Он ничего не сказал, поэтому ей пришлось пригрозить:
— Я не пойду, пока ты не ответишь.
Испустив страдальческий возглас, он указал на небо.
Мирослава подняла голову и увидела, как за ними внимательно наблюдает в полёте крупный журавль, выделяющийся прямым и очень острым, даже на вид, клювом. Оперение у него было чёрно-белое, поэтому он не особо был заметён в темноте. И Линнель, и Ииро были больше стандартных представителей их вида, поэтому Мирослава приготовилась к встрече с самым крупным медведем в своей жизни.
Она уверенно вышла из-за спины Эрно, который тут же снова схватил её чуть выше локтя.
— Куда ты собралась? — рявкнул он. — Тебе нужно скорее уходить!
— Всё будет хорошо, — пообещала Мирослава, улыбнувшись. — Я должна с ним поговорить.
— Он не готов сейчас к диалогу, разве ты не заметила? — язвительно спросил Эрно, а затем неподвижно замер, напряжённо вглядываясь в угол поляны.
Оттуда послышалось прерывистое дыхание, резкие движения. Валун ещё яростнее зашевелился и стал увеличиваться в размерах, темнота обступила его со всех сторон, покачиваясь в разные стороны вместе с ним. Сверкнули блестящие глаза, и обманывать себя в том, что это обычный валун при всём желании бы больше не получилось. Зверь величественно поднялся на четыре лапы, зная, что собрал все взгляды окружающих и не только людей, но и будто всех лесных обитателей. На этот раз возникшая тишина была реальной — животные, птицы и даже насекомые замерли, наблюдая за могущественной силой, которая таилась в этом звере. Но он смотрел только на Мирославу, и она всем телом чувствовала это пронзительное внимание — оно не было опасным, а лишь сосредоточенным и требовательным.
Спустя недолгое молчание, которое тревожным невидимым куполом накрыло поляну, он взревел и стал наступать, продолжая издавать всё более грохочущие звуки. Зверь игнорировал старания Ииро отвлечь его, но тот не сдавался и продолжал энергично наскакивать на спину и бока. Но медведь этого не замечал — он медленно, но целеустремлённо двигался в направлении, всё так же стоящих памятниками самим себе, Мирославы и Эрно.
Мирослава тут же вырвала находящийся в плену локоть и через плечо уточнила:
— Он что-то понимает?
— Обычно да, но сейчас с этим проблемы.
Она кивнула, давая понять, что уяснила, но это ничего не меняло. Она возобновила движение в сторону огромного медведя, который, чем ближе она становилась, тем медленнее шёл. Мирослава спокойно прошла мимо ошеломлённого Раймо, который тоже попытался её вразумить:
— Госпожа Вишневская, шеф злится из-за вас! Это не лучшая идея! Вернитесь!
Она сделала ещё несколько неторопливых шагов, не отрывая взгляда от неумолимо приближающегося к ней злого животного. Позже она самой себе даже не могла объяснить этот отчаянные и глупый порыв. Просто ей было точно известно, что она в безопасности. Вяземский всегда производил на неё такое впечатление, и наличие шерсти этого не меняло.
Прямо над её головой, принося резкий порыв ветра, пронёсся журавль, издававший громкое и возмущённое курлыканье.
Когда между ней и медведем оставалось пять шагов, Мирослава остановилась и глубоко вздохнула. Замерший чуть раньше медведь тяжело и напряжённо дышал, с шумом втягивая воздух и одновременно принюхиваясь. Она смотрела прямо в его чёрные глаза, где с трудом можно было разглядеть сознание.
— Ты красивый и сильный, — улыбнулась Мирослава, разглядывая наконец всего зверя. — У тебя шерсть наверняка рыжеватая, жаль, что сейчас из-за темноты не видно.
Медведь грозно зарычал, заставив сердце Мирославы подпрыгнуть, но не заставив её двинуться с места.
— Не пытайся меня напугать, — хмуро потребовала она. — Думаешь, если человеком не удалось, то животным получится? Уверяю, что нет. Я к зверям симпатию питаю больше, чем к людям.
Шерсть была его густой и гладкой, словно расчёсанной, несмотря на то, что кое-где примялась. Или так казалось в вечернем сумраке. Глаза Мирославы быстро привыкли к темноте, и она смогла различить цвет его шерсти — бурая, на лапах более глубокого и тёмного цвета, а, начиная от боков, светлеет до палевого оттенка. Или это уже Мирослава сама навоображала, ведь при мглистом небе такое точно разглядеть было невозможно, даже несмотря на её зоркость.
В душе вспыхнуло желание прикоснуться к его массивной холке и пушистым бокам, чтобы убедиться в мягкости шерсти, но Мирослава это желание с усилием подавила. Она продолжила изучать медведя, а тот в это время стоял и перебирал передними лапами, вспахивая землю, но делал он это без особого рвения, а как-то нервно.
— Ты расстроен, а не зол, — озарило её.
Глава 20. Сон
Внезапно между ними возник крупный, по пояс человеку, лис, зашипевший в сторону медведя.
Тот тут же перестал перебирать лапой и издал утробное рычание, а затем стал подниматься на две задние лапы. Мирослава невольно отступила на шаг, но потом стала ругаться на Ииро:
— Зачем ты вмешался? Всё в порядке! Уйди!
Лис возмущённо прыгнул в её сторону, а затем приложил уши к голове, припал животом к земле и угрожающе зашипел.
