Тогда Мирослава вдруг поняла, что не желает больше сдерживать свой страх, который не желал больше выступать в образе затравленной сиротки. Он хотел сокрушать и воздавать по заслугам. За Линнеля, за несчастных туристов, за Клару. И почему-то за себя. Гнев и ненависть потекли по венам, с шумом сталкиваясь с затаённой болью и одиночеством, которые слишком долго жили внутри неё, и вместе они превращались в водоворот бушующей ярости.
Мирослава сделала ещё один шаг к Петру — первый шаг на пути к другой её стороне, безжалостной и тёмной.
И в этот момент над поляной раздался громкий вопль филина, вынудивший её вздрогнуть и растеряться. В его вопле ей почудилось предупреждение. Она остановилась и притормозила бурю внутри себя. Пётр одарил её цепким взглядом.
— Итак…
Но его прервал чей-то приход. Неподалёку от того места, где стоял Вяземский и остальные, зашевелились кусты. Мирослава кинула взгляд на Мстислава и нахмурилась.
Он окаменел и даже дышал через раз. Его взгляд намертво приклеился к тому месту, откуда с шумом и кряхтением, таща кого-то за предплечье, вывалился… Раймо.
— Нет, — вырвалось у неё слабым голосом. — Не может быть!
Из-за её слов Раймо сначала бросил взгляд на неё. Он отшатнулся, даже выпустив из хватки мужчину, которого привёл, паникующим взглядом обвёл пространство, пока не наткнулся на Мстислава, Эрно и Ииро и не вздрогнул так, что даже слегка подпрыгнул, распахнув в ужасе глаза.
На лице Мстислава возникла болезненная гримаса, он стал выглядеть так, как будто смотреть на Раймо ему было физически невыносимо, но он не мог оторваться. Ииро припал к земле и раненым зверем заскулил. Плечи Эрно поникли, взгляд затуманился, и он отвернулся.
— Друг мой, наконец-то ты пришёл! — нарушил траурное молчание Пётр сладким и довольным тоном. — Спасибо, что так любезно привёл сюда моего отца!
Мирослава только после его слова сумела распознать Чацкого в этом покорном, немного невменяемом, с трудом стоящим на ногах, мужчине. Вид у него был такой, словно он изрядно перебрал.
— Что они здесь делают? — глядя только на Петра, спросил Раймо, у которого трясся не только голос, но и руки.
Пётр расплылся в широкую, но далеко не добрую улыбку.
— А что такое? Я подумал, что для тебя это будет неплохой мотивацией следовать нашим планам до конца. С колдуном ты ведь оплошал. Пришлось мне им заниматься.
Начав метаться, Раймо схватился за волосы и потянул их со всей силы, чтобы заорать:
— Мы ведь с тобой договорились! — Он побагровел от гнева, перемашнным со страхом. — Ты обещал их сюда не впутывать!
Пётр безразлично пожал плечами.
— А ты обещал, если я буду убивать только туристов, то не станешь их подпускать слишком близко. Как же тогда вышло, что мы все вместе здесь оказались? — Он цокнул языком. — Это ты оплошал и нарушил наш договор, а не я.
В ответ Раймо открыл рот, намереваясь продолжить спор, но тут же его захлопнул, когда Мстислав его позвал, перебарывая волю Петра:
— Раймо. — Он судорожно вздохнул, а затем скупо обронил. — Зачем?
Мирослава видела, как ему не хотелось верить в то, что сейчас происходило. Эрно уселся прямо на землю, зарывшись руками в волосы, и в таком положении застыл.
— Раймо, приведи моего отца ко мне, — со скукой наблюдая за его продолжающимися метаниями, произнёс Пётр. — И давай без глупостей.
Раймо вновь грубо схватил за предплечье Чацкого, подталкивая его к Петру и не встречаясь взглядом с таращившийся на него Мирославой.
Вспыхнувшая в ней ярость оказалась погребена под тяжёлыми камнями, но когда она посмотрела на Мстислава, который выглядел как статуя, которую создали, чтобы показать человеческие страдания, она поняла, что не имеет права лишиться этого гнева — кому-то нужно было действовать.
Раймо подвёл Чацкого к камню, где сидел Петр, и хрипло попросил его:
— Теперь отпусти Линнеля.
— Ещё рано, — одними губами улыбнулся тот в ответ. — А теперь вспомни, чему меня научил колдун — я способен убить даже без оружия одного из твоих друзей. Поэтому повторюсь, давай без глупостей.
Получив отрывистый кивок Раймо, он положил рядом со своей ногой топор, затем закинул себя на спину спящего Линнеля, пошатнувшись, но всё же устояв.
— Теперь мы все идём к озеру, — прохрипел Пётр, поднимая топор. — Сначала гости. И побыстрее. Во мне нет столько сил, сколько в вас. Мирослава пойдёт возле меня.
Но никто не сдвинулся с места. Действие дурмана, кажется, ослабевало с каждой минутой. Но вот первым дёрнулся Эрно, вставая на ноги с красными и больными глазами, за ним пошёл Ииро с прижатыми к голове ушами, а замыкала их процессию рысь с гордо поднятой головой. Остался стоять лишь один. Мирослава его окликнула:
— Мстислав, пожалуйста.
И он пошёл.
Проходя мимо неё, он встретился с ней взглядом, остановился и веско произнёс:
— Я прошу тебя стать моей хозяйкой.
— Я согласна стать твоей хозяйкой, — тут же выпалила она.
