– Марта, я тебе писательницу привела. Из самой Европы – из Москвы. Еще прославишься!
– Света, – сказала я, протягивая руку.
– Марта Генриховна, – ответила она. – И давно вы тут?
– Сегодня пришли, – сказала Аделаида. – А ты что – надолго уходила?
– Меня три дня не было. Так что вам повезло… Извините, мне надо умыться.
Она пошла в дом, а Аделаида, ничуть не смущенная холодным приемом, стала разводить свой походный костер и греметь банками с консервами.
Она вышла к нам минут через тридцать – у нас уже все было готово. На тряпке мы разложили хлеб, вареные яйца, сухари, поставили кастрюльку с супом. Достали даже бутылку водки.
Марта вышла с пустыми руками. Кажется, она всячески демонстрировала, что нам здесь не рады.
Впрочем, тон у нее был любезный.
– И о чем же вы пишете? – поинтересовалась она, присаживаясь на бревно.
– О величайших учениях. И об учителях.
Ее брови взмыли вверх.
Невозмутимая Аделаида разлила водку по пластиковым стаканчикам. Мы все втроем выпили, не чокаясь. Затем мы с Аделаидой начали есть суп. Марта сидела, выпрямившись, грызла сухарик.
– Зря вы приехали, – сказала она. – У нас было скучно. Есть более интересные… учителя. Вам к этому надо было, к Талгату.
«Ишь ты! – мысленно изумилась я. – Проверяет!»
– К Талгату Фоатовичу? – переспросила вслух. – Про них я тоже пишу. Я у него интервью брала.
– Что за Талгат? – спросила Аделаида.
– Учитель учителей, – объяснила я. – Я про всех пишу, Марта Генриховна. И у Пузакова интервью брала, и Анастасию, вот, как вас, видела, и книги Ангелины Могилевской читала. Вот, собираюсь потом в Луганскую область пробираться – в Дом Порфирия Иванова.
– Отчаянная, – хмыкнула она. – Только мы-то тут причем?
– Читатель стал капризный, – пожаловалась я. – Одного просветления ему мало, ему еще интригу подавай. Константинова уже десять лет никто не видел. Загадка. Может, он улетел? Туда, в космос? Читатель такое любит.
Аделаида расхохоталась – она, вообще-то, уже выдула пару стаканов водки.
– Говори, Марта, где Константинов! – она игриво пихнула Марту в бок. – На какой планете? Ты же знаешь.
– Понятия не имею.
– Я думаю, деточка, он еще на земле, – доверительно сообщила мне Аделаида. – Где-нибудь в Монако. С его-то деньгами он уже там дом купил.
– Ну, что ты болтаешь? – без особой злости сказала Марта. – Какие деньги? Не было у него ничего.
– Ага, конечно! – Аделаида снова рассмеялась. – Ему тысячи человек деньги свои отдали. Не было. Куда ж они делись? На дом этот, что ли, все истратил?
Наконец-то Марта стала сердиться.
– Во-первых, ты их не считала, – отчеканила она. – Во-вторых, ты думаешь, дешево этот дом обошелся? Знаешь, сколько стоило сюда все привезти? Все построить?
– Кстати, Марта Генриховна, – вмешалась я, – Где бы у вас тут телефончик подзарядить?
– У меня электричества нет, – ответила она.
Аделаида же все не могла успокоиться.
– Дом! – воскликнула она. – Ну, дорого, не спорю. Но там же миллионы были!
– А скольких он кормил?
– Ой! Кормил! Орехами да медом?
– Да хоть и орехами. Инструменты, храм, поездки в Горно-Алтайск, литература духовная, одежды. Все в копеечку влетало.
– Ладно, – примирительно сказала Аделаида. – Ты его защищаешь, оно и понятно…
Марта махнула рукой.
– Да не защищаю я его! На кой он мне сдался, наркоман чертов? Я вам вот, что скажу, – она прищурилась, глядя на меня. – Деньги у него были, но он их просрал. В недвижимость вложил. Накупил квартир, да офисов, а тут кризис. Я ему сразу говорила: не суйся. Твое дело духовное, ты в бизнесе ничего не понимаешь. Нет, уперся. Надо было отговорить, но я подумала: пророк же вроде, должен будущее видеть… – в ее глазах вдруг мелькнула злая ирония. – Ну, и все сгорело.
– МММ, что ли? – вяло поинтересовалась неуклонно напивающаяся Аделаида.
– Кризис, я же говорю…
– А сам он теперь где?
– Тоже не знаю. Наверное, умер уже. От передозировки… Все к этому шло.
Я молчала, глядя на темнеющие долины. Со стороны гор на них спускались языки сумерек. Это было похоже на прилив – сначала затопит первый ярус, потом второй. Потом из-за спуска появится волна ночи, она расползется по «Белухе», накроет и дом Марты, и особняк Константинова. Какое-то время здесь будут торчать лишь столбы бывших «термосов», придавая этой поляне вид венецианской лагуны. Но потом затопит и их.
Ни одного огонька на сотни километров. Как это выглядит отсюда?
И зачем в доме Константинова выключатели? А, Марта?
– Ладно, – она вздохнула. – Дело прошлое, Бог ему судья…
– Слушай, мы тут заночуем? – спросила Аделаида.
– Да ночуйте, поле-то не мое… Только к лесу не суйтесь, там, говорят, энцефалит появился. От жары вся природа перевернулась. Внизу маральник зацвел, за Константиновским домом малина по второму разу пошла. А теперь еще и клещ… Вот уж правда – грядет Антихрист… Здесь палатку ставьте. К себе не зову, у меня тесно…
– Марта Генриховна, – сказала я. – А правда, что вы здесь еще до Константинова жили?
