Леон уловил ответную волну сочувствия с тёмной примесью печали. Но в отличие от него Люси не вышла из себя – её мысли напоминали успокаивающее журчание ручья:
– Понимаю – тебя шпыняют, отбирают у тебя территорию… Вот ты на них и напал…
– Вот если бы я был совершеннолетним, взрослым, – беззвучно пожаловался Леон, – они, наверное, не смогли бы мне помешать нырнуть на свой страх и риск, чтобы выяснить, что происходит там, внизу.
– Выяснить самому? – Леон почувствовал, что Люси эта мысль по душе. – А почему нельзя?
– Потому что главная начальница лично отвергла моё предложение. Если пойду ей наперекор, то вылечу из ARAC. Навсегда.
Леон долго сидел на бортике бассейна, не понимая, что с ним творится. Вся прошлая неделя – сплошная череда дурных вестей, почти как тогда, когда его жизнь в одночасье перевернулась, уверенность в будущем исчезла, и он не знал, как пережить ещё один день. Даже сейчас ему порой тяжело думать о родителях – сердце сжимается от горечи потери. В то же время Леона беспокоило, что ему всё труднее вызвать в памяти образ родителей. Остались лишь отголоски чувств и эмоций, обрывки воспоминаний.
Судно качается на волнах, а они сидят, прижавшись друг к другу, мама спокойным голосом что-то читает ему вслух, он ощущает тепло её тела. Её запах сильнее запаха неопрена и морской воды.
В другой день, в ванной: он медленно и осторожно расчёсывает её кофейного цвета волосы до плеч – наконец-то она снова ему разрешила. «Ай, не дёргай!» Он в испуге замирает, но мама снова смеётся.
Несколькими годами позже на экологической конференции в Бразилии. Зал огромный, все места заняты. На подиуме выступает с докладом его отец – красивый рослый мужчина, публика внимательно слушает, а потом бурно аплодирует – громче, чем другим докладчикам. Леон хлопает так, что болят ладони.
Юноша глубоко вдохнул и выдохнул, отгоняя тягостные мысли. Потянувшись, он понял, что не только смертельно устал, но и проголодался. Почему люди не могут неделями обходиться без пищи, как глубоководные рыбы? В кают-компанию ему страшно не хотелось: он всё ещё взбудоражен – как показаться на глаза Тиму, Альваресу и другим членам экипажа?
– Разделайся с этим поскорее, двурукий, – ласково напутствовала его Люси, и Леон со вздохом последовал её совету.
Когда он положил себе жарко́е с картофельным пюре, Минь ему подмигнул.
– Ну как, полегчало? – шёпотом спросил он.
Леон, поморщившись, покачал головой и украдкой взглянул на Альберто Мигеля Альвареса: пустив в ход всё своё обаяние, тот болтал с капитаном Катариной Лоренц, то и дело откидывая волосы со лба. Наверное, он даже не заметил появления Леона. Леон надеялся, что и не заметит. Кому Альварес успел рассказать об инциденте?
Тим сидел за столом с коллегами-учёными – свободных мест не осталось. Но он всё равно махнул Леону, подзывая к себе, и придвинул стул от другого стола. Молча, не поднимая глаз, Леон глотал картофельное пюре, краем уха слушая разговоры учёных о смертельных зонах в море. Минь прав: настроение на борту скверное. В голосах исследователей слышалось расстройство и даже ожесточение. Ничего удивительного – при таких морских аномалиях.
Через несколько минут учёные встали и разошлись по лабораториям. Как только они остались одни, Тим сказал:
– Слушай, извини за сегодняшнее утро. Для тебя это большой удар. Вообще-то я не собирался его усугублять.
На доктора наук Тима Ройтера невозможно долго обижаться. Вот и сейчас Леон почувствовал, что злость в нём поутихла.
– Ничего, – пробормотал он, отодвинув пустую тарелку. – Наверное, ты прав: я слишком упивался жалостью к себе, был почти близок к помешательству. – Вдруг он нашёл в себе силы поднять голову и взглянуть Тиму в глаза. – Тим, мне нужно самому увидеть, что происходит внизу. Разрешите мне нырять. Может, я что-нибудь выясню – дайте мне шанс!
Лицо Тима на мгновение окаменело, у него задёргался глаз.
– Нет, Леон, – покачал он головой. – Мы тебя уже один раз чуть не потеряли. Ты ведь ещё несовершеннолетний – если я на это соглашусь, меня привлекут к суду.
– Неужели ты правда этого боишься? – спросил Леон.
Тим не стал отвечать на его вопрос:
– Подумай о Люси – что с ней будет, если с тобой что-то случится? Она так к тебе привязана, что с другим куратором не сработается.
– Не куратором, а напарником, – поправил его Леон. Опять Люси в центре внимания, всё вертится вокруг неё. Интересно, раньше, во время его прошлого визита на «Фетиду», тоже так было?
Они ещё немного поговорили о Билли и Шоле, которые тренировались на судне поменьше у берегов острова Гавайи.
– Роджерс уже рассказала о «Бентосе II» Билли и всем остальным? – спросил Леон.
– Коваляйнен уже в курсе. Водолазам сообщат сегодня.
Леон подумал о Томе, Джулиане и Билли. Как они воспримут новость об эвакуации станции? Впервые ему пришла мысль, что, может, это и к лучшему: внизу день ото дня всё тревожнее…
– Так, давай сменим тему, – Тим скрестил руки на груди. – Как продвигается дистанционное обучение? Чем планируешь сегодня заняться?
