– Секундочку. – Карима, соскользнув с кровати, стала рыться в чемодане, рюкзаке и карманах куртки в поисках ручки и наконец увидела её рядом с телефоном. – Я слушаю – диктуй.
– «Объект: многовидовая вариация осьминога. Гемаферез: в норме. Объём/количество клеток: 7 микролитров / 8 млн клеток. Криопреципитация: базовый стандарт соблюдён…» – Карима поспешно записывала, хотя не понимала ни слова. Она ожидала чего угодно: что он попросит вызвать ему врача, одолжить денег, раздобыть автомобиль или фальшивый паспорт, помочь избавиться от трупа – но только не этого! – «Описание образца: образец стволовых клеток положительный, скорость деления 60 %, нейрологическая матрица отрицательная, внеклеточная матрица может быть использована, плюрипотентность положительная. Анамнез: необходимо наблюдать за летальными факторами и обсудить окончательное время отбора». Это всё. Записала?
– Э… да, – ответила Карима и поспешно уточнила: – Как мне с тобой связаться, чтобы рассказать, что мне удалось выяснить?
– Гм, связаться со мной весьма проблематично. Здесь… очень странно, и… я пока не разобрался, не психи ли они все… Пожалуй, я сам перезвоню тебе через пару часов, хорошо?
Он это всерьёз?! Она за два часа должна выяснить, что всё это означает?! И о каких психах он говорит?
– Ты, случаем, не в психушку попал?
В трубке раздался короткий смешок:
– По крайней мере, не строгого режима: здесь все разгуливают на свободе. Но они, кажется, не покидают пределов долины. А телефон у меня в руках, судя по всему, единственный в радиусе десяти километров. Местные жители не стремятся к коммуникации. – Ничего себе – и правда дурдом какой-то! Где же он – и почему ему вообще пришлось бежать? Но спросить она не успела – Леон продолжил: – Что-то мне подсказывало, что ты не бросишь меня в беде. Странно, правда?
Сердце у Каримы замерло.
– Да, странно, – она вдруг улыбнулась. – Как ты угадал?
– Не знаю. Наверное, интуиция.
В трубке раздались длинные гудки – он положил трубку.
– Эй, тебе велено соблюдать постельный режим, а не лазить в Интернете! – Мать всё-таки заметила, что Карима сидит на кровати. Натали Виллберг, укоризненно глядя на неё, стояла в дверях террасы: – Как твой желудок?
– Получше, – ответила Карима, напустив на себя несчастный вид: уголки рта опущены, взгляд мутный – полная программа. Она надеялась, что мать скоро уйдёт. Отыскав на сайтах разных американских университетов четырёх профессоров биологии, Карима собиралась срочно их обзвонить.
– Всё равно тебе лучше поспать. Может, попытаться забронировать рейс на завтра?
– Не, лучше не надо. – Карима перевернулась на бок и послушно закрыла глаза, сжимая под подушкой телефон.
– Пойду окунусь в бассейн, – объявила мать. – Сотовый у меня с собой: если что – звони, хорошо?
Едва Натали Виллберг вышла за дверь, Карима тут же схватилась за телефон. Первого профессора биологии на месте не оказалось, второй предложил ей явиться к нему на консультацию, третий сказал, что это не его специализация, и лишь четвёртый проявил интерес:
– Гм, не знаю, из какой лаборатории эти данные, но это явно как-то связано со стволовыми клетками. Я, правда, не занимаюсь такими исследованиями, но, возможно, смогу вам кое-что сказать. Вы знаете, что такое стволовые клетки?
– Боюсь, что нет, – призналась Карима. В биологии она была не сильна.
– Обычно эти клетки бывают у эмбрионов, – объяснил профессор. – Из них образуются разные типы клеток, например нервные, мышечные и кровеносные. Они очень ценные, потому что из них можно вывести что угодно. Уже сейчас больные органы заменяют…
Стукнула дверь.
– Хорошо освежилась! – Мать вернулась – так скоро!
– Извините, одну минуточку, – прошептала Карима в трубку, сунула включённый телефон в карман треников и выползла из постели.
– Кари, ты уже приняла лекарство?
– Сейчас приму! – сказала Карима. Только бы профессор не услышал это сквозь карман.
– Может, тебе овощного бульону…
– Нет! – Карима захлопнула дверь ванной, заперла её и уселась на край ванны. Связь здесь была плохой, и профессор что-то заподозрил:
– В какой, говорите, газете вы работаете?
– Süddeutsche Zeitung – Germany, you know?[37] – Врать становилось всё легче – видимо, натренировалась. – Прошу меня извинить – я сейчас на больничном и работаю дома над статьёй.
– Гм, вот как. Ну ладно, вернёмся к стволовым клеткам. Проблема в том, что многие считают аморальным использовать человеческие эмбрионы в качестве медицинского материала и во многих странах запрещено забирать из них стволовые клетки. Крайне лицемерный подход – я…
В дверь ванной постучали:
– Я сейчас схожу вниз, принесу нам чего-нибудь поесть. Ты хоть теперь проголодалась?
Мысленно застонав, Карима зажала динамик ладонью:
– Нет, я не хочу есть – я же говорила. Дай мне спокойно сходить в туалет!
– Кари, я знаю, что ты говоришь по телефону, – недовольно сказала мать. – Ну ладно, я сейчас вернусь.
