– Встревожился?
– Да.
– Почему?
– Он мне не сказал. Сказал только, что это старые дела. Потом сказал: это недоразумение.
– Недоразумение?
– Да… Но он перестал выходить из дома, все время думал. А потом сказал, что ему поможет один человек в Москве. Который тоже был с этим связан. Олег узнал, где он живет. В интернете нашел.
– Этот человек – Фоменко, правильно?
– Да… Олег занял денег и поехал в Москву. Но самого Фоменко не дождался, а у него денег было только на три дня. Но Олег все ему передал…
– А дальше?
– А потом, когда он уже вернулся в Ессентуки, по телевизору сказали, что эта девушка, дочь Фоменко, пропала… Ой, вот тогда он испугался по-настоящему! Он так кричал!
– Ваш муж?
– Да. Я его первый раз таким видела! Он кричал: меня будут пытать! Мне сердце вырвут! Как с ума сошел! Ой, это было так страшно!
– Почему он не пошел в полицию?
– Он сказал, что никто не знает, кто этот человек. Ни его имени, ни внешности, вообще, никто ничего не знает! Он сменил кожу, паспорт, все! Полиция его не найдет. Это Олег так сказал.
– Как такое может быть?
– Не знаю. Но он сказал мне: «Я выхожу на улицу, и любой встречный может оказаться им».
– За что же он собирался пытать вашего мужа?
– Я не знаю! – женщина заплакала.
– И тогда он придумал, что ему надо разыграть смерть?
– Олег сказал, что так надо. Что тогда этот человек о нем забудет. Но я его должна опознать. Как будто он сгорел…
– А кто сгорел на самом деле? Полиция уже выяснила?
– Они говорят: бомж какой-то…
– Как же он оказался у вас на даче?
– Зима… Холодно… У нас водка под лестницей стояла. Он напился и включил обогреватель. Надел Олеговы кроссовки… И произошло короткое замыкание… Они так думают. Вы ведь не скажете им, что я знала?
– Нет, я же обещал. А вы связывались с мужем, когда он жил в Наро-Фоминске?
– Нет, Олег сказал, что не будет никакой связи. Так надо…
– А почему он поехал именно в Подмосковье?
– Говорил: затеряться легче… И говорил, что там он быстрее узнает, когда Фоменко убьют.
– Даже так?
– Да, он говорил, что его убьют. И что, может, этот человек проколется на чем-то. И его поймают. Он хотел это знать. Он говорил, что невыносимо быть далеко от этого. Невыносимо страшно… Я больше ничего не знаю… Правда…
Она вдруг зарыдала, спрятав лицо в ладонях.
– А ведь у него были долги, – вкрадчиво сказал голос Матвея.
Женщина убрала руки от лица.
– О чем вы?
– Три кредита в банке, еще двести тысяч – у знакомых…
– Он брал у моего дяди…
– Не только дяди.
– Зачем вы это?.. Вы тоже… Кто вы?! Вы коллектор?! Вы же коллектор?! Вы не имеете права нас преследовать! Бандит!
Запись оборвалась. Какое-то время мы молчали.
– Ну и ну, – наконец сказала я. – Кошмар на улице вязов…
– Да ладно, – пренебрежительно сказал Матвей. – Не надо ля-ля. От кредиторов он сбежал.
Он улыбнулся во весь рот – тема долгов, явно, была ему близка.
– Вообще, бывает, – согласился Демичев. – Но зачем он приехал в «Подмосковные вечера»?
– Да денег хотел попросить. Слышал про Фоменко еще в Омске, знал, что он богатый, решил попытать счастья. Что – мало к вам попрошаек ходит? Какой-нибудь гениальный проект притащил. В кавычках.
– А причем здесь «Белуха»?
– У нас нет доказательств, что они говорили о «Белухе». – Матвей поднял наверх блестящий от жира палец. Потом повернулся ко мне.
– А ты чего молчишь?
Я пожала плечами.
– Арцыбашев – профессиональный должник, еще с Омска. Он уже привык так жить… Но меня поразило другое: он не мог заранее знать, что бомж заберется к нему на дачу. Значит, чтобы разыграть свою смерть, он убил человека.
– Бомжа, – сказал Матвей.
– Человека, – повторила я. – Это многое о нем говорит. О его морали…
– У профессиональных должников особая мораль, – ехидно сказал Демичев.
– Вот сука! – воскликнул Матвей, отгоняя осу. – Пошла отсюда! Сейчас налетят. Надо жрать быстрее.
– А я, вот, все думаю, – Демичев взял еще кусочек баранины. – Как такое может быть? Вы сказали, что это дела Фоменко. Но что же это за дела такие, Света, если он о них не знает?
Я помолчала, затем сказала:
– Арцыбашев использовал странное слово.
– Какое слово?
– «Недоразумение».
Демичев поднял брови.
– И что это значит?
– Недоразумение.
– Я понял. Но что это такое, по вашему – недоразумение?
– Например, история, которую Фоменко, вообще, не связывает с собой. А все остальные почему-то связывают.
– Разве так бывает? – он несогласно покачал головой.
– Мой телефон оказался у Гали Фоменко вполне логичным способом, – сказала я. – Но эту логику я смогла обнаружить только спустя полтора года. Так что да, Сергей, бывает. Нужно только найти недостающую информацию.
– Сложно, – протянул Матвей. – Связывают, не связывают… И почему связывают, если это не связано?
