их.Именно они никогда меня не отпустят. И плевать им на все обещания, договоры и гарантии. Они просто не смогут удержаться от соблазна использовать меня вновь и вновь. В какой-нибудь бумаге или на компьютере случайно всплывет его имя — и мое автоматически окажется рядом. Фактор Х плюсфактор Y -а в результате твоя жизнь уже тебе не принадлежит. И конца этому нет. И ты вынужден жить в постоянном страхе.
Алекс обнял ее за плечи.
— По закону нас никто не может заставить. Мы можем сейчас же упаковать чемоданы и уехать.
— В том-то и дело, дорогой, что ты не можешь.Неужели ты не понял? Так ничего не решить. Ведь остаются соглашения, бессчетное количество бумаг, в которых слова, твои слова... Ты не сможешь их отрицать. Весь этот груз висит у тебя за спиной. Чтобы пересечь границу, тебе нужны документы. Чтобы устроиться на работу — рекомендации. Тебе надо водить машину, покупать билеты, брать деньги в банке... А все средства у них в руках. Ты не спрячешься. От них — никогда.
Маколиф встал. Он взял в руки металлический цилиндр и в который раз прочитал, что на нем написано. Потом добрел до открытого балкона и глубоко вдохнул свежий утренний воздух, в котором плыл почти неуловимый, тонкий запах ванили и пряностей.
Запах рома и ванили.
Ямайка.
— Ты ошибаешься, Элисон. "Нам вовсе не нужно прятаться. По целому ряду причин мы должны завершить то, что начали; в этом ты безусловно права. Но ты не права в своих выводах. Конец всему этому придет. И придет обязательно. — Он обернулся к ней. — Поверь мне, так и будет.
— Мне бы очень этого хотелось. Только я не знаю как...
— Есть старая пехотная истина. Напади раньше, чем нападут на тебя. Все холкрофты и интерполы используют нас только потому, что мы их боимся. Мы знаем, во что они могут превратить нашу замечательно налаженную жизнь. И правильно боимся: все они ублюдки без стыда и совести. Они и сами это не отрицают... Но ты когда-нибудь думала, что мы способны сделать с ними то же самое?И это тоже будет по правилам: с волками жить — по-волчьи выть. Мы тоже можем играть в эти игры — выставлять часовых, обходить с флангов... И уж когда мы закончим, мы закончим со всем. И с ними в том числе.
Чарлз Уайтхолл сидел в кресле перед крошечной рюмкой перно. Было шесть утра; он еще не ложился. Да и не было смысла — все равно не заснуть.
Два дня на острове разбередили раны десятилетней давности. Он этого не ожидал: он полагал, что теперь будет контролировать ситуацию. А вместо этого сам оказался под контролем.
И его врагом — точнее врагами — оказались вовсе не те, к схватке с кем он готовился все эти десять лет: не власти Кингстона и даже не леваки типа Барака Мура. Появился новый враг, более опасный и несравнимо более могущественный, поскольку в его руках оказался контроль над всей его любимой Ямайкой.
И главным средством этого контроля была коррупция, основанная на безграничной корысти и стяжательстве.
Маколифу он сказал неправду. Шателеро в Саванна-ля-Мэр прямо заявил ему о том, что он среди тех, кто стоит за тайными акциями в Трелони. В этом британская разведка не ошибалась. Маркиз выделил часть своих средств на развитие нетронутых участков северного побережья и Кок-Пита. И он хотел, чтобы его инвестиции были надежно защищены. Уайтхоллу при этом отводилась роль первого эшелона обороны, и в случае неудачи он должен был погибнуть, в случае отказа — уничтожен; Все обстояло очень просто. Маркиз даже не пытался этого скрывать. Он сидел напротив Уайтхолла и с тонкой галльской улыбочкой спокойно перечислял имена участников и все акции, которые совершила на острове за десять лет тайная сеть, созданная Уайтхоллом.
И что самое страшное, он владел самой опасной информацией: графиком намеченных событий и методами, при помощи которых Чарлз Уайтхолл и его партия намеревались прийти к власти в Кингстоне.
Он знал о планах установления военной диктатуры во главе с гражданским лицом, получавшим титул претора[18] Ямайки. Этим лицом должен был стать Чарлз Уайтхолл.
И если Кингстон узнает об этих планах, в его реакции можно было не сомневаться.
Но Шателеро ясно дал понять, что их личные интересы не пересекаются. В философских, политических, даже финансовых вопросах они легко смогут найти взаимоприемлемые решения. Но на первом месте стояла деятельность по освоению северного побережья. От этого зависело все остальное.
Маркиз не назвал имена своих партнеров, но прозрачно намекнул, что не склонен доверять им. У Уайтхолла сложилось впечатление, что тот сам их толком не знал и сомневался либо в их истинных намерениях, либо — в финансовой состоятельности. Он коротко упомянул о предыдущей неудавшейся попытке, однако фактами не владел.
А факты неумолимо указывали на первую экспедицию.
Что же тогда произошло?
Причастен ли к этому Халидон?
Имел ли Халидон возможность вмешаться в события?
Существует ли вообще Халидон?
