– Здесь, – вдруг проговорила Риана, жестом указав на место, ничем особо не примечательное.
Вальтен и Лаэдр остановили коней. Когда король помог девушке спешиться, она разулась и ступила на холодную землю, безмолвно приветствуя её. Это напомнило жрецу о полузабытых ритуалах. Глядя на королеву-Подменыша сейчас, Лаэдр видел то давнее время, когда ещё пела земля печали, а жрицы Матери, и друиды, и ведьмы наравне со жрецами Отца проводили ритуалы чествования разных проявлений Мира.
Девушка взяла конец серебряной нити из клубка и опустила его на землю. Точно живой, он сам нырнул в глубину. Потом она подошла к Вальтену и вручила ему клубок, а часть нити передала Лаэдру. Нить замерцала ярче в руках короля, как будто именно для него была соткана. Впрочем, разве не его мечту она призвана была воплотить прежде всего?
– Я прошу вас, не выпускайте нить, что бы вы ни увидели, что бы вам ни пришлось делать, – тихо сказала королева, и ночь, плескавшаяся в лесных омутах её глаз, вторила ей. – Если вы отпустите – я не смогу вернуть вас на людскую грань Мира, как бы ни хотела. И тогда, едва ступив на эту землю снова, вы умрёте. Обещайте мне не отпускать!
– Обещаю, моя леди, – не колеблясь, проговорил Вальтен и крепче сжал нить.
А Лаэдр медлил. Ступить на Дорогу Ши, искупить вину да и остаться в туманах волшебства Фэйри – это было таким сильным искушением, что большого труда жрецу стоило побороть его. Но он должен был понести наказание вместе с Сотаром и своими братьями, а не бежать от него. Он должен был защитить от Сотара их королеву-Фэйри. И только напомнив себе об этом, Лаэдр сумел ответить:
– Обещаю, моя королева.
Она посмотрела на него так, словно понимала, чего ему стоили эти слова. А потом она отступила на шаг и начала танец, плавное пробуждение Силы. Она выпевала из ночи нить за нитью, а потом выплетала из них тропу сквозь Вуаль каждым взмахом своих летящих рук. Само звучание её тёмного целительного голоса притупляло застарелую боль, заставляло умирать то, что больше не имело значения. Милосердная ночь исцеляла раны, ожоги от ослепительного света, и мягкая тьма давала глазам отдых, чтобы они могли видеть ясно.
Прежде чем мерцающий жемчужный туман начал собираться вокруг них, наполняясь едва различимыми причудливыми силуэтами, Лаэдр украдкой посмотрел на короля. Поговаривали, Вальтен Завоеватель подпал под чары Фэйри, да жрецы и сами подпитывали эти слухи. Что ж, таким короля давно никто не видел, и определённо он был под властью чар – но совсем иных. Живая дышащая ночь отражалась в его потеплевших глазах и находила отклик в его забившемся с новой силой сердце. Он неотрывно смотрел на совершавшую свой ритуал королеву, и то, что исходило от него, не было только лишь упоением волшебства рождавшейся заново сказки.
– Идёмте со мной, – тихо позвала Риана, и её голос эхом пронёсся в сгущающемся тумане.
Вальтен понемногу начал разматывать клубок, следуя за девушкой, которая вела их вперёд, по видимой ею одной стезе. Сквозь прорехи в жемчужном клубящемся мерцании всё ещё можно было увидеть спящий лес. Но Лаэдр готов был поклясться, что видел не только лес. Тени псов прыгнули на тропу и полувидимым караулом следовали за ними, точно охраняя их от неведомой опасности. А на самой кромке зрения мелькала тёмная фигура всадника, сопровождавшего их.
Королева обернулась, убеждаясь, что Вальтен и Лаэдр шли за ней. Жрец уже не был уверен, кого он видел перед собой. Это была она и не она, и здесь человеческая плоть уже не в силах была скрыть поющую ночь дикого волшебства, заключённую в ней. Но потом всякие прочие мысли оставили Лаэдра, потому что он вдруг узнал землю, на которую они ступили. Он узнал бы её сквозь всё, как сильно ни угас её голос, как безнадёжно ни померкло её свечение.
Риана вдруг сбилась с шага и пошатнулась. Она упала бы, если б Вальтен не удержал её свободной рукой.
– Мне больно находиться здесь, но я удержу путь для вас открытым, – прошептала она, прижав ладонь к сердцу, точно пыталась усмирить нечто, пытавшее её изнутри. – Поспеши, мой лорд, прошу.
Король посмотрел на неё с тревогой, но подчинился – выпустил её руку и шагнул вперёд. А когда туман рассеялся рваными клочьями, они увидели перед собой помертвевшую чёрную землю и величественное Древо, согнувшееся под грузом непосильного бремени, но по-прежнему дарившее себя, всё, что осталось от него. Почти у самых корней копьё Радднира пронзало его могучий ствол, кровоточивший волшебством. Гордые ветви поникли, но по-прежнему пытались тянуться к невидимым дальним пределам, защищать своим благословением.
Глаза Вальтена распахнулись от изумления. Похоже, он до самого последнего мига не верил в то, что может увидеть здесь.
– Так это действительно не просто символ из легенды, – проговорил он, глядя на оживший символ своего королевства со смесью восторга, растерянности… и зарождавшейся ярости, могучей и очищающей, как весенняя гроза. – И рана не была символом… «Если оно засохнет, то из кемранской земли капля за каплей утечёт сама душа». Вы знали, что делали!
