Как только одно поколение заменило другое, а крестьянская жизнь стала меняться в связи с изменениями в стране, про́клятых детей честные люди всё чаще оставляли дома. Работы стало больше, изменения к лучшему и освобождение от прежних тягот привели к тому, что обычным крестьянам стало сложнее приспосабливаться к новым правилам. Было некогда обращать вниманием на странности в поведение детей — их сами родители почти не видели и только ждали того, когда они смогут начать работать. Про́клятые дети выходили в поле раньше остальных, и народ снова поверил в то, что их ими вознаградил Бог. В церкви стали читать молитву за их души, и всё шло своим чередом. Хорошо сыграло ещё то, что они были отличными охотниками — хозяин леса им благоволил, и это было очевидно для всех.
Сами дети быстро сообразили, что они отличаются от других, и чтобы выжить, им нужно стараться не выделяться везде и всегда, кроме рабочего времени. Вяземский видел церковные записи — в то время только они и велись, в которых говорилось, как под покровом ночи стайки детей сбегали в лес и некоторые священники боялись того, что там они ведут шашни с нечистыми силами, но не рисковали говорить об этом бывшим крестьянам — время было тяжёлое, им нужно было во что-то верить. Иногда эти дети уходили в лес и не возвращались.
Вяземский, прошедший через те же муки, что и они, понимал, что, либо они оставались зверями, которых принимал хозяин леса, либо убивали друг друга, но при обороте обратно в человека забывали об этом. В записях также было сказано, что они редко доживали до двадцати лет. Он с трудом мог представить, как им было непросто утаивать ту силу, которая росла с каждым годом — чем старше становился оборотень, тем чаще для здоровья ему необходимы были обороты, а если этот зов игнорировать и обращаться лишь раз в полнолуние, когда инстинкт берёт верх над человеческим разумом на одну ночь, то вскоре эта возросшая сила угасает и оборотень быстро начинает чахнуть; тот гнев, который обрушивался на них в самый внезапный момент; тот охотничий инстинкт, который застилал сознание пеленой, а перед глазами возникали лишь бордовые всплески крови, которую так хотело отведать животное. Они наверняка сходили с ума от чувствительного обоняния, которое особенно остро реагировало на человеческий пот. Они слышали и видели больше, чем остальные, но чтобы не привлекать внимание, должны были это скрывать. И всё равно не всегда у них это получалось, о чём свидетельствовали имена умерших, возле которых была приписка: «про́клятый».
После войны, откуда многие не вернулись и новой смены власти, уже будучи не таким молодым, дед Мстислава, в честь которого был назван Вяземский, потерявший из-за пережитого большого горя на войне способность обращаться, решил взять управление общиной в свои твёрдые руки. В его доме рос сын, который был молодым оборотнем. Ему он желал счастливой судьбы.
К тому времени семья Вяземских считалась одной из самых уважаемых в о́круге, поэтому это не создало проблем. Расположенные вдоль озера села были не против и с ещё большей охотой стали торговать между друг другом, когда-то по реке, а когда-то через лесные тропы. Существовавшая и до этого община окрепла, стала надёжнее, благодаря прямому лидеру, обучаемых им оборотней и поддержке, которую соседние села стали увереннее оказывать друг другу.
Когда родился Мстислав, то это было спокойное время. Страна за эти годы больше не сотрясалась от войн, а сельские оборотни и обычные мужики всё чаще уходили работать в города, помогали строить первые железные дороги, занимались даже своим просвещением. До этого не было принято быть грамотным, но отец Мстислава уже тогда считал, что они должны идти в ногу со временем, и дед уступил. Он прожил долгую и счастливую жизнь со своей женой, и умерли они друг за другом, когда у Мстислава только-только должен был произойти первый оборот.
Община сохраняла своё влияние именно благодаря деду, и старое поколение продолжало терпеть новаторские выходки его сына только из уважения к прошлому главе. Мстиславу во время взросления приходилось прислушиваться и к одной стороне, и к другой, пытаясь удержать хрупкий мир.
Потом многие члены общины говорили, что зря тот пропустил бунтарство юности — им пришлось позже всё же иметь дело с этим качеством и его последствиями, но результаты были уже другого масштаба.
Когда Мстислав достиг пятнадцатилетия, отец выдал ему четверых мальчишек — двое из которых должны были вот-вот пережить первый оборот. Отец таким образом хотел научить его ответственности. Несмотря на принятие оборотней и прошедшие года, до сих пор было сложно сохранить трезвость рассудка во время оборота, когда ты юн, и этому он должен был научить четверых вредных мальчишек. Отец обещал сменить его, когда Мстиславу станет невмоготу. Сейчас Вяземский понимал, что он таким образом хотел научить его признавать своё бессилие, отец желал усмирить характер сына, который порой проявлялся, в связи с оборотничеством и наследственностью в виде дерзости и самоуверенности.
