– Помогите Берхофу построить оборону, – сказал Джорон, обращаясь к Дженнил. – Отыщите побольше прочного материала в лесу и сделайте баррикады.
– Слушаюсь, хранитель палубы, – сказала она, вытащила курнов и повела остальную команду в лес, а Джорон подошел к ветрошпилю.
Здесь его песня стала еще громче, но не яростным шквалом первого ветрошпиля, к которому Джорон подошел когда-то – может быть, этот ветрошпиль слабее? – сейчас Джорону казалось, будто он приближается к гигантскому звонящему колоколу, и его гудение заглушало все остальные звуки, вызывая боль в ушах. Когда он подошел к ветрошпилю вплотную, ветрогон у него на спине зашевелился и продолжал двигаться, пока Джорон помогал ему освободиться от сбруи, суетился, щелкал и что-то бормотал, пока Джорон укладывал его на землю.
– Осторожно. Осторожно. Нет вреда ветровидящему. – Неужели Безорра, не имевший никакого отношения к их делам, слышал это слово? И теперь реагирует? И его единственный глаз за ними следит?
– Мы должны войти в пещеру шпиля, Лишенный, – сказал Джорон.
Вокруг них кипела работа, женщины и мужчины носили большие сырые стебли джиона и укладывали их в неровный квадрат вокруг шпиля. Он знал, что его отряд сильно шумит, но слышал их, только если старался сосредоточиться. Странное дело: его слух стал избирательным. Он замечал все, на чем концентрировал внимание – остальное было песней. Красивой и уродливой, взбиравшейся вверх, мелодичной и пронзительной, вздымавшейся и падавшей, она застряла у него в горле, царапалась и кусалась, словно хотела освободиться, заставив его кашлять.
– Пойдем, Джорон Твайнер, – сказал Лишенный. – Пойдем. Сделаем ветрогону удобно.
– Ленивая, плохая птица, – заявил Безорра, но Джорон поднял ветрогона на руки – тот стал еще легче, Безорра запрыгал рядом, они поспешили в пещеру ветрошпиля – в голове у Джорона раздавался звон, уши болели, горло наполнилось шипами, – чтобы положить ветрогона рядом с основанием шпиля. Как и всегда после того, как Джорон его устроил, а Лишенный перестал суетиться и возиться с большим количеством одежды, которую принес с собой, чтобы ветрогону было удобно, Джорон отступил в сторону и почувствовал разочарование. Как и всегда, он ждал какой-то реакции, немедленных изменений. Но здесь все работало не так. Что-то гудело возле его уха, муха или что-то похожее, и он повернулся. И обнаружил за спиной Квелл.
– Тебе следует остаться здесь, – сказала она.
Лишенный слегка переместился и встал перед ним, словно собирался защищать его от Квелл.
– Что? – спросил Джорон, поднимаясь на ноги.
– Тебе следует остаться здесь, когда они придут, – она смотрела в землю, чтобы не встречаться с ним глазами, – хранитель палубы.
– Почему ты считаешь, что я не способен сражаться? – осведомился он.
– Ты способен, – сказала она. – Но я должна тебя защищать. И, – она указала на ветрогона, – он нам необходим. Он лучше всех слушает тебя, поэтому тебе лучше остаться рядом с ним. А я буду вас защищать. – Тут только Джорону пришло в голову, что Квелл впервые так долго говорит с ним и в ее словах нет прямой угрозы.
Однако он искал какой-то обман, хотя ее слова были вполне разумными, Джорону не хотелось выполнять ее приказы.
– Нас здесь всего двадцать человек, – ответил Джорон. – Даже с учетом баррикад нам потребуется каждый боец, в том числе и я.
Она посмотрела на него, а потом кивнула.
– Тогда я стану защищать тебя там, где ты будешь находиться, – сказала она и добавила: – И все же тебе лучше остаться здесь.
Джорон не знал, как реагировать на ее слова. Следовало ли поблагодарить? Он не мог заставить себя произнести такие трудные слова, поэтому пошел посмотреть, как идет строительство баррикад. Дети палубы сложили стебли джиона, а потом связали их между собой лианами из вариска – все необходимое удалось найти поблизости.
– Они не слишком надежны, – сказал Берхоф, вытирая руки от слизи об одежду, – однако такая баррикада остановит врага и помешает вести обстрел стрелами.
– Как ты думаешь, как скоро они нас отыщут? – спросил Джорон.
Берхоф пожал плечами.
– Миас и Куглин направились внутрь острова, далее они будут двигаться по кругу. Если нам повезет, сначала найдут ее отряд, и Миас устроит для них веселый танец, – ответил Берхоф. – Ну а если нам действительно повезет, они нас и вовсе не обнаружат, Миас разожжет огонь, который их всех привлечет.
– А если нет? – спросил Джорон.
– Тогда, возможно, супруга корабля захочет, чтобы мы их атаковали на пляже.
– В таком случае нам остается рассчитывать на удачу, – сказал Джорон.
– Старуха редко выполняет желания, а Дева любит обманывать, – ответил Берхоф. – Я выставил часовых со всех сторон. Если они увидят врага, который перемещается одиночками или парами, они их прикончат. Если их будет больше, предупредят нас.
– Значит, нам остается только ждать, – сказал Джорон.
– Да, – подтвердил Берхоф, – но если ты мне позволишь, хранитель палубы, я бы направил детей палубы и морскую стражу на поиски хорошего джиона. Это их займет делом, а заостренный частокол может усилить наши позиции.
