, установленной у выхода из узкого каменного горла. Трое из нас — английский диктор, Бидеген и я — легли ничком; надлежало провести десятиминутную беседу, причем передвигаясь в это время ползком под всевидящим оком регистрирующей камеры.
Чтобы выходной костюм англичанина не нарушал пещерного колорита, его поспешно снабдили комбинезоном и каской. Бидеген, естественно, будучи знатоком английского языка, должен был ответить на вопросы диктора и изложить суть науки о пещерах. Меня наметили в качестве третьего участника коллоквиума — я недавно возвратился из лекционного турне по Англии, Шотландии и Ирландии.
Установили следующий порядок выхода из лаза: англичанин, я, затем Бидеген. Мы вытянулись в цепочку друг за другом и в весьма неудобном положении ожидали сигнала; его нам должен был подать оператор, который в свою очередь ожидал команды с грузовика-лаборатории.
Внезапно у лаза появился жандарм, прибывший на мотоцикле из Тараскона на Арьеже; у грота Бедейак техники указали ему, где мы находимся. Он привез Бидегену телеграмму и передал ее англичанину, англичанин перебросил ее мне, а я дал ее моему другу.
Я не спускал с него глаз, пока он распечатывал и читал телеграмму. Затем я робко задал традиционный и, как обычно, совершенно неуместный вопрос: «Ничего серьезного?» Не говоря ни слова, он протянул мне бланк, и в глаза бросились ужасные слова: «В вашей семье тяжелый несчастный случай…» Я знал, что трое детей моего друга проводят каникулы в Гетари на баскском берегу, и мне нетрудно было представить себе ход мыслей отца, получившего такую телеграмму; ведь именно сейчас, в августе, газеты полны сообщений о несчастных случаях на воде.
Англичанин стоял впереди, он ничего не подозревал и ожидал лишь светового сигнала. Сигнал внезапно вспыхнул. Я машинально последовал ползком за диктором; вот он появился в поле камеры у выхода из лаза и начал пролог для телезрителей Англии. Все также машинально я присел возле него на корточки и увидел, как следом за мной выполз Жозе Бидеген и приступил к описанию картин подземного мира. Он говорил по-английски о ледниковом периоде (Айс эйдж), о образовании пещер, об обитавших в них зверях, о людях каменного века, избравших пещеры своим жилищем. Он говорил с усердием, временами подыскивая нужные специальные термины или малоупотребительные названия каких-нибудь доисторических животных. Тысячи телезрителей слышали, как Бидеген рассуждал о давних временах и пещерах, но никто из них не подозревал о душевном состоянии убитого горем человека. Перед ним, вероятно, развертывались кошмарные картины, но он сохранял полное самообладание и вел передачу, ничем не выдавая своего волнения.
Я украдкой приглядывался к нему и всякий раз замечал, что Бидеген не обнаруживал никакого смятения. Голос его ни разу не дрогнул. Лишь на лбу и на висках выступили крупные капли пота; я знал: этот пот вызван был не жаром юпитеров — ведь в сырой пещере он совсем не чувствовался.
В 1954 году я имел случай оценить мужество Бидегена, когда в пропасти Пьер-Сен-Мартен он совершил истинный подвиг и со сверхчеловеческой силой преодолел все трудности и опасности. С риском для жизни он извлек из вертикальной скважины глубиной триста сорок шесть метров тело несчастного Марселя Лубана. Но право же, на этот раз ему потребовалось больше самообладания и усилий воли, чтобы держаться перед камерой, когда так безумно колотилось его отцовское сердце.
Наконец, когда оператор и его помощники знаками показали нам, что передача окончена, Бидеген сорвал с головы каску. Стремительно поднявшись, он вышел из грота и на своей машине помчался к телефону в Тараскон.
Только теперь я сообщил моим спутникам и руководителю передачи Пьеру Баделю о полученной телеграмме. Мы тотчас переменили места, чтобы перестроить группу и возместить отсутствие нашего друга; мне поручили коротко рассказать о доисторическом искусстве.
До начала нового сеанса оставался еще час. И все, воспользовавшись перерывом, отправились перекусить в ближайшую деревню. В гроте остались лишь мы с дочерью. Мы наблюдали, как в гнездах под высокими сводами подземелья протекает жизнь ласточек и стрижей, но ни на минуту меня не покидала мысль о телеграмме из Гетари.
Перерыв подходил к концу, и постепенно к гроту стали съезжаться машины. Еще издали я разглядел автомобиль Бидегена. Вздымая облака пыли, он мчался по ухабистой дороге, и вскоре Бидеген был с нами. Нашему другу удалось поговорить с семьей. С одним из его ребят действительно произошел несчастный случай, но опасность оказалась не так велика — в тревожной телеграмме краски были сгущены. Четырехмесячному ребенку не угрожала смерть, хотя он и был укушен бешеным животным.