— Не вздумай мне угрожать! — опасно понизив тон, потребовала Мирослава, но было уже поздно.
Медведь оглушительно взревел, а затем одним слитным движением лапы откинул лиса в сторону. Мирослава бросилась было к упавшему Ииро, но вовремя остановила саму себя. Она подняла голову и заметила, что над ней навис огромный медведь, внимательно следящий за её действиями.
— Я ничего не делаю, — на всякий случай сказала она. — Просто стою. Не нервничай. Меня никто не обижает.
Медведь начал ворчать, но Мирославе показалось, что уже более спокойно. Он всё ещё возвышался над ней громадной глыбой, но уже не столь свирепо.
— Тебе нужно успокоиться, — мягко произнесла Мирослава. — Всё ведь хорошо, верно? Не знаю, чем я тебя обидела, но я этого точно не хотела. Услышь и поверь мне, пожалуйста.
В глазах зверя мелькнула искра понимания, которую Мирослава заметила только потому, что пристально наблюдала. Она сочла это хорошим знаком и ласково продолжила увещевать:
— Я бываю неправа, но и ты хорош — отправился валить деревья вместо того, чтобы просто поговорить. Приди в себя и давай всё обсудим, как цивилизованные люди.
Медведь обиженно рыкнул пару раз, покачнулся и громоподобно приземлился на передние лапы. Мирославе даже показалось, что земля под её ногами вздрогнула. Она обернулась к стоящим неподалёку друг от друга Раймо и Эрно, которые одобрительно и осторожно ей кивнули.
Затем Раймо стал медленно передвигаться в сторону отброшенного Ииро, который продолжал валяться в траве, скуля и дрыгая лапами. Мирославе не казалось, что он плачет от боли, скорее просто привлекает внимание, но она всё равно невольно переживала.
— Мстислав, пожалуйста, приди в себя, — ласково, но строго повторила она.
Медведь недовольно покрутил шеей, затем шумно выдохнул через ноздри и отправился в тот же тёмный угол поляны. Мирослава внимательно наблюдала за его удивительно ровной походкой для медведя, пока окончательно не убедилась в том, что он пошёл обращаться в человека.
Она облегчённо выдохнула и отчего-то ощутила невероятную радость на сердце, которую немного подпортили слова, подошедшего Эрно.
— До этого он никогда не терял контроль над зверем, — без обвинения, а просто как факт, произнёс он, не отрывая взгляда от места, где его шеф возвращался в человеческое тело. — Но потом он очень злой вернулся от своей поклонницы. Линнель привёл работника кухни, который, как выяснилось, получал записки и деньги, затем чем-то опаивал туристов, и это нас совсем не обрадовало. Затем дождь, мы к хозяину леса, а после домой к Мстиславу, где тебя не оказалось и он словно взбесился. Как будто до этого копил всё в себе, но всё-таки не сдержался. Начал, как безумный что-то бормотать и отправился на кладбище, твердил, как важно расследовать эти убийства, свернул в лес и обратился.
— И начал вести себя, как животное, — иронично закончила Мирослава.
Надо же! Мстислав яростно уверял её в том, что у них здесь не варят никаких волшебных настоев, а всё же оказалось вон оно как — кто-то всё же ими баловался. С одной стороны — такие умения до добра не доводят, а с другой — кое-что это объясняло и вынуждало посмотреть на дело под другим углом.
Мирославе до дрожи в желудке требовалось срочно это обдумать, и она по привычке стала похлопывать карманы в поисках портсигара. Потом вспомнила, что оставила его у Ингрид и, игнорируя возбуждённое покалывание во всему теле, успокаивающе выдохнула.
Эрно, который скошенным взглядом наблюдал за ней, хмуро заговорил:
— Строго говоря, мы не животные, но зверь влияет на нашу человеческую натуру напрямую. Оставляет отпечаток. По крайней мере, так говорят.
— Ты ведь волк, — утвердительно сказала Мирослава, переводя взгляд на Эрно, который как никогда походил на животного: без очков, со встрёпанными сероватыми, словно седыми волосами, бакенбардами, хищным выражением лица, лишённым обычного исконно человеческого высокомерия. — Ииро и Линнель бросились убеждать Мстислава прийти в себя, а ты и Раймо нет. Даже несмотря на то, что ты волновался за меня, не стал оборачиваться, чтобы помешать медведю. Почему?
— Он бы тебя не загрыз, — непреклонно заявил он в ответ, но слегка ссутулился и опустил уголки губ.
— У Эрно были с детства проблемы с оборотом, а вконец возненавидел он обращаться с тех пор, как Мстислав уехал учиться и оставил нас на попечение своего отца. У него только начало получаться, но потом всё снова пошло наперекосяк, пока шеф не вернулся домой. С Раймо проще — он барсук, слишком мал для борьбы с медведем, но зато незаменим в слежке.
Мирослава обернулась.
Речь была немного невнятной и прерывистой, но в ней отчётливо угадывалась манера Ииро. Он стоял перед ней в одних штанах и накинутой кожаной куртке, обёрнутый в самодовольство, как в броню. Но было видно, что его круги под глазами до конца не исчезли, как, впрочем, и у остальных, и что он слегка морщится, припадая на левую ногу. Придерживающий его только внимательным и твёрдым взглядом, Раймо кивнул сам себе и пошёл в угол поляны, где оборачивался Мстислав.