Но не успел он спросить, как Фабьенн Роджерс встала из-за стола и протянула ему на прощание руку:
– Спасибо, Леон. Люси наверняка обрадуется, если ты сейчас снова ею займёшься.
Леон отрешённо встал, пожал начальнице руку и в оцепенении пошёл к двери, даже не чувствуя, как касается ногами пола. Но внутри у него всё бурлило, и напоследок он обернулся.
– Послушайте, миссис Роджерс, – начал он, стараясь говорить спокойно и взвешенно, чтобы не выдать своего отчаяния. – Может, я смогу чем-нибудь помочь. Я хорошо ориентируюсь в глубине – я один из немногих, кто может свободно перемещаться внизу, при необходимости – длительное время. Я мог бы помочь выяснить, почему в этой части моря творится что-то странное! Попытка не пытка, правда? Мы с Билли могли бы работать вместе. Шола уже достаточно взрослая, чтобы погружаться на глубину до трёх тысяч метров…
Но Фабьенн Роджерс лишь вскинула брови:
– Нет, Леон, благодарю, но это слишком рискованно.
На этом аудиенция была окончена.
С ночным погружением со скатами манта ничего не вышло. Во-первых, все скаты куда-то подевались, а во-вторых, организаторы, судя по всему, ужасно боялись, что на ныряльщиков нападёт какое-нибудь глубоководное существо и им потом придётся возмещать многомиллионный ущерб.
– Да-да, ничего страшного, может в другой раз получится, – вежливо сказала мать Каримы по телефону, но, едва положив трубку, швырнула на пол стопку туристических проспектов. – С меня довольно! Это не отпуск, а чёрт знает что! Весь год пашешь ради этих двух недель, а проклятая природа точно с ума сошла! Об экскурсиях можно забыть: везде чрезвычайное положение. Я сыта по горло!
Странно: чем сильнее злилась мать, тем спокойнее становилась Карима. Так было всегда – ещё со времён её детства.
– Ну, могло быть и хуже, – рассудительно заметила она. – Представь, каково родным тех, кто поехал отдыхать и стал жертвой цунами или теракта.
– Карима, я серьёзно. С меня хватит. – Мать так резко повернулась, что её светлые волосы взметнулись в воздухе. – Рейс, конечно, безумно дорогой, не говоря уж об отеле, но мне на это наплевать! Мы уезжаем. И как можно скорее.
Кариму охватила холодная ярость:
– Слушай, мам, а меня ты спросить не удосужилась? Это ведь и мои каникулы тоже, а ты решаешь за нас обеих.
Мать стала цвета помидора:
– Да, решаю! Ты ведь специально портишь мне отдых, правда?
– Вовсе нет, – пожала плечами Карима, – просто так получилось.
Этот отпуск мог бы пройти совсем по-другому, если бы мать взяла с собой на Гавайи Джереми и, так уж и быть, Шахида! Может, тогда они хоть несколько дней побыли бы нормальной семьёй. Или она, Карима, опять бы всё испортила?
– Неужели тебе охота здесь оставаться, хотя больше ни поплавать, ни понырять? – Натали Виллберг, казалось, немного успокоилась.
– Да, – кивнула Карима, – охота.
– Обойдёшься, – с лёгким злорадством улыбнулась мать и потянулась к телефону. – Я эту поездку оплатила – я её и отменю. Сейчас позвоню в авиакомпанию.
– Ну и звони! – крикнула Карима и, бросившись на кровать, схватила пульт от телевизора.
Леон застал приёмного отца на рабочей палубе рядом с глубоководным посадочным аппаратом – Тим что-то обсуждал с другими учёными. Заметив Леона, он повернулся, и по его лицу Леон понял, что тот всё знает. Что он всё знал ещё до прибытия Леона. Что Тим, возможно, один из тех, кто принял это решение: он занимает в ARAC важный пост.
Они отошли в сторонку и, выбрав место, где никто не работал, прислонились к борту.
– Мне очень жаль, Леон, – нарушил наконец молчание Тим, глядя на море. – Но, боюсь, у нас сейчас нет другого выхода. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы пристроить тебя в другой проект ARAC – может, на «Бентос I» в Карибском море. А если не получится, ты, разумеется, можешь переехать ко мне в Сан-Франциско – я буду очень рад.
Леон молча кивнул. Те три года, когда он учился в морском интернате, жилось ему у Тима не очень хорошо. Участвуя в проекте, Тим с головой уходил в работу и забывал обо всём на свете – в том числе о приёмном сыне. Выходные Леон проводил с Тимом в Институте океанографии Скриппса в Ла-Холье[30] или в одиночестве, потому что Тим никак не мог оторваться от работы, а по вечерам ходил на тусовки. Нет уж, спасибо. К тому же Леону не очень нравилась Шарлин – нынешняя подруга Тима. Впрочем, это не проблема: Тим меняет подружек как перчатки.
Лучше уж на «Бентос I». Но тут Леону в который раз вспомнился подслушанный на станции разговор.
– А вдруг через год или два я разучусь дышать жидкостью? – выдавил он. – Что тогда?
Тим, нахмурившись, повернулся к нему:
– Постой, а ты откуда знаешь? Мы об этом особо не распространяемся: данные ещё не…
– Да какая разница, откуда! – повысив голос, перебил его Леон. – Сколько бы вы ни скрывали этот факт, понятно же, что с возрастом некоторые водолазы теряют способность дышать жидкостью, и со мной это тоже может произойти. Эллард…
– Вот именно тогда, – резко ответил Тим, сердито зыркнув на него голубыми глазами, – ты всего-навсего окажешься в той же ситуации, в какой уже несколько лет находится бедолага Джеймс Эллард.
