что ты протащил через всё село, на глазах у всех, его сына на допрос в участок, вместо того, чтобы узнать желаемое дома! Это неуважение, Мстислав, которые ты в первую очередь выказываешь Чацкому, а потом общине! — с неудовольствием подчеркнул Горецкий.
— Я занимаюсь расследованием, — спокойно ответил Мстислав. — И не вижу ничего страшного в том, что Пётр, чтобы ответить на мои вопросы, прибыл со мной в участок. Что-то вы не были против, когда та же участь постигла Александру.
Он лукавил, и об этом знал сам Мстислав, да и Горецкий. Одно дело — обычная женщина, другое — член общины. Это был вызов, пусть и неявный, но вызов, брошенный не только Чацкому, а всей общине.
Для Мстислава с недавних пор больше не было особой разницы.
— Да, ты занимаешься расследованием, — с сожалением повторил начальник участка. — И оно что-то помутило в твоём сознании. Зря мы позволили тебе им заниматься. Мне жаль, Мстислав.
Тот заинтересованно вздёрнул бровь, расслышав подтекст.
— О чём вы?
Горецкий начал нервно ходить вокруг табуретки, где десять минут назад сидел Пётр маленькими шагами, и объяснять:
— Ты должен нас понять. Твоё поведение в последнее время и так вызывало беспокойство, а теперь ещё и все эти фокусы… Я сам не хочу, но община настаивает.
Вяземский почуял искреннее сожаление Горецкого, его неуверенность вперемешку с беспокойством и уточнил:
— Настаивает на чём?
Начальник участка, не глядя на него, признался:
— Я ушёл вместе с Чацким. Мы обговорили творившееся с тобой, потом он отправился домой, а я к Борису Игнатьевичу за советом. Тот выслушал меня и сказал, что нужно созвать совет, чтобы принять решение. Но после того, что ты натворил ещё и с сыном Чацкого, оно уже, считай, что принято. Зачем же ты так, Мстислав? — с досадой вопросил Горецкий, бросив на него беглый взгляд.
— Вы так и не сказали, зачем вы с Борисом Игнатьевичем решили собрать совет, — напомнил ему Вяземский.
Тот чуть ли не сплюнул на пол, но сдержался и рявкнул:
— Ты и сам понял! На совете мы решим, достоин ли ты и дальше быть главой общины.
Мстислав широко улыбнулся этому заявлению и порадовался отсутствию ребят, ведь если бы они расслышали эту новость, то уже забежали бы внутрь, чтобы начать возмущаться. Но это было только его дело. Ему, вообще-то, уже давно следовало всё разъяснить.
— Я понимаю ваше желание, — начал он преувеличенно серьёзно, — Но дело в том, что эта тема не предмет обсуждения. Состоится совет или нет — это не важно. Я глава общины, и вы с этим ничего не поделаете.
— Борис Игнатьевич предвидел твоё нежелание подчиняться, — с искренней грустью произнёс Горецкий, глядя на него. — Поэтому совет пройдёт здесь и сейчас.
Глава 24. Сбор совета. Новые сведения
Этот поворот событий сумел удивить Вяземского, который заинтригованно уставился на закрытую пока дверь.
— Вы решили собрать членов общины здесь?
— Тех, кто способен оторваться от дел и присутствовать. Думаю, что они с минуту на минуту прибудут сюда.
Мстислав прыснул со смеху, но, получив укоризненный взгляд от Горецкого, нахмурился и кивнул, иронично признаваясь:
— На самом деле, вы правильно решили поступить и созвать всех здесь. Я ведь не пришёл бы на совет только потому, что мне лень.
— Зря ты так, Мстислав. Стоило бы проявить благодарность.
— Неужели? — пуще прежнего развеселился он. — За то, что вы решили забрать у меня пост, который и был-то создан моим дедом для нашей семьи?
Горецкий неодобрительно покачал головой, но говорить больше ничего не стал, а продолжил также мерить шагами небольшое пространство между прижатыми к стене столами. Вяземский же коротал время тем, что представлял, как чересчур важные члены общины начнут прибывать в кабинет, а затем окажется, что они не могут вместиться и начнётся столпотворение на входе в кабинет. Было бы презабавно.
В числе первых появился на диво спокойный Чацкий и ещё двое членов общины — старик Ждан с деревянной тростью и Соловьёв.
Присутствие старика Ждана было неудивительно — тот скрашивал старость тем, что плёл корзины и всегда был дома, а вот Соловьёв, видимо, вернулся с заработка, чтобы помочь летом семье, о чём свидетельствовала его мокрая от пота и воды рубаха. Переодеваться, видимо, он не стал, лишь ополоснулся в бочке перед приходом сюда.
Всем пришедшим Вяземский доброжелательно сказал:
— Добрый день.
Ему хмуро кивнули. Затем Чацкий приказал Соловьёву вытащить столы в коридор и поставить их друг на друга. Мстислав хмыкнул — развлечение отменялось.
Почти сразу в кабинет ворвались Линнель и Раймо, которые с вопросом уставились на своего вожака. Члены совета их одарили осуждающим вниманием.
— Община решила провести незапланированный совет, — пояснил Мстислав.
— А тема какая? — полюбопытствовал Линнель.
— Моё главенство, — улыбнулся он ему.
