К вечеру, когда желтые лучи горного солнца уже не так горячи и мягко ласкают листья, траву и белые известняковые глыбы на холмах, отряд из десяти человек скрылся в трещине на склоне холма. Замыкал цепочку Бриан Майлдаф.
— Бриан, зачем ты лезешь в эту дыру? — не удержавшись, спросил один из слуг, остававшихся снаружи.— Неужели ты хочешь навсегда быть заточен в холмах у паков? А если они превратят тебя в червяка или улитку?
— Должен же я как-то развлекаться...— удивился такому вопиющему непониманию Бриан и исчез в трещине.
Подземное шествие возглавил Тэн И, за ним шел Конан. Спиральный ход действительно не таил никаких опасностей, а вот усыпальница поразила короля до глубины души. Сколько разнообразного оружия, какие роскошные узоры и насечки, какая ковка, какая сталь!
Больше всего понравился Конану шлем — вполне обычный куполообразный островерхий шлем с маской для глаз и защитой для носа, без всяких украшений, но он подходил королю как нельзя лучше, и, если Конан хоть что-то знал о стали, эту вороненую броню не пробил бы и вендийский меч, а форма шлема была такова, что любая стрела, направленная чуть косо, неизбежно соскользнула бы по его поверхности в сторону.
«Грабить могилы нехорошо,— подумал король,— но за свою жизнь я сделал столько всего нехорошего, что этот шлем вряд ли станет самым тяжким преступлением на весах белобородого Зервана». Король забрал шлем, и никто» не сказал ни слова.
— Кто-нибудь сумеет прочесть эти письмена? — обратился Конан к ученым, склонившимся над саркофагом.
— Нет, но я берусь разгадать их за семь дней, если мне назовут хоть какое-нибудь слово, записанное на этом языке,— уверенно заявил Септимий.
— Где ж его тебе взять? У трупа спросить, что ли? — хмуро заметил Арминий, изучавший меч.— А вот таким колоть поудобнее, чем нашим, — задумчиво проговорил он.
— Одно слово? — встрял в ученый спор Майлдаф. — Изволь, вот тебе первое сверху, которое выбито такими здоровенными буквами: «Диармайд».
— Как? — удивленно воззрился на горца Септимий. — Диармайд?
— Ага, — отвечал беззаботно Майлдаф. — Вы бы раньше спросили...
— Так знаешь что-то об этой могиле? — не поверил своим ушам Септимий.— Что?
— Не больше, чем другие,— важно ответствовал Бриан.— Но и не меньше. Диармайд О-Дуйн был великим воином и некогда жил в этих краях, но в низинах, и ему не было равных. Он всех победил, загнал паков в пещеры и владел пятью тысячами овец. А потом он женился, но неудачно. А затем пришли странствующие монахи, и он начал поклоняться вашему Митре, оставил все сыновьям, ушел жить сюда и стал этим, как его... Отшельником. К нему приходили всякие люди за советом... А еще он иногда летал на драконе. Потом он умер. Его сыновья передрались и перебили друг друга, но до того успели возвести этот курган.
— Это все? — подступил к Майлдафу Септимий. В глазах ученого разгорелся жадный огонь: еще бы, он напал на след еще одной тайны!
— Ну, эта сага длинная,— протянул Майлдаф, поглядывая на Конана.— Вот если наш король разрешит...
— Не разрешу,— отрезал Конан.— Потом. У вас будет еще время наговориться, если живы останетесь. Скажи только одно, Бриан Майлдаф: этот Дир... Мар...
— Диармайд?
— Он самый, — кивнул Конан.— Который О-Дуйн. Он и вправду летал на драконе?
— Я сам не видел, не поручусь,— развел ручищами Майлдаф. — Но сага говорит так.
— А те следы дракона, что нашли в холмах, это не того ли самого? — осведомился Евсевий.
— Почем мне знать?! — возмутился Майлдаф.— Спросите об этом самого О-Дуйна, вот он, рядом лежит. Хотя,— призадумался горец,— размеры совпадают. В саге сказано, как сейчас помню: «... И был дракон сей велик весьма. От крыла до крыла восемнадцати локтей, а от головы до хвоста двадцати восьми локтей, а когти имел длиною в два локтя, а цветом черен и зубов имел превеликое множество...».
— Кулан, ты слышал? — обратился к колдуну король.— Дракон-то, оказывается, носил на хребте святого отшельника. Правда, это было еще в дохайборийское время.
— Я не знаю, как действует камень,— покачал головой пикт.
— Хорошо,— громко сказал король.— Тэн И, где тот гвоздь, которым открывают люк?
Кхитаец подошел к стене, снял с нее большой круглый щит и легко утопил в стену внушительный крюк. Раздались лязг, скрип и скрежет, и каменная плита в углу, сквозь которую был пропущен стальной пробой, удерживающий массивное кольцо, прикрепленное к мощной цепи, поднялась, открыв черную пасть люка. Юний заглянул в дыру и спросил, не слишком уверенный в положительном ответе:
— Мы сможем протащить здесь бревна и доски для плотов?
— Да, господин,— ответил Тэн И.— Когда мы шли здесь утром, я измерил ширину прохода.
— Аврелий останется здесь. Остальные — вниз, сколачивать плоты!
Длинные бревна, которые волокли по коридорам Майлдаф, Арминий, Евсевий и Конан, прошли через люк точь-в-точь — Тэн И был мастером шпионского ремесла, не допускающего небрежности.