Как ни странно, профессор всё ещё говорил – пустился в пространный монолог о свободе научных исследований и недальновидности правительств: значит, она мало что пропустила. Карима снова залезла на кровать и, когда профессор на секунду замолчал, чтобы перевести дух, вставила:
– Вряд ли эти данные относятся к человеку или эмбриону. – Она поняла только одну фразу: «Объект – осьминог». Напрашивается вывод, что речь о Люси.
– Гм, да. Вы имеете в виду первую строчку, где упоминается осьминог. Это и правда очень странно. Возраст животного нигде не указан, но мне кажется, оно уже взрослое. Да, припоминаю, что у морских обитателей были обнаружены стволовые клетки…
– А что означает последняя фраза про летальные факторы?
– Летальный означает смертельный. Имеется в виду, что следующий забор клеток, скорее всего, приведёт к смерти животного. Впрочем…
Дверь номера распахнулась, и на этот раз Карима не придумала, как отвлечь мать.
– Большое спасибо за помощь, – поспешно проговорила она, прервала разговор и притворилась спящей. Судя по звуку шагов, мать пересекла комнату и вышла на балкон.
Стволовые клетки, из которых можно вывести донорские органы! Неужели ключ ко всему – именно напарница Леона Люси? Если в организме Люси содержатся стволовые клетки, их можно использовать в медицинских целях – например, для лечения человеческих тканей. Выходит, ARAC готов хладнокровно принести Люси в жертву науке, и поэтому Леон сбежал? У девочки голова шла кругом.
Карима надеялась, что Леон скоро позвонит: ей срочно нужно всё с ним обсудить. Она украдкой взглянула на часы. Два часа почти прошли. Может, на этот раз Леон скажет, где он. Ей так хотелось услышать его голос. Карима надеялась, что ему удалось отыскать врача. Она не знала, что произошло и серьёзно ли он ранен, и неведение сводило её с ума.
Но через два часа Леон не позвонил.
Не позвонил он ни через три часа, ни через четыре.
В одном Карима была уверена: к каким бы психам Леон ни попал, там что-то явно пошло не так…
Когда Джона Симмондс так нелюбезно столкнул Леона за борт, юноша инстинктивно задержал дыхание и стал погружаться под воду. Но он мало что видел – только нечёткую синеву: на нём не было даже маски как у обычных ныряльщиков. В отличие от окси-скина намокшие джинсы и футболка стесняли движения. Леон всё ещё сжимал в руке лямку вещмешка со снаряжением. Хорошо, что вещмешок упал в воду вместе с ним: Леон бы ни за что с ним не расстался!
Симмондс небось удивляется, что юнец, которого он скинул в воду, больше не показывается на поверхности. Но даже застигнутый врасплох и давно не тренировавшийся, Леон без особого труда мог продержаться две минуты без воздуха.
Рокот дизельных двигателей под водой, казалось, доносился со всех сторон. Леон увидел над собой корпус «Милой Люси» – тёмный и округлый как кит. Под ним укрылась стайка серебристых рыбок – Леон разглядел их даже без маски, – но где же его Люси, единственная и неповторимая? А, вон она – пикирует сверху, растопырившись как парашют. Сквозь тонкую красновато-бурую кожу между щупальцами просвечивало солнце.
– Ну и фрукт! – возмутилась Люси. – Тебе не больно?
– Нет, но я не знаю, куда он меня привёз и что это за берег.
– Поплыли посмотрим, двурукий!
Он чувствовал, как Люси ему рада. Отыскав в вещмешке ласты, Леон нагнулся под водой, чтобы их надеть, – и грудь тут же стеснило от недостатка кислорода. Он не может остаться с Люси под водой – придётся подняться на поверхность. Им обоим это было непривычно. Леон рванул наверх, а Люси с недоумением смотрела ему вслед.
– Что поделаешь – я обычное млекопитающее, – посетовал Леон.
– Тогда вперёд, мой млекопитающий друг! – подбодрила его Люси. – Чего доброго, ещё захочешь на ТВЁРДУЮ ЗЕМЛЮ!
Леон вынырнул на поверхность. Вдохнув, он почувствовал, как тропическое солнце жжёт его мокрую голову, и оглянулся. Что-то бормоча себе под нос, Симмондс драил на корме палубу. Похоже, ему всё равно, утонул его гость или нет.
Леон порадовался, что легко отделался, и, размеренно работая ластами, поплыл к зелёному скалистому берегу.
Подплыв ближе, Леон разглядел долину реки, впадающей в море, и чёрный пляж, какими славится остров Гавайи. Правда, этот пляж был скорее серым и, за исключением речного устья, довольно узким. Вокруг ни души, ни единого строения. Что имел в виду Симмондс, сказавший, что таким, как он, здесь самое место? Может, на Гавайях принято бросать преступников в глуши, чтобы они умерли там с голоду? Маловероятно.
Леон снова принялся размышлять, что ARAC собирался сделать с Люси и что за странное явление он наблюдал у Лоихи, но так ни до чего и не додумался: в пазле не хватало деталей.
Вода была мутной, и его снесло коварным боковым течением, но Леон упорно плыл дальше и вскоре понял, что ошибся: берег был вовсе не безлюдным – с другой стороны бухты катались двое сёрферов.