– Так вот почему мне перестали сниться сны… Ты боишься меня? – спросила она.
От этого вопроса он едва не рассмеялся.
– Конечно же, нет, моя королева.
Казалось, это удивило её. Некоторое время она просто смотрела на него, словно оценивая, может ли доверять ему до конца. А потом она рассказала:
– Всю мою жизнь окружающие боялись чего-то загадочного, что составляло мою сущность. Даже в волшебных землях Валлы мне никогда не давали забыть, что чем-то я отличаюсь от всех остальных. Странно было понимать это, ведь моя Сила никогда не могла сравниться с Силой моих братьев и сестёр, и моего отца… и уж тем более моей матери, с которой меня всегда сравнивали. Отец никогда так и не простил мне её смерти. Никто не простил. Её очень любили в Валле… Говорили, она очень любила меня и влила в меня столько своей Силы, вложив в свои чары всю себя, что в итоге угасла и ушла к предкам раньше своего срока. Ну а я росла, только её Сила никогда так и не расцвела во мне. Она бы смогла узнать, что за беда приключилась в Кемране… а я не могу…
Риана всё говорила что-то о жизни в Валле и о своей матери, которую знала больше по рассказам, чем по воспоминаниям. Тиллард слушал её слова, но слышал и горечь, и одиночество, и безмолвный крик скованного волшебства.
«Влила в меня столько своей Силы… Вложила всю себя в свои чары…»
Эти слова звенели в нём, блестели в общей паутине истории радужными капельками росы. Он получил ответ, который искал, и знал, кто мог дать остальные. Потом Риана рассказала о своих снах-путешествиях – робко, боясь разрушить его понимание, казавшееся ей таким хрупким, – и посмотрела на него. В её глазах была горечь и ожидание отторжения.
– Ты можешь сделать больше для Кемрана, чем полагаешь, моя королева, – тихо проговорил менестрель, деликатно беря её за руку. – И во мне ты никогда не увидишь страха. Я знаю о тебе даже чуть больше, чем ты помнишь о себе сама.
Её губы дрогнули в улыбке благодарности.
– Но почему тогда другие меня боялись?
– Потому что ты несёшь в себе дыхание чужого и непонятного, моя леди. И даже будь ты из тех, кто танцует в звёздном свете и возжигает колдовские огни, а не из тех, кто скользит в крылатой ночи, тебя бы всё равно не смогли принять до конца.
Риана отшатнулась от него, но не вырвала руку.
– Я не… Я не могу быть…
– Ты не человек, моя королева, – очень мягко проговорил Тиллард. – Ты закована, спутана, живёшь здесь ради чего-то очень важного… но ты не человек. Даже чуждые магии закрытые люди всегда, так или иначе, чувствуют дыхание особого волшебства, приходящего из-за Вуали Матери. И даже восхищаясь им, его тяжело принять как часть своей привычной жизни.
– Но в Кемране меня приняли!
– Твоя Сила была запечатана артефактами, и её нездешнее дыхание не было таким ясным. Люди успели узнать тебя и полюбить.
– А теперь, без артефактов, они станут бояться?
– Нет, моя леди, ведь ты воплощаешь в себе тайную надежду, зыбкую мечту, которой они были лишены так долго, что почти успели забыть.
– Амулет был призван защитить меня, ведьму, от Блуждающих Теней. Но если всё так, как ты говоришь, то та твоя песня была для меня… обо мне, – прошептала Риана. – И если всё так… то пусть бы мне никогда не вспомнить! Я не хочу воплощать ничьи кошмары.
Тиллард сжал её руку и посмотрел в глаза, позволив иной части своей сущности отразиться во взгляде.
– Фэйри Двора Оживших Кошмаров – не единственные обитатели ночи и теней. Мать Мира прядёт нити ночи и ткёт тени. В ночи витают многоликие страхи, и на тёмных дорогах может сгинуть немало храбрецов. Но ведь это Её Светоч проливает лунное серебро, и Её мягкий сумрак исцеляет. Небесный Огонь Отца согревает землю и озаряет Мир, изгоняя мрак, и всякий ужас бежит перед лицом Его. Но Огонь Отца способен карать, ослеплять, сжигать без следа. Мать, ткущая тени, даёт жизнь, вливает её во всё сущее, а Отец, согревающий эту жизнь, помогающий ей расцвести в полной силе, забирает всё отжившее в Ночь Дикой Охоты. Как можно принять часть Мира и отринуть другую, если ни в одном его проявлении нет однозначности? Ты – скользящая в ночи на искристых крыльях, и оттенки сумрака милее твоему сердцу. Но это ещё не делает тебя владычицей кошмаров. И если мягкий сумрак твоего сердца всё это время желал исцелять – что должно измениться, когда ты вспомнишь? Ты можешь пройти тёмными тропами, недоступными прочим. Ты можешь помочь нам.
Риана жадно вслушивалась в каждое его слово, вглядывалась в его неуловимо изменившиеся черты. Он обращался к самой её сути, и, кажется, её сердце слышало даже сквозь сомнения разума.
– Но разве другие Фэйри похищают человеческих детей? – неуверенно проговорила она. – Я никогда не слышала ни песен, ни легенд о других Подменышах…
– Значит, никому ещё не довелось написать других легенд, моя леди, – усмехнулся Тиллард. – Я постараюсь это исправить. Возможно, слово «похищать» здесь вообще не вполне уместно? Но об этом могли знать только твоя мать и отец… и ещё один человек.
– Илса, – выдохнула королева. – Илса, которая всегда предостерегала меня о Дорогах Ши.
– Твоя наставница, подруга твоей покойной матери, – подтвердил менестрель. – Ведь защищать тебя попросила её именно покойная королева-ведьма Валлы, не так ли?
Девушка кивнула и прикрыла глаза, пытаясь прийти к согласию со своими мыслями и чувствами. За её спиной густел синеватый сумрак, смешанный с лунным серебром. Тиллард чуть улыбнулся, подумав о том, как пело бы это Место Силы от её присутствия, если бы земля не оскудела волшебством.
– Я могу сказать тебе одно, моя королева: прежде чем ты всё забыла, ты знала, зачем идёшь сюда. Почему-то ты выбрала так. Тебе придётся поверить себе самой и своему выбору, совершённому когда-то. Всё именно так, как ты хотела сама… как должно быть.
– Пока не очнёшься ото сна куда как более глубокого, чем тот, что приводит тебя сюда… – тихо повторила Риана. – Он говорил об этом. Спит моя сущность… и моё волшебство… Я должна поговорить с Илсой и призвать её к ответу.
– Дождись наступления дня, моя королева. Отдохни и позволь Силе вернуться, иначе объятия города будут слишком тяжелы для тебя.
– Ядовитая сталь, – прошептала она, вспоминая. – Особый кемранский сплав, из которого мастера научились отливать удивительные, почти волшебные вещи. Почему он причиняет мне такую невыносимую боль? Ведь обычная сталь меня никогда не тревожила, только звёздное железо. Тех предметов я даже не касалась. Достаточно было оказаться рядом с ними, как сам воздух вдруг начал обжигать меня изнутри.
Тиллард вздохнул и понимающе кивнул.
– Ядовитой сталью этот металл прозвали те, кто чтит древние законы, и прозвали не зря. Ей действительно нет равных среди других металлов. Она является частью того иного знания, которое сейчас рождается в Кемране. Заря новой эры для людей… закат эры волшебства земли… Но она ранит тех, кто воплощает в себе эту магию. Она ранит и меняет землю. Впрочем, людям ведь всегда давался выбор, какой путь принять.
– Кемранские завоевания диких территорий… Новое знание, которое выбирают люди… Земля, закованная в ядовитую сталь… Тиллард, но ведь люди здесь задыхаются без волшебства! Ты видел их глаза? Ты чувствовал, что жизнь здесь почти лишена вкуса? Вальтен Завоеватель привёз меня в Кемран для того, чтобы оживить его землю и его народ! Что же мне делать?
Она с отчаянием посмотрела на менестреля. Тиллард хотел уже сказать ей о Морне, но вовремя остановился: прежде Риане предстояло выбрать и пожелать. А он принёс присягу ей, а не кемранской земле. Это означало поддержать её, каким бы ни был её выбор.
– Если бы я только могла поговорить с Вальтеном. Но так сложно построить мост из слов, чтобы достигнуть сердца. – Королева опустила взгляд и некоторое время молчала, а потом добавила чуть слышно: – Если бы мне это было под силу, я бы привела к нему ту, кого он желает видеть вместо меня.
Тиллард невольно бросил взгляд на свою маленькую золотистую арфу, лежавшую рядом с вещами. Он боялся и ждал этого вопроса.
– А ты знаешь, кем она была? – спросила девушка и тут же смутилась. – Впрочем, откуда тебе знать… Просто вдруг ты…
– Да, я знаю, – тихо подтвердил менестрель. – Немногие знают, но я, в конце концов, слышал песню. Барда, сложившего её, казнили ещё при короле Радднире, но песня осталась. Она похожа на романтичную старую сказку… была бы похожа, если не знать, о ком она была написана на самом деле.
В глазах Рианы отразилась боль, но она чуть сжала его руку в безмолвной просьбе. Просьбу королевы пришлось исполнить, да и лес заждался музыки.
Другим своим голосом Тиллард спел песню о молодой кемранской ведьме, которую полюбил наследный принц. Она разбудила сердце воина, научила его пониманию древней магии и тайнам заповедного леса, и не было для него никого желаннее во всех известных землях. Но бродили по земле Блуждающие Тени, смущающие разум тех, кто проводил сквозь себя волшебство, и похищали их души. Старый король, прознав о той, кто украл сердце наследника, призвал на помощь жрецов Отца и поручил им уберечь будущего правителя. Конечно же, они нашли то, что он просил их найти. Король отослал сына в завоевательный поход, а ведьму, смутившую его разум, призвал к ответу. Когда наследный принц вернулся с победой, некому было встречать его в заповедном лесу. С тех пор и замолчало его сердце, и одну лишь войну он называл своей верной подругой.
Тиллард знал и другие, несказочные части истории, стоявшей за этой песней. Но она, Риана, разве должна была рисковать собой и искать ответы, когда ещё даже себя не нашла? Не только людям было дано выбирать. Забирать право выбора до того, как он был совершён, не мог никто, даже ради самых высоких целей.
Королева устало легла на траву и посмотрела в ночное небо. В её глазах не было слёз – только звёздный свет.
– Столько ещё осталось недосказанного, не так ли? – тихо проговорила она и посмотрела на менестреля. – Кто ты, Тиллард?