Пещера, где плескалось озеро, пребывала во тьме. Звуки людских шагов, стук дерева, возня и шарканье гулко отдавались в ней. Свод был высок, и всякое эхо разносилось далеко, многократно отражаясь.
— Вот этот колодец.— Тэн И подвел Конана к непроглядно черной яме, уходившей в невообразимую подземную глубину.
— Кулан, ты слышишь что-нибудь? — спросил король.
— Дух бездны ушел глубоко,— ответил Кулан. — Тэн И жестоко уязвил его. Я не слышу Черного Огня, так он сокрылся.
— Ну, так пусть скроется еще глубже! — И король швырнул факел в черное жерло колодца.
Падая, факел озарял бесконечные черные стены, уходящие вниз, пока не превратился в едва различимую красноватую искру.
— Ого! — воскликнул Конан.— Да у него дна нет!
Факел исчез из вида, и спустя некоторое время глубокий вздох донесся из темных недр. Вздох, наполненный яростью и ненавистью ко всему, что может иметь цвет и форму, не говоря уж о жизни и разуме.
— Похоже, Тэн И, ты победил самого хозяина бездны,— тихо сказал подошедший Евсевий.
— Если бы все было так, господин,— отозвался кхитаец, — мы бы не шли туда, куда идем.
По приказанию короля пещеру обыскали. Никаких других выходов, кроме подземного озера, никто не нашел. Стены круто поднимались вверх, нависая над головой, и не было никакой возможности вскарабкаться по ним. Кто знает, может, там, где свет факелов не в силах был разогнать тени, в скалах таились какие-то иные проходы и трещины, выводившие на поверхность или уходящие в холмы боковыми путями?
«Сюда бы сейчас Мораддина с его мышкой, — подумал Конан.— Вот кто нашел бы то, мимо чего мы проходим, может статься, двадцатью локтями ниже, или, наоборот, сказал бы, что все мы придурки и ищем то, чего нет».
Зато отыскалось то, чего не успел отыскать Хорса,— спуск к воде. Ровные, аккуратно вырубленные ступени вели вниз и уходили прямо под воду. Майлдаф, задрав полы своей юбки, спустился тремя ступенями ниже и возвестил:
— А я стою на причале! — Он походил еще немного. — Ага, вот здесь причал обрывается. Ну-ка... — Не боясь промокнуть, он нагнулся, окунувшись с головой в воду.
— О, Митра Лучезарный! — воскликнул Евсевий.— Да он сотворен из дуба и сосны! В этой воде человек умирает через четверть часа, а он барахтается, как тюлень!
Наконец Майлдаф вынырнул, отряхиваясь, как большой лохматый пес.
— Там в причал вбиты кольца для лодок! — крикнул он.
— Значит, озеро прибывает, — глубокомысленно заключил Юяий.
— Что ж, за полторы тысячи лет могло и прибыть, — пожал широкими плечами Арминий.— Если мы хотим отчалить побыстрее, пара-тройка рук в помощь мне не помешает.
Плоты строились под руководством Арминия и Тэн И. Последний некогда побывал на полуденном восходе огромного Кхитая, у берегов Южного моря, где научился у тамошних жителей особенному приему строительства лодок — с балансиром. Подобное сооружение именовалось катту-марам. Лодка выходила чуть менее быстроходной, зато не страшилась бурь и несла много больше груза.
Примерно так же строил Тэн И и теперь. Из маленьких плотов, сколоченных утром, собрали два больших, а к ним прикрепили перекладинами на некотором расстоянии длинные бревна. Таким образом, все десять путников вместе с грузом могли разместиться на плоту, и никому не пришлось бы окунаться в ледяную воду.
Когда все было готово, кликнули сверху Аврелия, который не покидал свой пост ни на мгновение.
— Я скопировал для тебя все надписи, какие только обнаружил на стенах,— протянул он Септимию несколько листов пергамента. — А здесь я попытался привести знаки в систему. Должно быть, сия черта свидетельствует звуки звонкие, а сия — носовые. Гласные же, по-видимому, обозначаются точками...
— Отплываем! — скомандовал Конан.— Кулан, что на том берегу?
— Он пуст,— ответил юноша.
— Это говорят тебе рыбы? — рассмеялся Умберто.
— Да,— спокойно ответил пикт.— У воды я более склонен верить рыбам, чем даже собственным глазам.
— Глазам! — усмехнулся Арминий.— Да лучше бы я стал сейчас кротом! К чему глаза в этих потемках?!
Весла, обмотанные тряпками, чтобы не производить лишнего шума, спустя долгие века впервые потревожили озерную гладь. Факел, оставленный на берегу, одиноко светил путникам вслед. Он единственный провожал их в неизвестность.
Взмахи весел уже перестали считать. Факельное пламя, отражаясь в зеркале неподвижных вод, скользило за плотом. Иногда освещенный участок тревожили всплески. Это слепые рыбы — в кромешной тьме глаза были им не надобны, привлеченные то ли теплом факелов, то ли необычным движением чего-то очень большого, то ли зовом жреца Юхиббола, подплывали к поверхности и вновь ныряли в глубину.
Через некоторое время — по ощущениям, прошло около часа — пещера начала сужаться. В неподвижной прежде водной глади появились признаки течения.
— Что там впереди, Кулан? — раздался голос короля.