В глубине его глаз что-то сверкнуло, но тут же потухло. Он кивнул и продолжил путь до тропинки, которая тянулась до озера.
Прежде чем Мстислав покинул поляну, над ней величественно пронёсся большой золотистый филин с вкраплением белых и чёрных перьев. От его золотистых перьев стелился светлый и тёплый свет, который он распространял за собой. Собой он привлёк внимание всех присутствующих, приковал его к себе и не отпускал, пока не преодолел открытое пространство поляны.
Вяземский обернулся, и в этот же момент филин огласил лесную чащу громким и торжественным криком. Мстислав перевёл взгляд на немного сбитую с толку Мирославу и неожиданно склонил перед ней голову, а когда поднял, то одарил горящим, протяжным взглядом, прежде чем покинуть поляну.
— Поздравляю с замужеством, — ехидно протянул Пётр, отошедший от завораживающего полёта филина. — Оно будет недолгим, но насыщенным. А теперь шагай.
Глава 34. Проход
Мирослава взглянула на Линнеля, убедилась, что он дышит, и только тогда пошла в нужном направлении, оглушённая происходящем и перебирающая в голове возможные варианты дальнейших событий.
На берегу Пётр потерял к ним былой интерес. Он остановился возле озера, сбросил с себя Линнеля, вынудив зарычать Мстислава. Но тот не обратил на это ни малейшего внимания, оставил в руке топор, который продолжал нависать над Линнелем и стал вглядываться в тянущиеся вдаль воды.
Из-за тумана берег той стороны был не виден, поэтому протяжённость озера казалась нескончаемой, но дождь, чьи капли падали все реже, рассекал его, словно нож масла и позволял одним глазком увидеть ту сторону. В воздухе пахло грозой всё сильнее, заставляя Мирославу поёжиться. Ни ей, ни лебедю не нравилась возникшая атмосфера, которая нагоняла жуть.
Пётр с лихорадочным видом оглянулся на них, чтобы убедиться в том, что они всё ещё стоят на месте, спешно достал свободной из кармана ленточки, крепко сжал, поднёс их к губам и начал что-то быстро шептать, гипнотизируя взглядом расходящейся, словно по приказу, в разные стороны, туман. Ветер принёс чужеродный аромат, который Мирослава не могла распознать — что-то между дымом горящего костра и затхлостью, с примесью сырости старого погреба. Дождь всё ещё барабанил по воде, но с каждым ударом всё тише и осторожнее, будто повинуясь невидимой силе, которая вынуждала его прерваться. Что-то требовало его остановиться. Это что-то жаждало выйти наружу.
В один момент затихло всё живое, словно мир внезапно оглох — привычные звуки леса перестали ласкать слух, а яркость зелени стала тускнеть. Время словно ускорилось, меняя сезоны и стремительно наступала осень. И тогда Мирослава по-настоящему испугалась. Происходящее она могла сравнить с сильным ударом под дых. Всё это отвлекло её, и она не заметила движений.
А в это время Мстислав, без сомнений и колебаний, пересёк берег, оказавшись рядом с Петром, который слишком поздно обратил на него внимание. Он было потянулся поднял топор, шарахнувшись от Вяземского, но тот был неумолим. Одна рука твёрдо и безжалостно сжала его шею, а другая вырвала топор, отбросив в сторону. Пётр выпучил глаза, а затем засмеялся, но совсем не испуганно, а ликующе.
— Поздно, — сипло выдавил он, а затем страшно захрипел.
— Мстислав! — испуганно воскликнула Мирослава, сама не зная, к чему призывает его этим криком.
Она подбежала к нему и несмело коснулась плеча. При взглядя на его пальцы, которые больше удерживали, чем действительно пытались причинить вред, словно ещё сами не были ещё уверены в том, что необходимо сделать, она почувствовала непонятную гамму эмоций: от сожаления от облегчения.
— Мстислав, — уже куда более спокойно позвала она его.
Теперь она просто показывала, что остается рядом с ним, чтобы она не решил.
Немного подумав, он всё же разжал ладонь. Пётр повалился на песок, кашляя и жадно хватая ртом воздух. Первые вдохи ему не давались, но всё же он смог вновь задышать, пусть и с хрипами. Он поднял голову с лопнувшими сосудами в глазах, которые вместе с серым цветом лица и посиневшими губами придавали ему потусторонний вид. Мирослава тут же бросилась к лежащему рядом Линнелю, чтобы оттащить его подальше.
— Ииро! Эрно! — позвала она в надежде, что кто-то из них тоже уже сумел перебороть действие настоя.
Она напрягала и без того трясущиеся мышцы лишь пару мгновений, пока не появился Эрно, который перехватил Линнеля, куда увереннее, и поволок по песку в сторону.
Пётр, тяжело дышал, наблюдая за тем, как его оттаскивают.
— Если бы я умел… одним взглядом убивать… то я не стал бы душить колдуна верёвкой… — с большим трудом выговорил он так, словно ему было больно делать, и с торжеством, коротко рассмеялся, чтобы потом всё же застонать, схватившись за горло.
Мстислав вновь наклонился к нему. Мирослава подскочила и вклинилась между ними, тут же обругав себя за глупость, осознав, что где-то там неподалёку возле Петра валяется топор.
Она с усилием надавила на грудь Мстислава, вынуждая его отступить на несколько шагов. Он уже сделал выбор, и она не планировала давать ему возможность потом сожалеть о своих необдуманных действиях.