– Хорошая идея, Берхоф. Отправляй.
Берхоф отсалютовал сжатым кулаком и взялся за работу.
После этого, как сказал Берхоф, оставалось только ждать. Джорон расхаживал взад и вперед, расплескивая ногами грязь, оставляя борозды на влажной коричневой земле. Он остановился на краю поляны, достаточно далеко от ветрошпиля, теперь песня не переполняла его сознание, и смотрел, как его следы заполняет вода. Как если бы что-то вытесняло воду на острове, выталкивая ее наверх. Он подумал о том, как Эйлерин описывала остров, назвав его губкой.
– Надеюсь, не наша кровь прольется здесь на землю, – сказал он себе.
Затем он стал прислушиваться, не приближается ли враг, разделяя все звуки, которые до него доносились: жидкость, капающая из умирающих растений. Стрекот насекомых. Хриплые крики и песни птиц. «Интересно, есть ли здесь фираши, злобные и опасные», – подумал он. В юности Джорон всегда опасался этих яростных птиц, но теперь страх прошел. Он знал, что есть куда более опасные существа – к примеру, туниры, и по его телу пробежала дрожь, когда он про них вспомнил. Если появится одно из жутких существ, он уже не сможет спастись при помощи пения, как сделал однажды. Да и было ли это на самом деле? Теперь те события казались сном, никто о них не спрашивал, никто даже не упоминал.
Он отбросил эти мысли и сосредоточился на значительно более опасных, чем тунир, врагах, рыскавших в лесу. Джорон уже давно знал, что нет существ страшнее, чем люди. И никто другой не хочет так сильно его убить. Даже ненависть множества морских обитателей с зубами и щупальцами не так губительна. Во всяком случае, Джорон понимал их гнев, ведь женщины и мужчины вторгались в их владения или вытаскивали из воды и убивали, чтобы съесть, или просто потому, что могли. Он снял шляпу и провел ладонью по пропитанным потом собранным в косы волосам. Посмотрел на Глаз Скирит, который уже начал заходить за вершину горы. «Если чему-то плохому суждено случиться, – подумал Джорон, – пусть это будет сейчас». Нет ничего хуже сражений в темноте, когда слишком легко убить своего товарища, а не врага. Он снова надел шляпу.
Иногда все выглядело таким бессмысленным. Убийства – ради чего?
Своих людей.
Ради Миас.
Это он знал.
В конечном счете все сводилось к политике и идеям; нет, они не воспламеняли его, но влекли за собой. Мир выглядел как замечательный сон, естественно, он к нему стремился. Однако сейчас их намерения далеки от мирных. На одиноком острове, где они готовы умереть, отчаянно пытаясь отыскать своих людей, попавших в беду. Но отчаяние не имело значения. Он был готов забыть о нем ради Миас. Потому что верил в нее, а она в него, даже в тех случаях, когда ей не следовало. А если он здесь умрет? Что ж, тогда он присоединится к своему отцу возле костяного огня Морской Старухи и будет с удовольствием рассказывать ему истории о своих приключениях, когда он являлся офицером флота. О времени, проведенном рядом с Удачливой Миас, ведьмой залива Килхъюм.
– Хой! – донесся из леса крик. Джорон встал, повернулся к стене из сочившихся влагой листьев и стеблей и темноте между ними. Зов повторился. – Хой! Они идут!
– Занять позиции! – крикнул Джорон, который до сих пор не привык к хриплому карканью, вылетавшему из его рта.
Впрочем, достаточно громкому, хотя теперь его голос больше походил на брань Черного Орриса.
– Всем занять позиции! – закричал он, часовые уже выбегали из леса, направляясь к баррикадам.
Джорон перепрыгнул через джион и побежал к ветрошпилю, песня у него внутри вновь зазвучала сильнее. Ветрогон по-прежнему лежал совершенно неподвижно. Джорон повернулся и увидел, как из леса выскочила Миас, за ней появилась ее команда, но Джорон не смог оценить, скольких людей она потеряла. За Миас следовал враг, и Джорону не потребовалось считать бойцов Миас и своих собственных, чтобы понять, что враг существенно превосходит их числом. Он бросил еще один взгляд через плечо на ветрошпиль.
– Ветрогон, – тихо сказал Джорон, – сейчас самое время проснуться.
Но говорящий-с-ветром не шевелился, а потом у Джорона уже не осталось времени думать о чем-то другом, кроме тяжести курнова в руке.
37Что сделал Берхоф
Берхоф думал о том, что ему нравится снова сражаться на земле. Это он хорошо понимал, чувствовал ритм, быструю смену волн – и пусть проклянет его Старуха, но он слишком много времени провел на корабле. Теперь он даже думает морскими терминами, вспоминает воду, холод и сырость, которая тебя никогда не покидает с того момента, как ты поднимаешься на борт.
Как же он ненавидел корабли.
Здесь шло честное сражение. Лицом к лицу. Ты видишь своих врагов, ты их знаешь. Если они заберут твою жизнь, значит, ты сможешь взять их за руку у костяного костра Старухи и вспомнить схватку. Или наоборот, ведь он был заместителем Куглина, и ему суждено поговорить там со многими, когда он сам наконец погибнет, с теми, кого он ненавидел при жизни и у кого ему следовало попросить прощения – их он убил бесчестно. Но в жаре костяного костра прощается все.