Перед ней темнело бескрайнее море, а волны тихо шелестели, ничего не обещая.
Перед самым отъездом Леон ещё раз увиделся с Джулианом и Томом. Они успели только перекинуться парой слов.
– Леон, возвращайся скорее! – попросил Том. Его лицо с рыжим вихром было совсем детским. – Без тебя здесь, внизу, всё не то! Сначала уехала Билли, а теперь и вы с Люси…
– Билли вернётся через несколько дней, а меня начальница отчитает, а потом наверняка отправит обратно, – попытался успокоить его Леон, выдавив улыбку. Вышло не очень убедительно.
Джулиан, ещё бледнее обычного, подошёл ближе и… притянул Леона к себе. Поначалу Леон опешил, но потом обнял его в ответ. А они раньше хоть раз обнимались? Леон такого не припоминал.
– Прости, Леон, я не хотел, – сдавленно проговорил Джулиан. Больше он ничего сказать не успел, потому что Патрик нетерпеливо крикнул из кабины «Марлина»:
– Нам пора! Давай, Октобой, начальница ждать не любит.
– Поговорим, когда вернусь, – торопливо сказал Джулиану Леон и заодно обнял и Тома. С вещмешком на плече и чёрной парусиновой сумкой с окси-скином и прочим водолазным снаряжением в руке Леон протиснулся через шлюз в батискаф «Марлин». Беспокойно поискав взглядом Люси через большой выпуклый иллюминатор, он мысленно её позвал: – Где ты? Поторопись – нам пора!
А вот и она – скользнув по дну, кокетливо забралась в передний забортный контейнер батискафа и уставилась на Леона и Патрика раскосыми глазами.
– Здесь мегауютно, – заявила Люси – наверное, хотела подбодрить Леона. Он был рад, что можно взять её с собой на корабль: глубоководные рыбы с плавательным пузырём плохо переносят такие перепады давления и умирают мучительной смертью, когда их вытаскивают сетью на поверхность. Но в теле осьминогов нет полостей, и Люси уже много раз бывала наверху без ущерба для здоровья.
Патрик задраил люк, включил маневровочные винты и, отведя батискаф от станции, нажал несколько кнопок, чтобы освободить резервуары от балластной воды и заполнить их сжатым воздухом. Едва «Марлин» перешёл в свободный подъём, Патрик ненадолго выключил переговорное устройство, сдвинул гарнитуру на шею и повернулся к Леону, вопреки обыкновению глядя на него не лукаво, а сочувственно:
– Эй, Леон, не принимай близко к сердцу. И это пройдёт. Как там говорил Черчилль? «Большое преимущество получает тот, кто достаточно рано совершил ошибки, на которых можно учиться».
– А те, на которых учиться нельзя, лучше совершать поздно? – криво ухмыльнулся Леон.
– Да, особенно смертельные, – рассмеялся Патрик. – Не буду допытываться, почему ты так глупо себя повёл и вопреки запрету отправился нырять.
– Спасибо, – сказал Леон. Ему немного полегчало. – А я не буду спрашивать, когда ты намерен вернуться в университет и возобновить учёбу.
– Эй, малыш, не наглей! Когда-нибудь обязательно вернусь! Эта поездка – одна из последних, а в следующем семестре поступлю в Окленд[26] и буду наконец снова заниматься Декартом[27], Кантом[28] и Аристотелем[29], а не морскими гадами!
– Что он говорит? – спросила Люси.
Леон состроил гримасу:
– Да ничего!
Но попытки Патрика его развеселить не увенчались успехом. Чем выше они поднимались, тем тягостнее становилось у Леона на душе и противнее сосало под ложечкой. Неповиновение! Арест! У Леона перед глазами снова возникли сердитые лица Элларда и Коваляйнена. Сердитые? Да, а ещё – разочарованные.
Он их разочаровал.
Леон опёрся подбородком на руки. И почему он не остался на станции или хотя бы не вернулся сразу? Он подумал о Тиме. Сейчас тот уже наверняка на борту «Фетиды»: он писал, что прибыл регулярным рейсом в Гонолулу и собирается лететь на вертолёте на корабль. Знает ли он уже, что́ совершил его приёмный сын? Коваляйнен, несомненно, давно его известил. Будет ли и Тим разочарован, когда они увидятся?
Патрик, видимо догадываясь, каково сейчас Леону, оставил его в покое – только время от времени поглядывал на него. Лишь на глубине ста метров он спросил:
– Помнишь начальницу? Ты ведь с ней уже встречался?
Леон апатично кивнул. Да, «начальницу» Фабьенн Роджерс он однажды видел – четыре года назад, когда проходил конкурсный отбор. Она решила, что Леон и эта самка осьминога, которая тогда была забавным детёнышем величиной с ладонь, достойны принять участие в проекте. А решения Роджерс в ARAC обжалованию не подлежат, будто она не просто высокопоставленный менеджер, а сам Господь Бог. Такой она ему тогда и показалась – неприступной богиней, распоряжающейся его судьбой.
Страшно представить, что она теперь о нём думает. Будут ли учитываться смягчающие обстоятельства? Вспомнит ли кто-нибудь, что он предупредил станцию о моретрясении? Что обнаружил месторождения марганца на несколько миллионов долларов? Что они с Люси могут выполнить под водой почти любое задание?