– Во имя Отца, оно живо! – с облегчением воскликнул Лаэдр и упал на колени.
Он не знал, как просить прощения у этого непостижимого для людского сознания величия, дарившего самоё себя даже теперь. По его лицу заструились слёзы, и стало больно дышать. И многим больнее ему было от осознания того, что это явление Мира просто не могло держать на него зла и потому заведомо прощало, чем даже от осознания горечи давнего преступления.
Стальной голос Вальтена вернул ему самосознание:
– Направь мою руку, Лаэдр! Направь её, как когда-то вы направили руку моего отца!
Не выпуская нить, жрец поднялся и посмотрел на короля. Вальтен буквально пылал Силой своего человеческого сердца, огнём искры Бога, вложенной в него. И мощь его намерения и мечты была сильнее – многим сильнее даже страха и ненависти Радднира. И как когда-то Сотар Раддниру, Лаэдр открыл Вальтену свою Силу, слил всё доступное ему волшебство и всю жажду искупления с этой волей, помогая своему новому королю выковать новое намерение в пламени Отцова Огня.
Вальтен устремился к Древу. Когда его рука легла на огромное копьё, которое не мог бы поднять и уж тем более вытащить ни один человек – таковым было его отражение по эту сторону Вуали, – оно дрогнуло, но осталось на месте. Лаэдр позволил себе усомниться на какие-то доли мгновения, и это едва не поколебало мощь выкованного намерения.
«Живи!.. Ради глупцов, призванных охранять тебя, ради них, которым ты по-прежнему отдаёшь себя, живи!» – беззвучно прошептал он.
Понемногу, нехотя копьё подчинилось непреклонной воле владыки Кемрана и медленно начало выскальзывать из разверзнутой раны. Потом что-то изменилось вдруг в самом пространстве – словно ослепительная вспышка затмила собой даже живший здесь вот уже так много лет яд. Когда Лаэдр поднял голову, он увидел копьё, ставшее привычным оружием в твёрдой руке Вальтена Завоевателя, и смутно издалека услышал радостный возглас королевы.
Король опустился на одно колено и склонил голову перед Древом. Как во сне Лаэдр улавливал слова, не предназначенные ни для чьего слуха.
– Всю мою жизнь я не знал даже, что ты существуешь, хоть и стремился ко всему тому, что ты воплощаешь к себе. Наше преступление перед тобой так велико, и всё же я прошу тебя: вернись к нам. Я, Вальтен, потомок Даннавара Победителя, даю тебе слово, что буду защищать тебя, пока живу, как того и требует наш давний забытый долг. Только вернись, умоляю… Пусть с тобой вернётся дыхание чудес, и земля печали запоёт вновь.
Жрец не знал, услышало ли Древо голос человека и его слова, но оно определённо услышало голос истовой мечты человеческого сердца… и отозвалось ей. Пространство дрогнуло, преломляясь, и сама реальность начала расслаиваться.
– Идёмте! – взволнованно воскликнула королева. – Быстрее!
Она подбежала к Вальтену, подхватила его под руку, удерживавшую нить, и потянула за собой. Это вывело короля из оцепенения, и он поспешил за девушкой. Жрец помедлил не в силах оторвать взгляд от Древа и от раны в могучем стволе.
«Сумеешь ли ты исцелиться со временем, великое? – подумал он печально. – Или вред, нанесённый нами, непоправим?»
– Возвращайся, Лаэдр! – крикнул король, когда жрец ощутил вдруг, что начинает терять себя где-то в слоях меняющегося пространства.
Голос Вальтена и нить Рианы остались единственно верным, надёжным якорем в зыбком танце слоёв реальности, накладывавшихся друг на друга в новом гармоничном сочетании. Лаэдр слышал перешёптывание нездешних голосов, улавливал в тумане тропы2 призрачное взлаивание и пронзительное леденящее кровь ржание коней. Кто-то словно подгонял его, хотя он уже не видел перед собой ни дорогу, ни короля и королеву. А потом – прежде чем тяжёлой волной прибоя пространство сомкнулось над ним – нить вывела его на знакомую твёрдую землю. Рука всё ещё судорожно сжимала нить. Будто во сне он видел, как Вальтен отбросил копьё, как они с Рианой заключили друг друга в объятия, как истаяли призрачные фантасмагорические силуэты на границах зрения.
Лаэдр обернулся и увидел то, чего уже не ожидал увидеть в своей жизни снова: тайную лесную тропу, ведущую к Древу Жизни Кемрана по эту сторону Вуали, совсем как когда-то. И не ухом, а каждой клеточкой своего существа он услышал то, чего уже не ожидал услышать: тихое, робкое журчание освобождённой крови земной, подобное мелодичному перезвону первых весенних ручьёв.
XLVI
Морна выбежала из своего жилища. Лесное поселение гудело возбуждёнными голосами.
– Не может быть!
– Показалось ли?
– Но я узнаю это чувство!
– Лес, посмотрите! Лес просыпается!
– Нет, сам Кемран просыпается!
Верховная жрица Матери бессильно прислонилась спиной к стволу дерева, неуверенно сделавшего первый вдох после долгого зачарованного сна. Она смеялась и смахивала слёзы, и повторяла раз за разом, точно заклинание: