А потом Морна затянула простую песню – монотонную, повторяющуюся в ритме танца.
– Пой, королева Кемрана! – приказала верховная жрица.
«Я не могу…» – привычно хотела сказать Риана, но другая часть её сущности отодвинула неловкость и смущение, силясь вырваться на свободу, силясь научить хрупкую плоть тому, что умела сама.
И Риана подчинилась своей скрытой воле, запела. Невидимые терновые путы привычно крепко стянули горло, и каждый звук вырывался с трудом сдавленным вороньем карканьем. Руки Морны танцевали в воздухе, продолжая вытягивать нить за нитью, искусно расплетая запутанный узор.
– Пой! – кричала она, ослабляя колючие тиски.
И в какой-то момент они вдруг натянулись и лопнули, и голос полился тёмной рекой, вливаясь в общую магию. Грудь пронзила, разорвала боль, когда впервые в жизни Риана сумела сделать полный свободный вдох. Сила бурлила в ней, вырываясь на поверхность, почти сводя с ума своей сладостью и желанностью. Внутри распахнулись крылья, спутанные прежде, и вдохнули ночь, вдохнули музыку волшебства. Она была собой привычной, и одновременно она была собой настоящей, словно сейчас царила одна из мистических ночей и истончилась Вуаль.
А потом пришли другие жрицы, и друиды, и ведьмы. Их было много на этой поляне… но так мало на целый Кемран. Они влились в ритуальный танец, слили свою волю воедино с желанием Рианы и Морны, вдыхая новую жизнь и Силу в каждое движение, в каждое слово. Спираль волшебства вращалась всё быстрее, щедро расплёскивая вокруг искры магии на истосковавшуюся землю.
Когда ритуальный танец завершился, девушка оглядела всех тех, кто ткал вместе с ней волшебство, и рассмеялась сквозь слёзы от немыслимого переполнявшего её счастья.
– Теперь ты свободна учиться жить с самой собой, быть самой собой, – проговорила Морна.
– Каждым своим шагом я буду благодарить вас за эту ночь, – ответила Риана, обращаясь к верховной жрице и к каждому из тех, кто окружал её сейчас.
Постепенно Сила угасала в ней, мягко сворачивалась внутри до поры до времени, но не уходила до конца на недосягаемую глубину. Девушка знала, что теперь ей достаточно было лишь протянуть руку – и всё то, что было присуще ей, но что предстояло заново осознать, будет ей доступно. Защита плоти стала более прозрачной и не могла уже скрывать её суть так хорошо, как прежде. Тиллард обещал научить её наводить особые чары, чтобы скрыть от враждебных взглядов поющее в её крови, во всём её существе дикое волшебство. Она научилась жить среди людей как человек, и это умение теперь могло сослужить ей хорошую службу.
На исходе ночи они вернулись, никем не замеченные. Илса рассказала королеве о позднем визите Вальтена, о том, что ей едва не пришлось принять облик девушки, если б король потребовал разбудить её. А уж что могло выйти из этого, лучше было и не представлять.
Её сердце забилось сильнее – не от осознания риска, а от тепла слов короля. Риана не стала дожидаться утра. Когда рассвет едва-едва позолотил город, она уже скользнула в объятия своего спящего супруга и забылась счастливым сном.
XXII
Они неспешно шли по каменистому пляжу, одному из самых любимых мест Рианы. Стреноженные кони паслись неподалёку. Вороной недобро косил на гнедого, ревнуя королеву, которая ему понравилась. Она вообще была единственным человеком, кроме самого Вальтена, который нравился своенравному красавцу. Гнедой из Валлы, уверенный в любви своей хозяйки, был настроен более философски, да и спорить за лидерство с боевым скакуном счёл неразумным, поэтому взглядов старательно не замечал.
Тишину нарушали только шёпот волн и далёкие птичьи крики, но молчание было удивительно гармоничным. Девушка посмотрела на Вальтена, на его руку, бережно сжимавшую её пальцы, и попыталась вспомнить, когда ещё они делили подобные мгновения внутренней близости. Для таких моментов нужно было сердце, а своё сердце он закрыл. Но сейчас он, казалось, почти готов был впустить её. Она ни о чём не спрашивала, просто была с ним, безмолвно, исподволь делилась с ним чудом пережитого. Именно это нужно было сейчас им обоим.
Вальтен нарушил молчание первым. Он говорил мягко и несколько неуверенно, пытаясь заново найти путь к ней.
– Я оскорбил тебя невниманием, моя леди, и за это прошу прощения. Мне следовало поддержать тебя, когда тебя окутала кемранская тоска. И даже праздник Середины Лета, такой серый и скучный здесь в сравнении с волшебной Валлой, разумеется, не смог развеять твою печаль. – Он вздохнул. – Ты так и не ответила – ты хотела бы отпраздновать Первый Урожай в Валле?
Риана покачала головой и чуть сжала его руку.
– Я хочу увидеть, как Священные Дни снова будут праздновать здесь, в Кемране, мой лорд. Это мой дом теперь. Как и ты, я тоже хочу однажды услышать, как земля печали снова запоёт.
В его взгляде она различила отражение своей тоски по дыханию чудес.
– Ты ведь знаешь теперь, что даже в Священные Дни Кемран молчалив. Даже в моём детстве здесь никогда не было так, как в Валле и в других землях. Священные Дни стали всего лишь данностью забытым традициям. Разве что, – он невесело усмехнулся, – в эти дни жрецы Отца особенно бдительны и предупреждают людей о… Блуждающих Тенях.
Она не решилась спрашивать Вальтена о Фэйри, особенно теперь. Вместо этого она сказала:
– Народу не хватает радости, – она поймала его взгляд и тепло улыбнулась, – как и тебе, мой лорд. Думаю, когда и хорошо воскресить старые традиции, так это в праздник, который издавна имел для людей огромное значение – Первый Урожай. Давай поробуем сотворить его вместе для нашего народа. Даже жрецы Отца не сумеют возразить. Ночь Середины Лета и правда славится тем, что в это время особенно хорошо ткутся чары. Но в день, когда земля дарит людям плоды их труда, говорить о Тенях неуместно.
В тёмно-синих глазах короля вспыхнули искорки почти детского ожидания чуда, которые она так любила. В такие моменты он казался более тёплым, более живым.
– Я отдам соответствующие распоряжения и помогу тебе, в чём только скажешь, моя леди. – В его взгляде отразилось нечто, похожее на озорство. – Ох и рассердится Сотар! Но этому старому сычу тоже хорошо бы хоть немного порадоваться.
– Пусть объяснит всё причудами твоей жены из Валлы, – тихо рассмеялась Риана. – Прекрасное время, чтобы вернуть людям способность от души повеселиться. Благо и повод есть подходящий и вполне безобидный. Ну а там недалеко и до Праздника Светлого Прощания… а потом и до Последней Ночи Года.
– Восемь Священных Дней Года… Неужели их снова будут праздновать в Кемране, как когда-то? – Король недоверчиво покачал головой.
– Конечно, будут! Нам нужно лишь помочь обычаю возродиться.
Подумав об утерянных кемранских традициях, Риана решилась и задала вопрос, волновавший её с того последнего сна:
– Мой лорд, а что стоит за гербом нашей земли? Что он означает?
– Изумрудное Древо Жизни Кемрана. – Вальтен чуть улыбнулся. – По легендам оно пронзало небо и землю, сводя воедино обе грани Мира, и олицетворяло собой саму силу и жизнь Кемрана. Говорили, пока оно растёт, нашей земле суждено процветать. Но если оно засохнет, то из кемранской земли капля за каплей утечёт сама душа.
Риана вспомнила раненое Древо из сна, которое – она не сомневалась теперь – было напрямую связано с гербом.
– И что, оно действительно где-то растёт, это Древо? – тихо спросила девушка. – К нему можно пройти?
– Это легенда, моя леди, символ. Не думаю, что у него есть воплощение.
– А если… пусть даже это и символ… если сейчас оно засыхает?
Вальтен покачал головой.
– Кемран могуч как никогда. Наша слава гремит по всем известным землям. Если говорить языком этой легенды – ствол Древа по-прежнему крепок сейчас, и тень его кроны покрывает немало территорий.
– Но душа земли… разве она не утекает по капле?
Король нахмурился и задумчиво посмотрел на свой гербовый перстень.
– Увы, мои знания о легендах скудны – отец позаботился об этом. А теперь-то и спросить не у кого, кроме жрецов – единственных в Кемране, кто проводит сквозь себя волшебство. Но Сотар – не тот человек, с кем я бы хотел беседовать о душе земли. С ним даже о Праздниках с трудом можно говорить.
Риана с нетерпением подумала о Морне и о грядущей встрече, в ходе которой она могла задать все тревожившие её вопросы. Ей так хотелось рассказать Вальтену о том, что она видела – о том, что остались ещё в Кемране и жрицы Матери, и друиды, и ведьмы, – но она не посмела нарушить обещание, которое верховная жрица взяла с неё напоследок. Девушка ведь и сама пока не знала, сумеет ли обрести в своём супруге союзника, особенно если он узнает о её природе. Но она так надеялась, что сможет!
– Скажи, мой лорд, а твоему сердцу близок путь нового знания?
Вальтен ответил далеко не сразу. По его лицу сложно было прочитать чувства, но Риана самим глубинным своим существом ощущала бурю, скрытую в нём, которой он не позволял вырваться на поверхность. Лишь отголоски её, слабые отблески отражались в его тёмных глазах.
– Я не знаю, моя леди, – проговорил он наконец. – Всю жизнь я стремился к тому, в чём мне было отказано, почти обретал, но терял прежде, чем успевал назвать своим. Я пытался верить в легенды, но наказание за это было жестоким. Я искал, но цена за каждую попытку оказывалась слишком высока. Я завоёвывал земли волшебства, но само волшебство ускользало от меня. Ты – моя надежда теперь. Одному мне не под силу воплотить свои желания, как ни горько признавать это. Мне недоступен прежний путь, а новый хоть и принадлежит мне, но не я выбрал его изначально.
– Ты веришь в меня? Веришь мне? – спросила она и та, другая, скрытая в ней.
Он заглянул в её глаза, находя там отражение того, что искал. Она не сумела скрыть это от него до конца. Он мог не понимать разумом, но то, что осталось от его сердца, знало.
Бережно Вальтен привлёк её к себе в защищающем объятии.