Подлетая к проходу, в котором она, внимательнее присмотревшись, увидела могучие деревья на противоположном берегу полноводной грозной реки, которую жаждущим попасть на ту сторону живым, необходимо было преодолеть и жалящее, ослепляющее солнце — всё было подобно её миру и тем легендам, что она читала.
Мирослава перестала чувствовать усталость, в ней кипела сосредоточенность вперемешку с недавно заваленной камнями яростью. Тогда она желала отнять жизнь, а теперь с её же помощью желала спасти, и не одну, а множество.
Она приблизилась к проходу почти вплотную — не сомневающаяся в том, что должна сделать и что у неё это получится. Несмотря на слепящий глаза свет, она оставила их широко распахнутыми и громко, грозно, повелительно воскликнула:
— Я хозяйка этих земель! Я дочь хозяйки озера! Мне подчиняется и вода, и земля. Я приказываю воде закрыть проход, а земле успокоить потревоженные души умерших! Я прошу прощения за дерзость, которую живые себе позволили, и прошу мёртвых унять своё беспокойство!
Свет перестал её ослеплять — он всё ещё был здесь, с той же подавляющей силой пытаясь заполнить сумрак мира живых, но Мирослава больше не чувствовала себя слабее него.
Открывавшийся вид по ту сторону был прекрасен.
Мирослава раньше задумалась о том свете, но никогда прежде не представляла его. Даже если бы она попробовала, то её фантазия ни за что не смогла бы конкурировать с реальностью. Заглянув по ту сторону прохода, она вдруг поняла, почему души мёртвых в легендах и балладах так не любят, когда их беспокоят или пытаются возвратить — создатели легенд, которые она читала, словно действительно бывали по ту сторону, иначе откуда они брали эти описания и откуда они точно знали, что оттуда возвращаться не захочется никому?
Но так как Мирослава была живой, она не чувствовала тяги и желания поспешить туда — этот вид просто наполнил её счастьем и благодарностью. Наверное, где-то там был её отец и ему было хорошо.
Подумав об этом, она представила, как он гуляет по берегу, и даже показалось, что ей удалось почувствовать тепло лета, которое царило там, запах распустившихся цветов и шум бегущих рек. На самом деле, возможно, так и было, потому что она вдруг поняла, что голоса мёртвых стали затихать. Теперь был слышен лишь их шёпот, который словно спрашивал, что им делать дальше.
Мирослава второй раз за один короткий миг поверила, что всё закончилось, но чья-то фигура всё же уверенно выскользнула из прохода, заставив её сердце замереть.
Перед ней предстала женщина, которая не выглядела мёртвой, но и живой её можно было назвать с натяжкой. На ней было платье, словно сотканное из цветов, а сшито нитями солнечного света — невозможно было представить, что человек способен создать такое чудо. Но сама женщина не выглядела подобно нимфам, которые изображались в таких нарядах на старых гобеленах или страницах сказок. Она была красива так, как бывает прекрасна алая роза в момент своего расцвета и накануне сбрасывания первого лепестка. Глаза женщины были огромны и выразительны — блестящая тьма клубилась в них, обрамленная пушистыми ресницами. Губы её были красны, словно свежая кровь. А кожа бледна, как лик луны. Ее красота была яркой и броской, но вместе с тем не чрезмерной. Возможно, она могла бы испугать, но её тонкие запястья, босые ноги и общий беззащитный вид утверждал, что она настроена доброжелательно. Мирославе подумалось, что ей никогда не хотелось бы видеть эту женщину в гневе.
Как только ей пришла в голову эта мысль, она поспешила с уважением поклониться, на что женщина сильным, привыкшим отдавать приказы голосом, сказала:
— Подними голову, хозяйка этих земель и воды.
Глава 35. Успокоение
Мирослава повиновалась и выпрямилась.
— В вашем мире, наконец, кое-что изменилось и женщинам стала доступна власть? — с непосредственностью, которой от неё не ожидалось, полюбопытствовала женщина, похожая на богиню, но, не дождавшись ответа, задумчиво продолжила. — В последний раз, когда смертный пытался проникнуть на ту сторону, дабы создать какую-то лодку, он очень сильно удивился тому, что к нему вышла моя мать, как хозяйка. Сейчас она не пожелала этого сделать, заявив, что смертные совсем обнаглели и стали слишком изобретательны в попытках проникнуть к нам. У мамы непростой нрав, поэтому она решила вас проучить и позволить выскользнуть нескольким душам. Но как только я услышала тебя, мне стало очень любопытно посмотреть, кто же ты такая!
И она легко улыбнулась, но смерила таким взглядом, что становилось понятно — она не терпит лишнего промедления и если ей не понравится ответ, то это не приведёт ни к чему хорошему.
Мирослава невольно оглянулась, чтобы взглянуть на Мстислава, но тот неподвижно замер на берегу. Она осмотрела остальных беглым взглядом и удивлённо поняла, что и они застыли каменными изваяниями.
— Это маленький фокус, которым я владею, — объяснила женщина, когда Мирослава вопросительно посмотрела неё. — Но его эффект недолог, поэтому у нас мало времени. Так что?