Раймо вздрогнул, а Линнель помрачнел.
— Вожак…
— Оба подойдите и встаньте рядом, — приказал он им. — Где Эрно?
— На улице. То ли общается, то ли ругается с Мирославой — мы так и не поняли, — тут же отозвался Раймо, а Линнель в подтверждение кивнул.
Вяземский постарался не показывать своего удивления и тоже ограничился кивком. Следящие за ними члены советы выглядели так, словно вот-вот взорвутся от негодования.
— Глава, это против правил, — гневно проскрипел старик Ждан, ознаменовав эти слова глухими ударами деревянной трости об каменный пол.
— Так же как и моё изгнание с поста, — парировал Мстислав. — У нас здесь не демократия, но я вам об этом напомню, когда прибудут остальные.
Линнель и Раймо тихонько усмехнулись.
— Ладно, пусть остаются, — дозволил Чацкий таким тоном, словно его разрешение вымаливали долгие часы.
Следующие пятнадцать минут в кабинете никто не разговаривал, лишь приветствовали пришедших. Каждый считал свои долгом при перешагивании порога бросить неодобрительный взгляд сначала на Мстислава, потом колючий и удивлённый на Линнеля и Раймо, а в конце возмущённый на уже присутствующих членов общины. Те им отвечали грустными кивками.
Всего набралось восемь человек, включая Горецкого и Чацкого. Дверь оставили открытой — на тот случай, если кто-то ещё решит присоединиться, но было принято решение уже начинать собрание. Члены общины образовали круг, закрыли глаза, и Чацкий, как наиболее заинтересованная и осведомленная сторона, взял слово:
— Я приветствую собравшихся сегодня братьев. Наша община чтит традиции и сначала желает предкам приятного посмертия.
— Приятного посмертия, — неблагозвучным эхом прозвучали грубые мужские голоса.
— Община желает благоденствия и здоровья живущим, — хорошо поставленным голосом продолжил Чацкий.
— Благоденствия и здоровья живущим. — Все так же вторили ему все, кроме троих мужчин.
— Община надеется на благосклонность духов и богов к их земле! — ещё громче сказал заместить начальника участка.
— Благосклонность духов и богов к их земле!
Остальные тоже повысили голоса.
— Община надеется, что они проследят за тем, чтобы её члены были справедливы и честны! — на одном дыхании провозгласил он.
— Справедливы и честны! — поддержали его.
Затем все переводили дыхание и обменивались кивками, подтверждая, что традиции были соблюдены.
Чацкий взглянул на пол и передумал садиться — обычно собрания проходили в чьем-то доме из стариков, и все усаживались прямо на пол, где был постелен ковёр. Здесь такой роскоши не было, поэтому все остались стоять.
— Сегодня мы собрались здесь, чтобы поднять вопрос о том, можно ли позволить нашему главе занимать этот пост…
— Не понял. Что здесь происходит? — прозвучало за спинами членов общины ошеломлённое.
Все развернулись, чтобы взглянуть на говорившего, и, в возникшем зазоре между людьми, Вяземский смог увидеть шокированного Эрно и поражённую Мирославу.
— Мстислав, это уже ни в какие рамки! — воскликнул Соловьёв. — Они не только присутствуют на собрании, но ещё его нагло нарушают! Ты их вообще не научил уважению!
По толпе прокатился согласный рокот.
— Если это не ещё одно доказательство того, что Мстислав не заслуживает занимать этот пост, то тогда я не знаю…
Стремительное движение и вот уже Соловьёв взят за грудки взбешенным Эрно. Остальные расступились, прижавшись к стенам и образовав пусть и совсем крохотное, но свободное пространство вокруг них.
Мстислав вскочил и строго приказал:
— Эрно, отпусти его!
— Что ты сказал про главу, червяк? — рычал в это время Эрно прямо в лицо побледневшему Соловьёву, встряхивая его с такой силой, что у того голова болталась взад-вперёд. — Ты вообще понимаешь, о ком говоришь?
— Эрно! — попытался одёрнуть его уже стоявший рядом Вяземский.
Он схватил его за правую руку, чтобы тот расслабил пальцы, и отпустил испуганного Соловьёва. С удивлением Мстислав услышал голос Мирославы по левую сторону от Эрно, которая занималась тем же самым.
— Успокойся. Так, ты сейчас только доставишь Мстиславу больше проблем, — мягко увещевала она его.
— Эрно, отпусти его, — вторил он ей.
И тот, наконец, послушался и отцепился от порванной у горла рубашки Соловьёва. Вяземский взглянул на Мирославу, которая понимающе кивнула и вместе со взятым под руку Эрно вышла в коридор. Члены общины проводили их взглядами, наполненными поражённым удивлением.
— Что и требовалось доказать, — со злорадным удовольствием заключил Чацкий.
— Что если бы не вожак, то мы бы давно кинулись на вас? — со злой иронией уточнил Раймо, привлекая к себе внимание, а потом сам же себе и ответил. — Конечно. Мне казалось, что вы это понимаете.
Линнель улыбнулся, словно подтверждая сказанное
— Вас ещё не хватало, — ворчливо заметил Вяземский.
— Извини, — без капли вины отозвались они оба в один голос.
— Продолжим? — невозмутимо спросил Мстислав, оглядывая присутствующих.