Халидон.
Придется тщательно разобраться в бумагах антрополога Пирселла, попробовать отделить фантазии иностранца от островной реальности. Однажды было время, лет десять назад, когда на всю Африку наводила ужас группа под названием «растафарианцы»; потом выяснилось, что это была компания обкурившихся длинноволосых юнцов, попросту не желающих работать. А еще существовали «покоманианцы» со своими бородатыми первосвященниками, смешавшие сексуальные оргии с христианскими обрядами: этакая социорелигиозная попытка оправдания половой распущенности. Или, например, секта Ананси — наследники давно забытой религии племени ашанти, с их верованиями в ткущего паутину паука, который и предопределяет все развитие жизни.
Таких сект было множество. Со своим параноидальным видением мира, столь же абстрактным и фрагментарным, сколь и запутанным.
Отличался ли от них Халидон — Халлидаун?
Но на данном этапе все это для Чарлза Уайтхолла принципиального значения не имело. Сейчас главным для него было выжить самому и спасти от крушения собственные планы. Он достигнет своих целей, удержав Шателеро на расстоянии и проникнув в структуру его финансовой иерархии.
Сотрудничая при этом со своим первым врагом, Бараком Муром.
Сотрудничая с обоими врагами.
Врагами Ямайки.
Джеймс Фергюсон шарил рукой по столику в поисках выключателя. В своих попытках он свалил на пол пепельницу и стакан, разбившийся вдребезги. Какой-то свет пробивался сквозь плотно задернутые шторы, он чувствовал это, несмотря на ломоту в глазах и жуткую головную боль. Боль помрачала сознание. Все же ему удалось включить настольную лампу. Загораживая глаза от неяркого света, он посмотрел на часы: четверть седьмого.
О Господи! Голова раскалывалась так, что глаза слезились. Ломило шею, плечи, даже сводило руки. В желудке перекатывались булыжники; как только он подумал о животе, тошнота подкатила к горлу.
Зато никаких претензий к нему по поводу выпитого алкоголя Маколиф предъявить не сможет: надрался он вчера по-честному. Как сапожник. И причины у него для этого были весьма основательные.
Он торжествовал.
Артур Крафт-младший позвонил ему в панике. В панике!
Крафт-младший попался. Маколиф обнаружил комнату, где велась запись, и кого-то там избил, просто-таки измордовал. Крафт орал в трубку, требуя объяснений, откуда Маколифу стало известно его имя.
Ну уж конечно же не от него! Джимбо-чел тут ни при чем. Он ничего никому не говорил.
Крафт просто рычал, проклиная кретина ниггера,сидевшего у магнитофона, который со страху признался Маколифу во всем. Он клялся, что этого проклятого ниггерана пушечный выстрел не подпустит к суду.
Если дело дойдет до суда.
Если дело дойдет до суда.
— Ты меня никогда не видел, — продолжал орать Крафт. — Мы никогда не разговаривали друг с другом. Никогда не встречались. Ты себе все уяснил, сукин кот ты несчастный?
— Конечно... конечно, мистер Крафт, — ответил он. — Но, сэр, ведь на самом деле мы разговаривали, не так ли? И все остается в силе?
Он был ошеломлен, но сумел найти нужные слова и, главное, нужный тон. Спокойно, без излишних эмоций. Но предельно ясно.
Артур Крафт-младший оказался в щекотливом положении. И Крафту-младшему не следовало на него орать. Ему следовало быть повежливее. А может, даже и попросить...
В конце концов, разговор-то имел место...
И Крафт понял. Джеймс догадался об этом сначала по наступившему молчанию, а затем — и по тону следующей фразы:
— Мы с вами свяжемся.
Все было так просто! Но если Крафт-младший хочет, чтобы события повернулись иначе, что ж, на то он и возглавляет столь богатый фонд. И разумеется, он сможет подыскать что-нибудь для очень, очень талантливого молодого ботаника.
Прошлым вечером, положив трубку, Джеймс почувствовал, что к нему вернулось спокойствие. Точнее — уверенность, которую он всегда испытывал в своей лаборатории, где все зависело от его глаз и ума, никогда его не подводивших.
Только он должен быть очень осторожен, но это он сумеет.
И когда он это понял, то напился.
А теперь его мутит и трещит голова. Но он справится: эти страдания можно вытерпеть. Ведь теперь все пойдет по-другому.
Он взглянул на свои часы. Проклятый «таймекс». Шесть двадцать пять. Дешевка, но ходят точно.
Скоро вместо «таймекса» у него будет хронометр фирмы «Пиже». И новое, самое дорогое фотооборудование. И настоящий счет в банке.
И новая жизнь.
Если он будет осторожен.
Телефон зазвонил на тумбочке у изголовья Питера Йенсена, но первой его услышала жена.
— Питер, Питер, ради Бога! Звонят!
— Что?.. Что такое, старушка? — Питер с трудом просыпался. В комнате стоял сумрак, хотя из-за штор пробивался солнечный свет.
Телефон зазвонил снова. Частые короткие звонки, которые так любят все телефонисты во всех отелях, растревожили утреннюю тишину.