– Если так на границе шторма, – прокричал Динил, – то что нас ждет, когда мы окажемся в полной его власти?
– Ужас, – прокричал в ответ Джорон. – Тут не может быть сомнений.
И он не ошибся.
Шторм нависал над ними, огромные серые грозовые тучи постепенно чернели, периодически их озаряли вспышки молний. Тучи превращались в громадные башни, светившиеся изнутри мерцавшим светом, однако гром все еще не прозвучал. Быть может, Джорон просто его не слышал из-за воя ветра и хлопавших крыльев на мачтах.
– Только верхние крылья, хранитель палубы? – прокричал Динил.
– Да! – Джорон повернулся и напряг свой поврежденный голос. – Барли, держи нас носом против волн!
И тут шторм разошелся по-настоящему. Полоса молний ослепила Джорона, прогрохотал гром, звук, похожий на крылоболты, выпущенные в каменный утес. Начался почти горизонтальный дождь. И куда бы Джорон ни поворачивал лицо, на него обрушивались потоки воды. Корабль вибрировал, словно волны ударяли в него со всех сторон, Джорон обернулся и увидел, что Миас сжимает его руку.
– Удвой команды у насосов, – крикнула она. Волна пронеслась над ними, обжигающе холодная вода накрыла палубу, и на мгновение Джорон смог легко представить, что «Дитя приливов» уже утонул, потом вода отступила, и корабль стал подниматься на спине волны гигантской, точно гора. – Насосы, Джорон!
Он побежал выполнять приказ, собирая по пути женщин и мужчин, и отправил их к насосам на нижней палубе. Он прошел мимо Коксварда, мастера костей, его лицо потемнело от тревоги, а ступни и икры стали черными от воды в трюме.
– В чем проблема, Коксвард? – спросил Джорон.
– Дело в нижних костях, хранитель палубы, – ответил он так тихо, насколько позволял грохот бури. – «Дитя приливов» – старый корабль, в плохую погоду кости перемещаются больше, чем мне бы хотелось, заплаты не выдерживают нагрузок и начинают пропускать воду, но мои мальчики и девочки стараются все исправить. А тебе нужно обеспечить бесперебойную работу насосов. – И мастер костей убежал, а Джорон повернулся к детям палубы, которые пришли с ним.
– Ну вы его слышали – никому не нравится стоять у насосов, потому что это невероятно тяжелая работа, но только вы сможете удержать нас на плаву в следующие два часа. А потом я вас сменю.
– Слушаемся, хранитель палубы, – ответили они, и Джорон побежал обратно.
Несколько мгновений он наслаждался тем, что остается сравнительно сухим – хотя вода реками текла вниз сквозь отверстия в палубе и в открытый главный люк, – а потом снова оказался наверху. Обжигающе холодный ветер, ледяной дождь и волны, поднимавшиеся настолько выше «Дитя приливов», что казалось, будто ты вот-вот окажешься погребенным под ними, но корабль был столь же сильным и упрямым, как команда, которая им управляла, и побеждал каждую следующую волну, взбирался по ним и стремительно мчался вниз, в то время как Барли, Серьезный Муффаз и Куглин отчаянно сражались с рулем.
Казалось, шторм никогда не закончится. Джорон полностью потерял представление о времени. Песочным часам сейчас не было доверия, корабль слишком сильно раскачивался, хотя Гавит изо всех сил старался их вовремя переворачивать. Спать всем удавалось урывками, но сон почти не приносил отдыха, так как ледяную воду, пытавшуюся затопить корабль, ничто не могло остановить, и она пробиралась во все щели и будила тех, кому удавалось ненадолго забыться сном. Ночь и день прошли, команда едва держалась на ногах, но они не сдавались. И все же, несмотря на отчаянные неудобства и опасность, Джорон ловил себя на том, что часто улыбается.
То была чистейшая форма пребывания в море, когда он и его отец более всего чувствовали себя живыми, в то время как их хрупкие человеческие тела и лодка боролись с ветром и водой, чтобы уцелеть. Для Джорона это и значило быть частью Ста островов – не война, не принесение детей в жертву кораблям, но единение с морем. Если Старуха захочет забрать их к себе, так тому и быть, и пусть огромная волна перевернет его корабль, но он будет сражаться с водой за жизнь до того самого момента, пока не окажется у костяного огня Старухи.
– Джорон! – крикнула Миас, седые волосы которой промокли и стали черными под капюшоном плаща.
– Да, супруга корабля?
– Приведи ветрогона на палубу, – сказала она. – Я побывала и в более жестоких штормах, но не таких долгих, и дети палубы едва держатся. Эйлерин говорит, что такой непогоды не видел еще никто, – мы почти не двигаемся, а в тех случаях, когда нам удается подойти к границе, нас снова затягивает обратно. Нам нужен ветрогон, чтобы он вытолкнул нас наружу. Спроси у него, сможет ли он это сделать?
Услышал ли он в ее голосе тревогу? Или даже страх?
– Слушаюсь, супруга корабля, – прокричал Джорон в ответ и направился на нижнюю палубу.
Ему приходилось прыгать, чтобы не задеть головы крепко спавших в гамаках детей палубы, пока он не оказался возле гнезда ветрогона. Возле него сидел на корточках мокрый лишенный ветра, который выглядел еще более несчастным и отверженным, чем обычно, – и, хотя ветрогоны вынужденно проводят много времени на кораблях, их раса не любит открытое море, а волнение и бури ненавидит.
– Мне нужно поговорить с ветрогоном, – сказал Джорон.
Лишенный ветра кивнул и поскреб дверь когтем крыла.
– Убирайся вон! – завопил ветрогон.
– Ветрогон, это я, – крикнул Джорон.
Голос сразу изменился.
– Заходи, заходи, – ответил он, и Джорон вошел.
Ветрогон сидел в углу каюты, где устроил себе гнездо. Сейчас Джорон не мог вспомнить, там ли оно находилось раньше, – ветрогон так часто меня его место и переделывал, что Джорон перестал обращать на это внимание. Как и лишенный ветра, ветрогон выглядел отвратительно, ему совсем не нравилось постоянное хаотичное движение корабля.
– Шторм, ветрогон, – сказал он.
– Не нравится! – проверещал ветрогон и запрыгал на постели из тряпок и перьев.
– Никому из нас не нравится. – Джорону пришлось ухватиться за стену каюты, чтобы устоять на ногах, – корабль постоянно бросало из стороны в сторону.
Светильник раскачивался, превращая тень ветрогона в маятник на стене, его вещи катались по полу и стучали.
– Неправильно! – пронзительно завопил ветрогон.
– Да, я знаю, но… – Джорон колебался. – Что ты имел в виду, когда сказал «неправильно»?
– Послушай, Джорон Твайнер.
– Я слышу ветер, море и дождь, – ответил Джорон.
– Послушай внутри.
– Внутри? – удивился Джорон.
– Как песня! – прошипел ветрогон и отвернулся.
Джорон сделал, как предлагал ветрогон, закрыл глаза и позволил звукам своего тела наполнить свои ощущения, но они оказались самыми обычными: сердце, кровь, кости и сухожилия делали свою работу, и почему бы им не делать… Нет. Все не так. Под привычными звуками возникла другая песня, тихая, почти незаметная, и в то же время яростное, поднимавшееся неровное крещендо пронзительных аккордов и долгих скорбных криков. Разбитая сестра песни ветрошпилей.
– Что это, ветрогон?
– Убийство, Джорон Твайнер.
– Но как? – спросил Джорон.
– Сестры моря.
– Кейшаны? Но как они могут даже…
– Не могут. И не делают. Пока. Но пытаются. Болезнь. Боль. Такая печаль. Такой гнев.
– Но мы на них не нападали, ветрогон.
– Нет. – Ветрогон защелкал клювом. – Как злость. Набрасываются.
– И мы стали жертвой их гнева? – спросил Джорон. Затем он похолодел, вспомнив судьбу «Охотника Старухи», поднятого над морем и раздавленного челюстями кейшана. – Один из них рядом с нами, ветрогон? Мы в опасности? – Ветрогон издал странный звук, и Джорону показалось, что он смеется.
Потом он потряс головой так, что задрожало все его тело.
– Не здесь. Далеко. Не здесь, – заявил ветрогон.
– Тогда почему шторм здесь? – спросил Джорон.
Ветрогон снова потряс всем телом. Коснулся головы когтем крыла.
– Не знать. – Он снова издал звуки, похожие на смех. – Может быть, вспоминает нас. Да, да.
– Ты можешь вывести нас из шторма, ветрогон? – спросил Джорон. – Если нет, Миас боится, что нам конец.
– Должен, – ответил ветрогон. – Должен. – Он снова встряхнулся, а потом заговорил тихо, словно обращался к самому себе: – Очень трудно. Очень трудно.
– Мы сделаем все, чтобы тебе помочь, ветрогон, – сказал Джорон.
– Потом нужно ветрошпиль. Буду больной, – тихо сказал ветрогон. – Трудно. Остановить злую песню. Моя песня спит.
– Могу я помочь? – спросил Джорон.
Ветрогон снова рассмеялся и прыгнул к нему.
– Никогда, – сказал он. Потом коснулся груди Джорона. – Зовущий, – продолжал он и коснулся своей головы. – Не зовущий.
– Ветровидящий? – спросил Джорон.
Он ожидал вспышки гнева, но ее не случилось. Ветрогон лишь покачал головой.
– Не ветровидящий. Не говорить так. – Он поднес крылокоготь ко рту Джорона. – Не говорить, – повторил он. – Теперь пойдем. Палуба, да.
Джорон кивнул, чувствуя в словах ветрогона нечто ужасно печальное, но не мог понять, что тому причиной.
– Хорошо, – согласился Джорон. – Я буду стоять рядом и сделаю все, что тебе потребуется.
– Когда я скажу. Передай женщине корабля. Большие крылья.
Джорон кивнул.
– Хорошо.
Ветрогон снова кивнул и запрыгал мимо Джорона к двери, лишь на мгновение остановившись, чтобы зашипеть на лишенного ветра.
Когда он снова оказался на сланце, Джорон и двое детей палубы соорудили из веревок для ветрогона клетку, чтобы его не смыло с палубы волнами, накрывавшими корабль. Так как все женщины и мужчины были заняты выполнением приказов супруги корабля, Джорон остался рядом с ветрогоном, наблюдая, как он готовится – переступает с одной ноги на другую, поднимает одежды, показывая длинные, покрытые чешуей ноги, переходившие в густо заросшие перьями бедра. Черный Оррис слетел вниз с такелажа, кружил над ними и пронзительно кричал:
– Задница! Задница! Задница! – А ветрогон смеялся в ответ.
Пока он готовился, Джорон сумел добраться по сланцу к Миас и предупредил ее, что нужно будет поднять крылья. Потом он вернулся к ветрогону, стоявшему рядом с главной мачтой.