– Правда. Я здесь с шестидесятого года.
– Одна?
– Почему одна? У нас здесь поселение было немецкое. Двенадцать семей. Потом все разъехались, а я осталась. Этот дом – родительский. А там, налево, и другие дома сохранились. Я Константинову говорила, чтобы он их занял, но он вроде как специально своих в целлофане держал. Чтобы дух укреплять. А мне-то что…
– И как ты так? – удивилась Аделаида. – В тайге, одна… Да и по женской части – всю жизнь без мужиков?
– Почему без мужиков? Был у меня муж.
– Прям официальный?
– Ну, не официальный. Но лет двадцать встречались.
– Где это ты его подцепила? – спросила Аделаида.
– За Верх-Уймоном. Я к родственникам туда ездила, а он там жил неподалеку. Вдовец.
– За Верх-Уймоном? – переспросила Аделаида. – Старовер, что ли?
– Да. Кержак. Мироном зовут… Хороший мужик, правда, немой. Не говорит ничего, но оно даже лучше – мы с ним ни разу не поругались, – она хихикнула. – Вместе мы не жили, но ездили друг к другу. У меня даже какое-то время сын его жил, Митя.
– Где жил? Здесь? – спросила я.
– Ну да. Года четыре жил, пока секту не разогнали. Все поразъехались, скучно стало. Он тоже уехал.
– А чего ты замуж-то не вышла за этого Мирона? – поинтересовалась Аделаида.
– Так он кержак. И потом… – она слегка засмущалась. – Он это… Узкоглазый. Бурят.
– Бурят? – Аделаида покачала головой. – А буряты бывают староверами?
– Значит, бывают…
– И где он сейчас? Умер? – не глядя на нее, спросила я.
– Нет, зачем умер? Он в Москве.
– В Москве? – изумилась Аделаида. – Как это?
– Да узнал, что Митя в Москве, и поехал его искать… Устроился там к богачу одному дом сторожить…
– Нашел он Митю? – я наконец подняла глаза. Марта уже выглядела достаточно пьяной.
– Нашел, – нетвердо ответила она. – Их даже по телевизору показали. Представляете, я в Манжерок приехала, вторую программу включила, а они там в сюжете.
– «Жди меня»? – спросила Аделаида.
– Нет, в новостях. Там какой-то центр открывали, ну, и они оба там. Как привет мне оттуда… – она мечтательно улыбнулась.
– Значит, Митя – тоже бурят? – спросила я.
Она не успела ответить. Пьяная Аделаида вдруг встрепенулась, в ее мозгу, видать, что-то включилось.
– Слушай, ты ж как раз о Мите и спрашивала! – радостно воскликнула она, глядя на меня. – Так вот же этот Митя-то!
«Не надо было водку пить», – запоздало пожалела я.
Мы замолчали. Несколько секунд я не решалась посмотреть на Марту, но пауза слишком затянулась.
Наши взгляды встретились. Мне показалось, что в глубине ее зрачков горит острое злое пламя. Впрочем, это был отблеск костра.
– Вы, Аделаида, что-то путаете, – сказала я. – Я спрашивала про Милю, Милорада. Серба, с которым Парана сбежала.
– Нет, – не согласилась она. – Помнишь, ты спрашивала, не говорил ли папа про Митю.
– Все? – спросила Марта. – Допрос окончен?
– Темень-то какая! – словно не услышав ее ядовитых слов, сказала Аделаида. – И как ты не боишься здесь жить?
Марта вздохнула, потом встала с гримасой боли.
– Чего мне бояться? Бояться надо людей, а я здесь одна…
– Да и ружье есть… – засмеялась Аделаида. – Как всадишь между глаз, да, Марта?
– Ты всегда много болтала, – с непонятной печалью отозвалась та. – И папаша твой, царствие ему небесное, много болтал.
И она пошла к дому, сразу же растворившись во тьме.
Глава 36
Воздух был ледяным, даже тихонько звенел.
Мне пришлось спрятать лицо в спальный мешок, иначе обжигало нос. Где-то вдалеке, над долинами, шелестели собирающиеся с гор ветры. Циклон приближался.
Звезд уже не было, все небо заволокли тучи.
Темень стояла – хоть глаз выколи.
Спать не хотелось. В Москве еще не было девяти.
Немного согревшись, я освободила руки и нащупала планшет. Включила его, открыла стоп-кадр из сюжета про ночлежку в Марфино. Перво-наперво взглянула в лицо Чингиз-Хана. Вот он – старовер Мирон, немой бурят и многолетний любовник Марты. Отец Мити.
Где-то рядом на этой фотографии стоит и сам Митя.
Мальчик, выросший на краю мира.
Где мог встречаться с ним москаленский мент Арцыбашев? Откуда про этого мальчика знал следователь из Санкт-Петербурга Григорий Мирзоев? И главное – какое это все имеет отношение к Фоменко?
Мой планшет уже зависал от всевозможных материалов, связанных с этими людьми. Документы, присланные Демичевым, файлы от Коли Мищенко, Марысины досье, папка Гали Фоменко, информация из интернета. Но ни одного упоминания староверского поселка за Верх-Уймоном. Да что ж это такое?!
Ладно. Сейчас не это самое любопытное. На этой фотографии есть еще один человек с монголоидной внешностью – это охранник с косичкой. По возрасту он может быть сыном Мирона.