Уроки. Школа. Ещё и это. Леон с трудом переключил мысли на учебную программу:
– Э… наверное, математикой, химией и английским: в этих предметах я слабоват.
– Хорошая память тебе тут не поможет, – усмехнулся Тим. – Но ай-кью у тебя высокий, так что и с этими предметами справишься, если постараешься. Удачи. Кстати, я сегодня улетаю в Гонолулу на кризисное совещание с губернатором, вернусь через два дня. Будь добр, не влипни в какие-нибудь неприятности, ладно?
– Постараюсь, – пожал плечами Леон.
Проводив Тима до вертолётной посадочной площадки, где готовился к взлёту бортовой вертолёт, Леон стал искать на средней палубе терминал, чтобы засесть за уроки. Но доступа в Интернет у него здесь не было, а ему не терпелось поскорее проверить почту. Может, пришло письмо от Джулиана… или от Каримы. Леону хотелось узнать, как у неё дела, и рассказать ей, что́ произошло: может, она поймёт, как он расстроился из-за закрытия «Бентоса II».
Леон бродил по средней палубе, раздумывая, кого бы попросить ненадолго пустить его за компьютер, чтобы залезть в Интернет. Эта палуба, состоящая почти из одних контейнеров, в каждом рейсе выглядела по-разному. Контейнеры можно компоновать как кубики – в зависимости от того, какие помещения и функции нужны в экспедиции. Сейчас на борту «Фетиды» находилось много лабораторий, и почти все они были заняты: в одной специалист капал пипеткой жидкость в стеклянный сосуд, в другой кто-то склонился над микроскопом, а через несколько дверей от неё геологи в перчатках исследовали обломки застывшей лавы, которую достал со дна дистанционно управляемый подводный робот.
Но потом Леону повезло: одна из биологических лабораторий пустовала, а пользователь не вышел из системы. Леон проскользнул внутрь и уселся за компьютер. Дожидаясь, пока программа подключится через спутниковую тарелку к Интернету, Леон рассеянно осмотрел чужой письменный стол, ненадолго задержался взглядом на фотографии смеющейся темнокожей женщины с девочкой на руках и… с любопытством вытянул шею, разглядев в стопке распечатанных писем знакомое имя.
«…следует соблюдать осторожность при повторном взятии проб у осьминога C-459/IIB Люси: в последнее время у неё ухудшились показатели. Лучше некоторое время подождать. Понимаю, что вам хочется получить побольше материала, но нужно расставлять приоритеты…»
Что ещё за пробы?! Какие показатели ухудшились?! Обеспокоенный, Леон прочёл письмо внимательнее и обнаружил, что написала его Грета Халворсен научному сотруднику ARAC Фрэнсису Монтескьё – очевидно, хозяину стола, занятого Леоном. Под взятием проб подразумевается «процедура»? Её хотят временно отложить, потому что Люси заболела? Или ей вредит сама «процедура»?
Леон подумал, не спросить ли Грету или Мак-Кредди, но тут же отбросил эту мысль: хоть он и относился к Грете с симпатией, но доверял ей не больше, чем ветеринару «Бентоса II». Им обоим Люси безразлична, и Леон сомневался, что они готовы сказать ему правду.
Надо спросить Тима: он морской биолог – разберётся, что написано в письме. Леон вскочил и помчался по крутой лестнице на верхнюю палубу, где находилась вертолётная площадка. Но успел лишь разглядеть, как вертолёт взмыл над судном и, опустив нос, набрал скорость, держа курс к зелёным островам на горизонте.
Прислонившись к ограждению, Леон проводил вертолёт расстроенным взглядом. Его не покидала тревога за Люси, а от качки сводило желудок. Расслабиться, надо расслабиться – а то разыграется морская болезнь. Леон глубоко вдохнул и выдохнул, и на мгновение ему удалось отогнать мрачные мысли. Он вдруг осознал, где находится… Наверху. Здесь есть погода. Облака. Небесный простор. Прикрыв глаза, Леон подставил лицо солнцу и ощутил дуновение ветра.
Это мир Каримы – не его. Но, пожалуй, он не так уж и плох.
Облокотившись на балконные перила, Карима вдыхала аромат пурпурной бугенвиллеи[31], каскадом ниспадающей со стен зданий, и смотрела поверх гостиничного комплекса вдаль. Номер с видом на море им не достался, и мать устроила отвратительную сцену, но это не помогло.
Иногда Кариме казалось, что она больше ни секунды не выдержит рядом с ней, но она знала, что прощаться с островами – и с матерью тоже – будет грустно. Из-за всех упущенных возможностей. Но одним шансом она всё-таки воспользовалась… Хорошо, что она написала Леону. Интересно, не ответил ли он ещё?
– Это ещё почему? Да что ж такое! Да, перезвоните мне обязательно, когда что-нибудь выясните. – Мать бросила трубку и пошла в ванную. Зажурчала вода в бачке, и Натали Виллберг решительным шагом направилась к двери. – Так, пошли в бассейн.
– Эй, что случилось? – спросила Карима.
– Билетов не осталось, – фыркнула мать. – Наверное, не одни мы захотели вернуться домой раньше срока. Но Хайни из авиакомпании обещал внести нас в список ожидания, если кто-нибудь откажется.