Эхолот на «Марлине» показывал глубину восемьдесят метров. Вокруг заметно посветлело, непроницаемо чёрная вода постепенно приобретала оттенок лазури, пока не сменилась наконец прозрачной синевой открытого океана. Солнечные лучи светлыми копьями пронзали воду и терялись в глубине. Поблизости охотился косяк молодых барракуд – серебристые иголки молниеносно меняли направление, словно их притягивал невидимый магнит.
Леон глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь запечатлеть в памяти это зрелище.
Скоро они будут наверху. «Марлин» мягко покачивался на волнах – в глубине такого не было. Испуганная Люси присосалась к стенке батискафа.
– Всё нормально? Как ты себя чувствуешь? – спросил Леон.
– Здесь отвратительно светло!
– Скоро привыкнешь. Плыви-ка к кораблю – тебе сейчас откроют шлюз. Роджерс велела взять тебя на борт. Встретимся там, хорошо?
– Ладно. – Поколебавшись немного, Люси выскользнула из забортного контейнера и, вытолкнув струю воды, устремилась к смутно различимому рядом с батискафом тёмному корпусу «Фетиды». Неподвижный гребной винт напоминал огромный металлический цветок.
– Всё готово, можете цеплять нас на крюк! – объявил по рации Патрик, и перед куполом из оргстекла задрыгал ногами помощник в чёрном неопреновом костюме. С металлическим скрежетом и лязганьем крюк лебёдки прицепился к верхней стороне батискафа. В большое переднее смотровое окно плеснуло пенистой зелёной водой, а потом вдруг показался горизонт – их подняли в воздух. Снаружи кто-то выкрикивал команды, короткий рывок – и кран опустил их на палубу исследовательского корабля.
Патрик разблокировал люк, и они с Леоном, щурясь от света, вылезли из батискафа. Их уже дожидалась небольшая группа учёных и членов экипажа. Приветливые лица, любопытные лица. По крайней мере, не спецгруппа для исполнения приговора.
Леон ступил на шаткую палубу, и ему пришлось вцепиться в распорки «Марлина», чтобы не упасть. Люси права – свет здесь слишком резкий; если бы не специальные солнечные очки для поверхности, у него, наверное, сразу бы заслезились глаза. А тут ещё голова закружилась – только бы не началась опять морская болезнь: в прошлый раз на борту «Фетиды» его сильно укачало. Вдруг сердце у Леона замерло. Вон он, Тим – стройный и мускулистый, стоит, без усилия сохраняя равновесие. Доктор наук Тим Ройтер. И вид у него вовсе не разочарованный, как у Элларда и Коваляйнена: наоборот, увидев приёмного сына, он весь просиял. Тим всегда открыто выражал радость, и сейчас Леон был ему за это особенно благодарен.
– О, да ты ещё вырос! – Тим крепко обнял Леона. – Такими темпами скоро перестанешь помещаться в батискаф – и что тогда?
– Обойдусь без дурацких подлодок – буду просто выныривать на поверхность, – с улыбкой ответил Леон, осторожно поставив на палубу сумку с окси-скином.
Исследовательский корабль «Фетида» большой – сто с лишним метров в длину. На рабочей палубе, где и так было тесно из-за двух подъёмных кранов, громоздилось оборудование. Рядом с Леоном стоял глубоководный посадочный аппарат – шестиметровый металлический каркас, оснащённый измерительными приборами и устройствами для взятия проб. Этот аппарат опускают в море и устанавливают на сваях на дне, где он производит измерения на глубине нескольких тысяч метров, пока центр управления не подаст сигнал подниматься на поверхность. Вокруг посадочного аппарата сновали учёные, проверяя приборы перед погружением.
Тим проследил взгляд Леона:
– Как видишь, мы серьёзно относимся к происходящему на Гавайях. Сейчас опустим в каньон Кохала глубоководный аппарат и попробуем разобраться в причинах аномалии. Давай отнесём твои вещи в каюту, а потом позаботишься о Люси. Как она?
Леон кивнул и мысленно связался с Люси. Она благополучно пролезла в шлюз и теперь дожидалась его в недрах корабля. Леон почувствовал её неуверенность и страх – да, надо обязательно её проведать.
– Она давно не была на корабле, и ей не по себе. – Но Леон хотел поговорить с Тимом не только о Люси. – Когда мне к Фабьенн Роджерс? – спросил он.
Они поднимались по лестнице на палубу первого яруса, где располагались каюты учёных. Тяжело вздохнув, Тим повернулся к нему и с отсутствующим видом пригладил короткие светлые волосы:
– Уже через час. Леон, какого чёрта ты нарушил распоряжение Коваляйнена?! Запрет на ныряние не произвол, а разумная мера предосторожности. Внизу сейчас опаснее, чем когда-либо, и тебе это хорошо известно.
– Да, – неохотно признал Леон и обрадовался, увидев, что они с Тимом будут жить в одной каюте. Верхнюю койку уже занял Тим, поэтому Леон бросил свои вещи на нижнюю. Он не знал, сумеет ли здесь заснуть: весь корабль вибрировал, трещал и переваливался с боку на бок, покачиваясь на волнах. Где-то – наверняка в труднодоступном месте – по полу катался шуруп, каждые несколько секунд с тихим стуком ударяясь о стены или мебель.