— Ты понимаешь? Все сливается в одно. Скоро я уже не буду знать, кто из них кто… а может, это сиюминутное ощущение. Просто устал.
— Ты выглядишь довольно скверно. Бледный, как черт… как бледный черт. Иди домой и поспи.
— Надо читать.
— Иди домой, поспи, а потом будешь читать.
— Протокол разговора с шофером у тебя?
Хальдерс задумчиво барабанил пальцами по столу. Может, он и не делал всю работу единолично, но нес за нее ответственность.
Есть такая должность в бизнесе — исполнительный директор. А он, Хальдерс, исполнительный инспектор. Я отвечаю за все.
Материалы были разложены в серые прозрачные пластиковые папки. Он первым видел эту чертову кучу бумаг. Сто двадцать четыре автовладельца. Сто двадцать четыре «форда-эскорта» с первой буквой регистрационного номера «Н».
Пока никаких задержаний. И даже ничего их особенно не насторожило. Одна из угнанных машин так и не нашлась, однако у владельца было стопроцентное алиби и незапятнанное прошлое.
Но не у всех. Не у всех было незапятнанное прошлое. У одной восьмой части опрошенных, даже чуть больше, у шестнадцати человек, прошлое оказалось запятнанным.
Мелкие нарушения. Хальдерс работал в полиции достаточно давно, чтобы заявить однозначно: одна восьмая часть — это много. А может, наоборот, следует радостно удивиться: как мало! Кто-то задержан за мелкую кражу, за езду в пьяном виде, какие-то драки… проникновение в чужой дом. Почему, собственно, бывший мелкий воришка должен ни с того ни с сего оказаться убийцей?
Все эти архивные данные о взаимоотношениях с полицией скорее затрудняли, чем облегчали работу.
Что-то еще застряло в голове… Да, один из ранее осужденных… Бремер. Георг Бремер. Старик сидел когда-то за взлом. Двадцать лет назад его посадили в тюрьму на шесть месяцев. Хальдерс вспомнил уединенный хутор, лошадей на лугу. Самолет, садящийся в Ландветтере… Грохот, похожий на шум грозы.
«Что же я там не доделал… что отложил на потом?» Пытаясь восстановить ход мыслей, он начал читать протокол.
Вспомнил. Автомастерская.
Записывала Анета. Он писал окончательный протокол. Но кто проверил мастерскую, куда, по словам Бремера, он отвез свой «форд-эскорт»? Должен был он сам это сделать? Нет… поручили кому-то еще. Кому — из протокола неясно. Не было и названия мастерской. Что-то невыразительное… «Ремонт автомобилей» или нечто подобное. Но работа не доведена до конца. А может, уже и доведена, но в протоколе об этом ни слова. Он посмотрел на часы и позвонил Меллерстрёму.
— Привет, это Фредрик. Можешь мне помочь?
Все в порядке. Вейне Карлберг проверял мастерскую. Старик Бремер отвез машину на ремонт в Хисинген. Время совпадает. Странно, конечно, что он поперся через весь город, но, с другой стороны, у него там знакомый механик.
А вот владелец мастерской Хальдерсу был известен. Юнас Свенск, он недавно его допрашивал. У Юнаса было определенное криминальное прошлое, но сейчас он якобы завязал. Ой ли, подумал Хальдерс.
Может, поговорить с Винтером насчет Бремера и Свенска? Или лучше сначала проверить самому? Винтер приехал из Дании с набором жутких рассказов о тенях, то и дело появляющихся на каких-то аллеях. Судя по всему, съездил с пользой.
Хальдерс задумался. У них было несколько версий, и следовало расставить приоритеты. На оперативке Винтер рассказал о дачном домике, об Андерсене и о том, как все взаимосвязано.
У Бремера был большой участок земли. Анета сказала, что его дом похож на дачу. Дачный дом с большим участком и видом на природу.
54
Винтер пригласил Кристину Валлин, психолога и психотерапевта. Раньше он уже дважды прибегал к ее помощи.
Он пытался выловить недостающие фрагменты пазла в тонкой медицинской карте, но там не было ни слова о детских переживаниях маленькой Хелены Делльмар. Разве что между строчками. Неужели, став взрослой, она ни разу не обращалась к психотерапевту?
— Такая потребность у нее наверняка была, — сказала Кристина Валлин.
— А может, она и посещала психотерапевта, только мы об этом не знаем.
— Как это возможно? Ты же прошерстил все приемы…
— Частных психотерапевтов полно. Десятки, если не сотни. Мы звоним и проверяем, но пока безуспешно. В конце концов, люди смертны. Даже психотерапевты.
Она посмотрела на него странным взглядом.
— Прости, — сказал он, — это не про тебя. Ты бессмертна, и ты меня понимаешь. Мне не за что зацепиться.
— Она пережила серьезную психическую травму в детстве… И знаешь, инстинкт самосохранения никто не отменял… Она наверняка, и скорее всего бессознательно, постаралась вытеснить эти воспоминания. Я бы истолковала это так.
— То есть она не помнила?
— В каком-то смысле нет. Не помнила. А в каком-то смысле помнила. Пойми, речь идет о больном человеке. Психически больном. О ее состоянии в момент гибели сказать не берусь.
— А она это знала? Нет, я имею в виду не то, что произошло, а то, что она… больна?
— В самом прямом смысле слова. Память была жива. Она ее вытеснила, но знала, что память эта существует. В каком-то дальнем уголке души, куда она запретила себе заглядывать. Тактика страуса.
Винтер слушал, прислонившись к стене.
— А может, она понимала, что если вернется к этим воспоминаниям и попытается как-то с ними справиться, переработать… Может, она понимала, что это единственный путь к выздоровлению? Ключ.
— А разве для этого не нужен психотерапевт? Разве обычный человек способен сам прийти к таким выводам?
— Люди знают о себе достаточно много.
— А… картины памяти, которые она постаралась загнать поглубже, могут вдруг вынырнуть на поверхность? В связи с каким-то необычным переживанием… Я не знаю…
— Конечно…
— И что тогда?
— Трудно сказать… Может произойти катастрофа. Или это станет ключом к выздоровлению, как я уже сказала. Многое зависит и от характера воспоминаний.
— Значит, так… У нее были драматичные события в прошлом, о которых она изо всех сил старалась не вспоминать.
— Старалась не вспоминать — и старалась вспомнить. Расщепление сознания.
— Это можно понять…
— И еще… в таких случаях нельзя недооценивать значение близких людей. Если бы она могла с кем-то поговорить о своих переживаниях… если бы у нее кто-то был…
— Мы говорили с ее приемными родителями, — сказал Винтер. — С разными. Непохоже, чтобы у них был хороший контакт, поэтому они и менялись.
— Некоторые дети умудряются доверять свои секреты куклам. Или даже предметам одежды.
— Одежды?
— Да… грустно, правда? Задушевная дружба с тряпкой…
Она посмотрела на Винтера. «Я знаю, что у нее за ассоциации, — догадался он. — Сегодня я не в костюме».
— Значит, ее жизнь… что-то вроде фрагмента, который никак не укладывается ни в прошлое, ни в настоящее? — спросил он.
— Думаю, так.
— Но она же жила как-то! Жила вдвоем с ребенком.
— С этим можно справиться. И потом, мы не знаем, может, она получала какую-то помощь.
Это правда. Откуда-то у нее были деньги на жизнь. Скорее всего кто-то ей помогал. А как с другой помощью? Может, она получала и психотерапевтическую поддержку, которая привела к тому, что… К чему?
— А если кто-то рассказал ей про ее прошлое?
— Как это? — удивилась Кристина Валлин.
— Не знаю… Кто-то рассказал ей, что тогда произошло. Рассказал о матери. Вернул в прошлое.
— Или подтвердил.
— Или подтвердил. Жуткие детские воспоминания перестали быть неопределенным монстром, фрагментированными видениями, от которых ей хотелось избавиться. Она теперь знала достоверно — да, все это было. И к чему это знание привело…
— И к чему это знание привело, Эрик?
— К гибели.
Они выпили кофе, и он показал ей рисунки.
— Что ты можешь сказать про это?
— Вряд ли я решусь что-то сказать.
— Насколько велика уверенность, что она все это видела?
— На сто процентов. Но ведь это рисовали двое? Если бы ты не сказал, что здесь есть и рисунки матери, можно было бы не сомневаться, что рисовал один ребенок. Или ты видишь различия?
— Да… Хелена, взрослая Хелена, вдруг начала рисовать, как четырехлетний ребенок. Можешь объяснить такой феномен? Как это понять — она впала в детство?
— Как раз об этом мы и говорили. Расщепление психики. Но я должна изучить их потщательнее, прежде чем делать выводы.
— Значит, ты уверена, что это не фантазии?
— Нет. Не фантазии.
— Раз это не фантазии, их можно истолковать.
— Если необходимо. Это лес, а это вода, — показала на рисунок Кристина.
— А это что? — подвел он ее к другому рисунку.
— Что?
— Вот это. Направо, очевидно, дом. А вот это, чуть левее… как ты думаешь?
— Похоже на ветряную мельницу.
55
Винтер проводил Кристину Валлин до двери, вернулся к столу и открыл папку с материалами следствия. Он читал медленно, то и дело останавливаясь и возвращаясь назад. Делал пометки, пил кофе, пару раз выходил покурить, если возникала потребность переключиться. Избавиться от стереотипа и попробовать взглянуть на тот или иной факт с другой стороны.
Он ждал звонка Микаэлы Польсен. Он был почти уверен, в каком русле пойдет разговор.
— Пожалуй, мы еще большие растяпы, чем я думала, — скажет она. Или что-то в этом роде.
Винтер даже заготовил ответ:
— Никаких комментариев.
— Но нет, мы не совсем растяпы. Некий ушлый следователь, молодой парень, внимательно следил за прессой после ограбления. Он, как и ты, нашел эту статью.
— В материалах об этом нет ни слова.
— Думаю, потому, что все это ерунда.
— Откуда тебе это известно?
— Спросила Йенса Бендрупа.
— Тогда все ясно… — сказал бы Винтер.
— Именно так. Тогда все ясно. Он помнит этот снимок. Женщина с ребенком перед домом. Конечно, это привлекло его внимание.
— Но это, значит, не те люди…
— Не те. Это те, кто жи…
Зазвонил телефон. Телефонистка на коммутаторе сказала, что звонят из Ольборга.