Короче говоря, Бидеген успокоил нас и, прежде чем мчаться к семье, вновь собрался занять место в следующей части передачи. Глядя добрыми лучистыми глазами, он дружески похлопал меня по плечу. Как я был рад, что все обошлось! Ведь я тоже пережил горестные минуты, зная, какое несчастье выпало на долю моего друга, когда жандарм передал ему эту злополучную телеграмму.
Не прошло и часа, как мы снова вошли в наш лаз, чтобы в соответствии с планом приступить к прямой телепередаче.
На этот раз вести интервью с нами предстояло известному публике диктору Жоржу де Кону, с которым мы познакомились в 1953 году в пропасти Пьер-Сен-Мартен.
Снова передвигаясь ползком, мы заняли места в условленном порядке: впереди был де Кон, затем следовали Кастере, Бидеген и Дельтей. Но обстановка, к счастью, разрядилась, и сеанс проходил куда веселее, чем накануне. Обмениваясь шутками, мы ждали условленного времени. В двадцать часов тридцать минут по световому сигналу нам предстояло выползти из своей берлоги и начать «номер» перед первой камерой.
Со своего поста за нами наблюдал в видоискатель оператор Зиглер. Вдруг ровно в двадцать часов двадцать семь минут он передал нам в шлемофон новость, только что полученную им из передвижной лаборатории. Пьер Бадель сообщил: «С камерой № 3 произошла авария…»
На наших часах минутная стрелка бежит ужасно быстро, всех одолевает беспокойство — хватит ли оставшихся трех минут, чтобы ликвидировать аварию. Увы! Три минуты истекли, а сигнала нет. Неужели из-за злополучной неисправности камеры сорвется передача, подготовка которой стоила стольких трудов? Нет, остается еще одно средство, одна надежда. Зиглер держит нас в курсе дела. Бадель, сообщив по телефону в Париж о технической неполадке, получил сорок пять минут. Телестудия, оказавшись в цейтноте, начала трансляцию спектакля, записанного в мюзик-холле; по программе спектакль должен был идти вслед за репортажем из грота Бедейак.
Мы слышали гул, топот, голоса, аварийные свистки и прочие звуки — несомненно, монтеры делают все возможное, чтобы обнаружить и устранить злосчастную аварию. Пока одни электрики выслушивают и демонтируют камеру, другие бегом разворачивают новый двухсотметровый кабель, протягивая его от грузовика к сломанному аппарату.
Вообразите! Телезритель, удобно усевшись перед экраном и наблюдая спектакль из мюзик-холла, даже не подозревает о лихорадочном возбуждении, которое царит в эти минуты где-то далеко в Пиренеях, в глубине грота Бедейак!
Чтобы скрасить все неудобства томительного ожидания (ведь мы находимся в сыром глинистом лазе, и де Кон утверждает, что нам угрожает насморк), наш диктор рассказывает несколько забавных историй и пародий. И лишь один Дельтей (он привык к пещерам, и, право, можно сказать о нем, что он любитель неудобств) мирно спит; прелесть пародий до него не доходит. Время идет. Уже полчаса, как спектакль «Путь к звездам» занимает экраны телевизоров, и вот наконец Зиглер возвещает нам: камера № 3 снова вступает в строй. Выяснилось, что на нее роковым образом повлияла сырость подземелья; неисправность вызвала ничтожная избыточная концентрация влаги.
Четверть часа спустя мы «выходим на сцену». Иными словами, мы оставляем лаз и, оправившись от судорог, появляемся перед камерой. Де Кон представляет нас публике. Затем, растирая поясницу и имитируя одышку, он спрашивает меня, какие, по моему мнению, спортивные качества необходимы, чтобы стать хорошим спелеологом. Вопрос подготовлен заранее, и это позволяет мне обстоятельно перечислить все качества. Хороший спелеолог должен обладать теми же данными, что и хороший альпинист. Вдруг де Кон взволнованно прерывает меня:
— Но я не вижу ни Лепине, ни вашей дочери. Почему их все еще нет с нами?
— Не волнуйтесь, — успокаиваю я его. — Они отправились по другому пути и сейчас взбираются по отвесной стене в поисках верхнего яруса.
В этот миг наше изображение исчезает с экрана, и начинает работать камера № 2. В двадцати метрах над нами появляются два маленьких силуэта, вцепившихся в неподатливую стену. Это Лепине и моя дочь. Чтобы легче преодолеть подъем, они подставляют друг другу спины и оказываются на головокружительной высоте. На узком карнизе, приклеившись к стене, как мухи, они осторожно продвигаются вперед, толкая ногами неустойчивые камни. Камни срываются в пустоту и, отскакивая от препятствий, с грохотом падают на дно пропасти. Освещение превосходное, звук передается хоро