– В смысле? – с недоумением спросил Леон.
– Ты не ослышался! Он ныряет с тех пор, как научился ходить. Где он только не работал: водолазом на нефтяных платформах, глубоководных приисках, в научно-исследовательских проектах… – Послышались чьи-то шаги, и Леон краем глаза заметил, что к ним приближается судовой механик. Тим тут же смолк и, дождавшись, когда мужчина уйдёт, продолжил: – В двадцать пять лет Джеймс начал участвовать в проекте «Окси-скин». Он был уже слишком взрослым, чтобы самому испробовать новую технологию погружения. У него не получалось дышать жидкостью, и его это крайне удручало. Но он нашёл себе другое применение.
Странно узнать столько всего об Элларде, увидеть в нём не только наставника, но и человека. Но Леон был слишком занят своими переживаниями, чтобы ему посочувствовать:
– Да-да, конечно. Но это ведь совсем другое дело – вдобавок ещё лишиться дома и…
– Чёрт побери, Леон, прекрати себя жалеть! «Бентос II» – всего лишь проект, а любой проект когда-нибудь заканчивается!
«Бентос II» – всего лишь проект?! Тим имеет хоть малейшее представление, что́ значит эта станция для Леона и остальных?!
– Знаешь что… Да пошёл ты! – выдавил Леон и не оглядываясь отправился к Люси.
Но далеко уйти ему не удалось. В проходе его кто-то окликнул:
– Эй, мистер Редвей, чего не здороваемся? – Леон вздрогнул и поднял голову. Это оказался Минь – помощник кока. Он широко ухмылялся. – Я уже слышал, что ты на борту, Леон. Только не говори, что тоже не в духе. Что-то на этом рейсе у всех дурное настроение.
– У меня тоже, – пробормотал Леон. – Можно я попозже к тебе зайду? Сейчас не до того.
– Ну вот! А я, между прочим, записал новый альбом – тебе обязательно надо его послушать. Звук просто отпад, чувак. Я уже даже продал три штуки на борту.
– Круто, – ответил Леон, удивляясь, что кому-то нравятся песни Миня. Несколько лет назад Минь, родители которого родом из Вьетнама, занял второе место в кастинг-шоу и утверждал, что скрывается здесь, на борту, от фанатов. Леон не верил ни одному его слову и никак не соглашался на предложение Миня стать их с Люси менеджером и организовать им выступления в Лас-Вегасе. Тем не менее Миню он симпатизировал и однажды даже купил у него самодельные духи, чтобы подарить Билли на день рождения. Минь назвал смесь «Глубоководным сюрпризом», и сюрприз действительно удался.
– Ну ладно, увидимся! – Минь побрёл дальше.
Леону хотелось только одного – вернуться в тихий и спокойный отсек подводных напарников. Но придя туда, он понял, что просчитался: покоем там и не пахло.
Решение
Леон растерянно огляделся. Рядом с бассейном, рассматривая Люси, словно веслоногих рачков под микроскопом, в безупречной военной форме стоял первый офицер «Фетиды» – аргентинец по имени Альберто Мигель Альварес. Какой-то учёный вместе с ассистенткой пытался накормить Люси, не обращая внимания на то, что она спряталась в укрытии, а у входа громоздится куча раковин от мидий. Женщина-фотограф пыталась поймать в кадр биолога и Люси.
– Прогони их! Они хуже морских ежей, – пожаловалась Люси.
– Неужели вы не видите, что Люси только что поела и теперь переваривает пищу? – собрав остатки вежливости и самообладания, спросил учёного Леон. – Уходите, пожалуйста, вы ей мешаете.
– А вам откуда знать? – прорычал Альварес, фотограф попросила Леона не лезть в кадр, а учёный, покосившись на него, объяснил:
– Руководитель экспедиции в курсе – речь идёт о серии новых экспериментов над животным, нам уже пора приступать, иначе лаборатория не…
Всё это стало последней каплей. Уж слишком много всего в этот день произошло. Леона захлестнула дикая ярость, и, почувствовав это, Люси торопливо втянула в логово кончик пятого щупальца.
– Вон! Сейчас же! – рявкнул Леон, и все четверо потрясённо повернулись к нему.
Двое учёных и фотограф, злобно поглядывая на него, вышли. Первый офицер угрожающе придвинулся к нему, что-то сказал, но Леон его не слушал: он представил, что это не упрёки, а волны, разбивающиеся о причал. Просто шум волн в ушах. Наконец Альварес сдался и тоже ушёл.
– Что это было? – испуганно спросила Люси.
– Это я кричал. – Леон медленно опустился на край бассейна. Его трясло, ноги подгибались. Леон Редвей, тихий, застенчивый Леон… Он ли это?! Неужели он правда наорал на первого офицера «Фетиды»?! Обидел Тима в первый же день встречи после трёхмесячной разлуки?!
Его напарница вылезла из логова и скользнула к нему, ловко и бесшумно передвигаясь по бассейну. Люси безмолвно попросила его рассказать, что произошло, и вместо длинных объяснений Леон просто поделился с ней воспоминаниями. О том ужасном моменте, когда Фабьенн Роджерс объявила о закрытии «Бентоса II». О том, что будущее сейчас кажется ему неприступной стеной; что Тим перестал его понимать и воспринимать всерьёз; что девочка по имени Карима опять пропала из его жизни.