Довольный своим красноречием, он рассмеялся.
Тут я вспомнила еще кое-что.
– Сергей, Фоменко сказал мне, что Кагарлицкий приезжал в Москву 23 февраля 2013 года.
– Да.
– У меня есть сведения, что Кагарлицкий в это время лежал в больнице с перитонитом.
– Вот как? Значит, Алексей Григорьевич ошибся. Может, это был другой год? Я спрошу у него.
За воротами засигналила машина.
– Плитку привезли, – сказал Демичев. – Мирон! Иди разгружай!
Дверь домика открылась, Чингиз-Хан пошел к воротам.
– Он слышит? – спросила я.
– Да он, по-моему, и говорит, – сказал Матвей. – Просто ему люди противны… Серег, а что за плитка?
– Для бассейна.
– Мне тоже нужно. Пойду гляну…
Он встал и пошел к воротам.
Демичев усмехнулся.
– Ну и болтун! – негромко сказал он мне. – Воистину, понты дороже денег. Какой бассейн? У него шесть соток бурьяна возле Твери. Купленные за двести тысяч рублей. Но он упорно разыгрывает из себя крупного лендлорда…
Мне было немного неудобно слушать это, поэтому я отвела глаза в сторону.
Матвей вернулся.
– Ты, Серега, дерьмо какое-то выбрал, уж прости. Я на выставке в Экспоцентре такую плитку видел – ар-деко. В ней настоящее золото внутри. Тутанхамон, а не плитка!
– Да куда уж нам уж… – насмешливо сказал Демичев. – Ой, ребята, я же забыл! У меня же санкционный хамон имеется! Целую ногу из Испании приволок. Сейчас я с дынькой нарежу.
Я страшно объелась – надо было подвигаться.
Я подошла к бассейну, заглянула в чашу. Потом попинала ногой песок. Бродить по участку было неинтересно – сада здесь еще не было. Я свернула к фанерному домику.
Матвей болтал по телефону, Демичев возился с хамоном.
Дверь в домик была приоткрыта – я заглянула.
Я увидела типичную конуру гастарбайтера – раскладушку с комковатым матрасом, не оструганные полки, закопченный казан, разнокалиберную посуду, коробки дешевого стирального порошка. Над раскладушкой – кнопки в стене, словно здесь когда-то висел постер.
Но кое-что выбивалось.
Кедровая скорлупа на клеенке стола. Несколько икон. Связки сухих трав, навешанные под потолком. Под одной из икон я заметила полочку, на ней лежало куриное яйцо. Оно было цветным. Я пригляделась. Видимо, вначале его обвязали листиками, а потом сварили в луковой шелухе. Я взяла яйцо в руки.
– Осторожно, – сказал Демичев, заглядывая в домик. – Это пасхальное.
Я обернулась
– Вообще-то, сентябрь на дворе.
– А у Мирона такая традиция. Он пасхальные яйца до следующей Пасхи хранит. Пойдем, по хамончику ударим?
Я положила яйцо обратно, вышла на улицу. Они уже сидели перед огромной ногой на подставке и с видом викингов кромсали ее ножами.
– А как Алина? – спросила я, садясь рядом.
Они оба поскучнели.
– Да никак… Ничего нового…
Я посидела еще полчаса, обсудила с ними план дальнейших действий, потом отпросилась домой. Я очень устала.
Мы долго ехали, объезжая воскресные пробки, и все это время я молчала, глядя в окно. Когда же мы добрались до моего барака, я вышла из машины и села на лавочке под окнами Макарычева. Хотелось насладиться последними теплыми деньками перед длинной зимой.
Какое-то время я бездумно сидела, наблюдая за полетом паутины.
«Богородицына пряжа» – вспомнила я ее сентябрьское название.
Набрала номер Черта.
– Светлана! – строго сказал он своим скрипучим голосом. – Я, конечно, рад, что ты объявилась. Но все-таки я вынужден поговорить с тобой без всякого снисхождения. До меня дошли слухи, что ты работаешь на Фоменко. Так вот – я против! Это очень опасный человек!..
Я убрала телефон от уха. Черт любит читать нотации. Это оборотная сторона его невероятной эрудиции. Иногда я с ужасом думаю: как, наверное, Богу хочется влезть в наши дела. Но он же сдерживается.
Наконец бормотание в трубке стихло.
– Чертушка, – заискивающе сказала я. – Мне нужна консультация. На тебя вся надежда.
– Ну?
– Хранить яйцо от Пасхи до Пасхи – это ведь староверская традиция?
– Да.
– Это характерно для староверов Алтая?
– Очень характерно. В Турочакском районе я видел такие яйца в каждом доме.
– Скажи, а старовер может быть монголоидного типа?
– А почему нет? Ты пойми, общины маленькие, постоянная опасность кровосмешения. Поэтому использовалась любая возможность разбавить род. Они очень хорошо относились к внебрачным детям, с удовольствием усыновляли чужих детей и давали им свою фамилию. И конечно, смешивались с тюрками и монголами.
– Черт, ты умница, – сказала я.
И он опять забубнил в телефоне, который я предусмотрительно положила на колени.
Глава 26
Его очередная ночь была ужасной.
Надо было принимать решение.
Как назло, душный воздух мешал думать. Не вовремя пришло бабье лето, вообще, все не вовремя.
Митя долго стоял под деревьями, потом вернулся в свою комнату.