– Ты нам нужна. Леону без тебя не обойтись».
Вдруг Карима ощутила чьё-то прикосновение, словно кто-то погладил её по руке кончиками пальцев. Но повернув голову, она никого не увидела: Хоуп стоял в двух с лишним метрах от неё, а кот восседал на крыше рубки.
Посмотрев за борт, Хоуп издал удивлённо-испуганное восклицание.
– Вон там! – прохрипел он.
Теперь Карима тоже заметила в воде большое тёмное тело и щупальца с присосками, осторожно ощупывающие корпус судна.
– Это она? Как у тебя получилось? – спросил Хоуп, но Карима лишь пожала плечами: она и сама не знала. Не важно. Теперь можно отправляться. Если, конечно, этот странный капитан сумеет отвести взгляд от Люси: она его будто загипнотизировала.
– Куда… э… направимся? – спросил сбитый с толку Симмондс.
Карима с Хоупом переглянулись. У честного, открытого Хоупа все эмоции были написаны на лице – сейчас на нём читалась растерянность.
– У тебя тоже нет предположений, куда его могли отвезти?
Карима, скривившись, покачала головой, пытаясь вспомнить, что ей рассказывал Леон. Откуда-то в памяти всплыло одно-единственное слово – Лоихи. Подводный вулкан – почему она сразу о нём не подумала?
– Давайте отойдём подальше в море, а потом двинемся вдоль берега на юг, в сторону Лоихи. Может, заметим что-нибудь подозрительное.
– Ладно, – буркнул Джона Симмондс и пошёл заводить дизельные двигатели.
Часам к двум ночи Леон понял, что поспать ему не дадут. Он и так чувствовал себя разбитым, а теперь ещё глаза слипались. Один раз он уронил голову на грудь – и чуть не упал со стула. Он уже давно не мог сосредоточиться, и вопросы, которые ему задавали, не доходили до его сознания.
С ним осталась одна Роджерс – Тим вышел и не вернулся. Вот он-то, наверное, прилёг вздремнуть! У Леона в голове не укладывалось, что Тим его предал, но он отгонял от себя эту мысль. Иначе всё кончено – тогда у него уже не будет сил сопротивляться. И почему Тим не ответил на вопрос о родителях? У Леона не выходило это из головы.
Леон скользнул взглядом по лицу Фабьенн Роджерс: при тусклом бортовом освещении под макияжем проглядывала дряблая кожа щёк, резче обозначились морщины на шее, напомнившей Леону галапагосскую черепаху, а из бледно-голубых глаз исчезли остатки цвета. Помада, проникнув в крошечные морщинки вокруг губ, образовала тонкие красные линии.
– Если у вас нет для меня свободной койки, дайте мне хотя бы одеяло, и я буду спать на полу! – заорал на неё Леон. Но он и так знал, каким будет ответ:
– Прости, но мы ещё не закончили: боюсь, сегодня засидимся допоздна. – Фабьенн Роджерс, шелестя шёлковым спортивным костюмом, закинула ногу на ногу и положила ладони на колени. – Ну что, поразмыслил о добыче энергии? Если хочешь, покажем тебе скважину – у нас здесь есть батискаф. Нам правда очень нужно убедить тебя в важности нашего проекта.
– Миссис Роджерс, – спросил Леон, отчаянно борясь со сном, – почему я настолько для вас важен, что вы меня во всё это посвящаете? Что вы тогда во мне разглядели?
Их глаза встретились, и Фабьенн Роджерс, чуть помедлив, на удивление мягко ответила:
– Ты вряд ли помнишь – уже больше десяти лет прошло. Вы тогда ещё жили в Калифорнии. Мы с мужем были на пляже с тобой и твоими родителями: мы хорошо ладили и иногда встречались вне работы. Ты всё время торчал в воде в ластах и очках для ныряния, а потом, весь сияя, подбежал к нам и позвал посмотреть на твою новую подружку.
– Подружку? – апатично переспросил Леон.
– Да. Там на мелководье между валунов извивалась молодая мурена. Твоих родителей чуть инфаркт не хватил, когда она подплыла совсем близко к тебе, а ты её погладил. – Фабьенн Роджерс улыбнулась. – Если бы она тебя укусила, пришлось бы немедленно везти тебя в больницу. Но она тебя не укусила, и ты, судя по всему, знал, что она этого не сделает. Ты очень осторожно до неё дотронулся. И тогда мне впервые пришла мысль, что у тебя особая связь с морем и его обитателями…
– Вы взяли меня в проект «Подводные напарники», потому что в шесть лет я погладил мурену? – с сомнением спросил Леон. Он совсем не помнил этот случай.
– Сам посуди, Леон: разве интуиция меня подвела?
Поджав губы, Леон помотал головой:
– А как насчёт моих родителей? Они вам помешали, да?
Фабьенн Роджерс и бровью не повела:
– Не понимаю, о чём ты говоришь.
– Это ваши люди столкнули в море мою маму?
– Я вижу, что ты не хочешь верить в судьбу, но нам это сейчас ничем не поможет.
– Можно мне поговорить с теми, кто был на борту?
– Если сумеешь их разыскать, – скупо улыбнулась Роджерс. – Если не ошибаюсь, они оба от нас уволились.
Опять тупик. Леон посмотрел на соглашение, лежащее перед ним на столе, потом на ручку, которую сжимал в пальцах – она показалась ему чужеродным предметом вроде деревяшки. Надо лишь подписать – и тогда он сможет снова нырять в окси-скине в тёмные глубины, в самое сердце мира.