Мирослава облизнула пересохшие, потрескивающиеся губы и ощутила на языке крохотные песчинки. Это реальное ощущение придало ей сил.
— Мы не желали проникнуть в мир мёртвых. Один мужчина хотел выпустить душу своей жены — любовь к ней и тоска свела с ума. — Мирослава вновь облизнула губы. — А власть над водой я получила по праву рождения, а что касается этих земель… Мужчина поделился ими со мной.
Женщина кивнула, принимая этот ответ, а затем уточнила:
— А ты поделишься с ним властью над водой?
Мирослава на мгновение задумалась.
— Наверное, нет, — с толикой неуверенности отозвалась она, оценивая реакция женщину, но та выглядела нетерпеливой и заинтересованный. — Такого договора не было. И я не думаю, что такое вообще возможно. Власть над водой дана мне по праву рождения, а ему потому, что он сын леса. Но так как я, как и он, наполовину создание леса, то могу разделить с ним его власть, — тщательно подбирая слова, объяснила Мирослава, а затем призналась. — Не задумывалась об этом до вашего вопроса, если честно.
— Такие вещи перед браком с мужчиной стоит обсуждать на берегу, — наставительно произнесла богиня, выставив палец. — Иначе может оказаться, что всё не так, как тебе казалось изначально.
Мирослава не стала уточнять, что о браке речи и не шло, и просто кивнула, в целом поддерживая такой подход.
— Я об этом и твержу своим племянницам, — продолжила она как ни в чём не бывало. — Моя сестра с их отцом, великим ветром, дают им излишнюю свободу, на мой вкус, но да это сейчас неважно. Я пришла сюда, чтобы решить — заслуживаете ли вы избавления от той боли, которая вас обязательно настигнет после совершенной ошибки.
— Кто вы? — полюбопытствовала Мирослава, но, заметив хищный оскал, украсивший точёные черты лица женщины, пожалела о своей несдержанности. — Простите мою невежливость!
Женщина махнула рукой на её извинения и с предвкушением улыбнулась краешками губ.
— А как ты думаешь, кто я?
— Божество, — тут же выпалила Мирослава, а про себя подумала, что никак не может решить доброе божество или злое.
— Верно, хозяйка этих земель, — с насмешливым снисхождением кивнула женщина, а затем оказалась прямо перед её лицом — яркая, опасная и притягательная, заставив внутренне содрогнуться. — Я, как и мои сёстры, как и моя мать — ни добро и ни зло. Я властвую над болью, но также дарю и успокоение от неё. Я приняла обе стороны. — Женщина улыбнулась, сверкнув зубами, увидев замешательство Мирославы, и охотно пояснила. — Твои мысли были слишком очевидны.
Затем она вновь заслонила собой дребезжащий из прохода свет и величественно сказала, глядя прямо на Мирославу:
— Я приняла решение.
Мирослава ощутила, как внутренности стянуло железными оковами, она задержала дыхание, пока богиня изучала её реакцию и словно нарочно медлила.
— Кто, говоришь, пытался вызволить жену? — спросила она, но Мирослава не успела ответить, как богиня уже оказалась возле лежащего Петра, прикасаясь к его волосам и жмурясь от наслаждения. — Сколько горячей боли… Что ж, я дам ему то, чего он так жаждет.
И, не успела Мирослава ужаснуться, она взмахом руки приманила фигуру из прохода, от который волнами исходил свет — он был не агрессивный, а успокаивающий и мирный.
Мирослава подлетела ближе, но осталась на почтительном расстоянии. Она понимала, что ей не место сейчас подле них.
Богиня повела рукой, и Мирослава увидела, как Пётр, единственный из всех, зашевелился, с трудом открывая глаза. Он взглянул сначала на Раймо, который его больше не удерживал, нахмурился и выбрался из-под него, но затем заметил свет, поднял глаза и больше не смел отвести восторженного взгляда от светящийся жены.
Богиня отошла и стала наблюдать за ними неподалёку. Мирослава не могла понять выражение её лица. Почувствовав какое-то движение за своей спиной, она оглянулась на проход, который стал медленно затягиваться, и даже сначала не поверила. Но её волосы слабо колыхались, как от лёгкого ветра, и это вынудило её поверить в действительность происходящего.
Она услышала хриплый вскрик и перевела взгляда на супружескую пару, стараясь не выдать своего нетерпения. Лица жены Петра она не видела, лишь спину, облачённую в белоснежное платье, которое чем-то напоминало свадебное и светлые вьющиеся волосы, но зато она расслышала мягкий и ласковый голос, наполненный любовью:
— Пётр… Мой Пётр, — сказала она и оказалась прямо напротив него, сидящего на коленях.
— Таня, это ты… — с усилием выдавил он, дрожа и протягивая целую руку, чтобы коснуться её.
Она покачала головой, но Пётр всё равно попытался, и его пальцы прошли сквозь неё. Он непонимающе нахмурился.
— Почему я… не могу… тебя?
— Потому что я мертва, мой дорогой, — с грустью произнесла она, на что он начал неистово трясти головой.
— Нет! Я вернул тебя! Ты здесь! Ты со мной! — Даже повреждённые связки не стали помехой перед его отчаянной убеждённостью.