Спесь с Мстислава слетала уже в первые два дня возни с детьми, но исключительно из юношеского упрямства и нежелания признаваться в слабости, он не собирался сдаваться. Утащил тех в лес, соорудил им там базу, и все летние дни напролёт, игнорируя свои обязанности, пытался научить тому, чему сам ещё учился: контролировать злость и охотничьи инстинкты, находить следы других животных, прислушиваться к лесному шёпоту, а потом и правильно охотиться — щадящим и благодарным способом.
В один из таких дней к ним вышел хозяин леса, который нечасто общался даже с главами общины и колдунами, чтобы указать на его невежество в каких-то вопросах, и удалился, чтобы продолжить появляться до тех пор, пока Мстислав не начал разбираться в этих вопросах лучше. Так началось его близкое знакомство с хозяином леса.
Своих ребят отцу он отдал только тогда, когда отправился учиться. А когда он вернулся после известий о скорой смерти родителей, мир вокруг уже вновь изменился, и ему пришлось отдать власть в руки градоначальнику, чтобы не привлекать к себе и общине лишнее внимание. Он отправил учиться уже Эрно, а сам, вместе с оставшимися тремя молодыми оборотнями, пытался не потерять традиции и в то же время старался дать своим людям гораздо больше.
Вяземский думал, что справился неидеально — отец сделал бы лучше, пока подходил к вокзалу, куда сегодня не должна была ступить нога туристов. Это принесло облегчение — значит, никого пока не убьют, но оно было мимолётным, больше чувствовалось волнение, которое не прошло даже после утреннего оборота — оно говорило, что времени мало. Его успокаивало хотя бы то, что после вчерашнего убийства оставшиеся туристы покинут село на первом автобусе. Пришлось подключить для решения этой проблемы начальника участка и еще утром сходить к нему на поклон, но эта мера была необходима.
Репортёрша шла совсем рядышком, а он и не заметил, будучи слишком занят воспоминаниями. Она уже растеряла умиротворённый вид и тоже с волнением поглядывала на вокзал.
— Как-то волнительно. Как будто времени всё меньше, — словно прочитав его мысли, произнесла она.
— Это точно. А дел у нас всё больше, — отозвался Вяземский, переводя взгляд на стоя́щую неподалёку двухэтажную гостиницу, выполненную в лучших традициях их народности: снаружи красовались маленькие балконы с арками, выходящие из небольших комнат туристов, резные столбики, обшитые углы срубов с фигурными накладками, оконные наличники с традиционными украшениями.
Внутри, как Мстиславу было не понаслышке известно, тоже всё соответствовало привычному расположению, если не считать, что кафе, находившееся вместе с комнатами для отдыха, вообще было не в их правилах. Но это было меньшее из зол, которое предложил им градоначальник, поэтому Вяземский не спорил, а поставил этот дом вместе с другими мужиками. Члены общины обходили это место стороной. Они неоднократно попрекали Мстислава в неположенных затратах, которые градоначальник мог бы им выделить на что-нибудь более полезное.
— А ты знаешь, что вас называют «лесным народом»? — вдруг спросила Мирослава.
— Слышал. Но не советую тебе об этом напоминать другим. Мы не любим выдумки городских, — подчеркнул Вяземский и толкнул тяжёлую деревянную дверь, входя первым.
Внутри было пусто — сбор урожая и отсутствие туристов сделали своё дело.
Мстислав ни с того, ни с сего подумал, что если убийца не обнаружит туристов, не начнёт ли он охотиться на своих же?
Их приход ознаменовался переливчатой трелью колокольчика, что привлекло внимание хозяина заведения. Санек, который предпочитал, чтобы на территории гостиницы его называли Сан, вышел из кухни, чтобы поприветствовать посетителей. Его усы были вымазаны чем-то похожем на варенье, а уход с кухни сопровождался недовольными причитаниями его уважаемой супруги.
— Приветствую гостей! — довольно пророкотал Сан, а потом прищурился и узнал Вяземского. — Мстислав, это ты, друг!
Вяземский подошёл к длинной стойке, которая разделяла кухонную часть гостиницы и гостевую, где были расположены столы, а в отдалении от входа сбоку красовался огромный шкаф, в котором для продажи хранились сувениры ручного труда, привезённые также из соседних сёл. Там же стоял открытый шкаф, где на полках красовались деревянные кресты из веток рябины, использующиеся в качестве оберегов, разнообразные бронзовые, деревянные фигурки с верёвочками для них, которые следовало носить, как тотемы — какие-то фигурки действительно несли в себе сакральный смысл, а какие-то были просто безделушкой. Вдоль стены поставили несколько старых столов и на них покоились шкуры, которые так любили приобретать туристы и стелить их себе под ноги возле своих каминов, там же красиво переливались платки с вышитыми защитными символами, пояса и другая традиционная одежда, которую также охотно покупали.
— Рад тебя видеть. — Мстислав с улыбкой пожал руку управляющему гостиницы.
— С тобой женщина? Кто такая? — воскликнул тот, указывая подбородком на отошедшую от них, чтобы полюбоваться сувенирами Мирославу.