– Все эти годы я не теряла тебя из виду, – тихо сказала Роджерс. – Ты превзошёл все наши ожидания. Не пренебрегай этим, Леон. Море – твоя жизнь.
Пальцы Леона сомкнулись вокруг ручки, но тут у него в памяти неожиданно всплыла одна из фразочек Люси: «Вы, двурукие, довольно ловкие. Ваши лапы не хуже присосок!»
На глазах у Леона выступили слёзы, и он разломил ручку пополам. Он знал, что пора пустить в ход главный козырь, пока не поздно.
– Разбудите Тима, – попросил Леон. – Мне нужно кое-что вам с ним сказать. И поторопитесь, пока я не передумал.
Короткий разговор по рации, и через пять минут появился Тим, виновато потирая глаза.
И тогда Леон рассказал им, почему они с Люси понимают друг друга намного лучше, чем другие водолазы своих напарников. Рассказал им, как всё началось: Люси тогда ещё умещалась у него в ладони, он чувствовал её эмоции, но принимал их за свои. Как долго не мог поверить, что это не так, что на самом деле это ощущения маленького и хрупкого диковинного существа. Что прошло несколько месяцев, прежде чем эти чувства оформились в отдельные слова, и что они с Люси всего два года назад стали общаться связными предложениями. Мысленно.
Тим уставился на него. Не сводя глаз с Леона, он сказал Фабьенн Роджерс:
– Несколько лет назад он пытался мне об этом рассказать, а я лишь посмеялся.
На этот раз никто не смеялся. Но Леон сомневался, что они ему поверили.
– Я могу это доказать, – устало сказал он. – Я уже который год предупреждаю «Бентос II» о моретрясениях. Тим, у тебя что, ни разу не возникал вопрос, как мне это удаётся?
– Возникал, конечно, но внятного ответа я от тебя так и не добился.
– Сейчас узнаешь, – через силу усмехнулся Леон. – Осьминоги очень чувствительны – Люси улавливает такие колебания раньше ваших измерительных приборов. Она предупреждает меня, что что-то надвигается, а мне остаётся лишь передать это вам. Очень просто, правда?
– А ты… – Тим прочистил горло, – и человеческие мысли читать умеешь?
– Пока нет, – пожал плечами Леон, – но я ещё не пробовал заняться этим всерьёз.
Это их доконало. Роджерс и Тим ушли посовещаться, и Леон наконец-то остался один.
Он соврал. Когда они с Каримой прощались… их мысли на мгновение слились, и их больше ничто не разделяло. Но это касается только их с Каримой. ARAC никогда не узнает от него, что эта девочка ему помогла. Карима – он бы всё отдал, чтобы быть сейчас с ней! С ней и с Люси.
Растянувшись на голом пластмассовом полу, Леон скрестил руки под головой, чтобы было удобнее, и через несколько секунд заснул.
Было всего три часа ночи, но Карима не могла больше уснуть. Накануне они полдня бороздили море на «Милой Люси», но ничего, кроме нескольких рыбацких лодок и парусников, не нашли – абсолютно ничего! И как она только могла надеяться отыскать Леона здесь, в этой бесконечной синеве! Береговая охрана подтвердила, что вертолёт с Леоном на борту пролетел над морем на юго-восток, – но что это даёт? Наверняка он ещё несколько раз поменял курс. А ARAC отказывался давать какие-либо комментарии.
Хоуп и чудной капитан спали в каюте, но Кариме там, внизу, было слишком душно, и она, прихватив с собой одеяло и пару подушек, осталась ночевать на палубе под парусиновым навесом. Хорошо, что дождь прекратился. Из мешка с окси-скином получилась вполне сносная подушка: немногочисленные твёрдые предметы в нём были мелкими и плоскими. Корабельный кот Чили прижался к ней и, положив голову ей на руку, начал урчать как подвесной моторчик.
Карима погрузилась в мысли о Леоне, его зелёных глазах – глубоких, как само море, застенчивой улыбке и нежных прикосновениях. Как быстро и решительно он действовал в ресторане… И всё же их план провалился. За что судьба наносит Леону один удар за другим?! Думает ли он сейчас о ней, тоскует ли по ней так же, как она по нему?
Лишь через два часа ей удалось задремать, и почти сразу (по крайней мере, так ей показалось) её разбудило какое-то фырканье. Это либо бегемот с насморком… либо кит! Может, горбач – говорят, их здесь полно.
С волнением откинув одеяло, Карима поковыляла к борту и попыталась что-нибудь разглядеть в предрассветных сумерках. Она увидела щупальца Люси, словно лианы обвивающие борт… А в море двигался тёмный бугорок. Он снова фыркнул – из пасти у него воняло рыбой. Да это же кашалот – его угловатую голову ни с чьей не спутаешь! Не слишком большой, но длиной не меньше лодки.
Карима восхищённо наблюдала за ним… Как вдруг снова раздалось фырканье – на сей раз тише. Карима вздрогнула. Детёныш кашалота? Нет, рядом с кашалотом вынырнула стройная чёрная фигурка. Человек… Девочка! В неопреновом костюме, маске с трубкой и ластах. Держась рядом с кашалотом, она провела рукой по его коже и собралась одновременно с ним нырнуть.
И тут Карима поняла, кто перед ней:
– Билли!
Бомба
Хвостовой плавник кашалота скрылся в волнах, а Билли, высунув голову из воды, растерянно огляделась и выплюнула мундштук трубки: