Вместе с сообщением о взрыве (который уже зафиксировали американские и канадские сейсмостанции) «Миротворец» привез и сверток с капитаном, пускающим пузыри.
Значит, где ему быть, как не в психушке. А что этот странный госпиталь – психушка, Дреппер не сомневался. Причем военная. Они прошли коридор, где их документы проверила охрана (даже у Ференца, отчего тот даже удивился), обыскала. Они шли на встречу к предателю. Или к человеку, видевшему атомный взрыв – и съехавшему с катушек.
Стены здания были выкрашены в бледно-зеленый цвет, потолок очень высокий, беленый, выгибающийся аркой. Лампы в жестяных абажурах. Дреппер отметил кое-где потеки сырости. У санитаров, встречавших гостей, оказалась военная выправка. Морская пехота.
Бледно-зеленые стены вызывали тоску. Дреппер огляделся. Белые одежды санитаров резко контрастировали с застиранными пижамами больных. Те скорее походили на заключенных концлагеря, что вышли на прогулку за колючую проволоку. Или тут у них крематорий. Скажем, вот за этой дверью. Дреппер на ходу чуть приподнялся на цыпочках, чтобы заглянуть в крошечное оконце. В дверь сразу же кто-то врезался и зарычал. Бах! Рррр.
Дреппер отшатнулся. За дверью начали скрестись и подвывать, словно чудовище из идиотских ужастиков Эда Вуда. Хаммеровский зверь сотрясал дверь и кричал.
– Что там у вас? – спросил Дреппер у одного из санитаров. Они шли среди психов, словно конвой через Атлантику. Любой из них мог оказаться айсбергом или немецкой подлодкой. Санитар оглянулся и ответил уклончиво:
– Процедурная.
Словно в ответ позади них завыли в голос. Адмирал даже не обернулся – Дреппер позавидовал его нервам. Сам он отнюдь не чувствовал себя на экскурсии. Словно двери, что закрывались за ними, уже вряд ли когда-нибудь откроются. Ференцу выделят комнату рядом с моей, подумал Дреппер. Чтобы я точно свихнулся.
Они вышли в большой зал, разделенный на зоны колоннами светло-бежевого цвета. Похоже на комнату отдыха. Пациенты были здесь везде. Вокруг. Словно всех их собрали в единый момент, чтобы поприветствовать адмирала Ференца. Одни сидели за круглым столом и рисовали что-то цветными мелками. Другие бродили, сидели на стульях и скамейках, говорили друг с другом – как обычные люди. Были и третьи, которые вели себя как психи. Первые маскировались под нормальных, эти нет. Значит, первые – опаснее.
Один человек стоял, раскинув руки и изломав их, как ветки дерева, что они проезжали на входе в Аркхейм. Голова его, светло-русая, была наклонена под странным углом. Дреппер внезапно поймал ясный осмысленный взгляд этого психа и вздрогнул. Боль толчком закрыла поле зрения. Памм.
Дреппер моргнул и пошел вперед.
Даже спиной он чувствовал, как человек, похожий на дерево, смотрит ему вслед. Взгляд его был спокойный и всепонимающий.
Древесный Иисус, подумал Дреппер и мысленно попросил прощения. Мысль была кощунственной.
Ференц с доктором Спенсером остановились так резко, что Дреппер чуть не налетел на адмирала. Угрюмый санитар встал за его правым плечом. Дреппер чувствовал исходящую от санитара угрозу – словно он опять на ринге с Громилой Джеем. Санитар ему не понравился. Его глубоко утопленные в череп глаза казались пустыми, словно туда залили расплавленное олово. Светлые волосы ежиком.
– Генри, будьте добры, – сказал доктор. Санитар протиснулся мимо Дреппера, достал ключи. Замок щелкнул, но не открылся.
Генри выругался вполголоса. Он был чуть выше Дреппера, может быть, на пару фунтов тяжелее. Двигался с развязной ловкостью, которую легко спутать со слабостью мышечного аппарата. Ничего подобного. Дреппер подумал, что этот тип – вроде Громилы Джея. Он вколотит в тебя кулак, как наковальней приложит. И будет бить, пока твои зубы не рассыплются по рингу, а рассеченная бровь (Дреппер дернул щекой) не вспыхнет электрической вспышкой, поджаривая мозги. И готов поспорить, санитару это понравится. Генри, значит? Громила Генри.
Санитар наконец справился с замком. Это была огромная металлическая дверь, выкрашенная бежевой краской. Местами та облупилась; сверкали проплешины. Края высохшей краски отслоились и загибались.
Дверь заскрипела.
Санитар пропустил вперед Ференца, Дреппера и доктора Спенсера и прикрыл за ними дверь.
– Вы тоже идите, – сказал Ференц, обращаясь к доктору. Тот (эээ) замялся, хотел было возразить. Но не возразил и ушел. Тряпка. Дреппер оглядел комнату. Такие всегда плачут, когда им всего лишь заденешь по лицу. Надо драться. Всегда надо драться.
Это была круглая комната (Овальный кабинет, усмехнулся Дреппер) с огромными окнами. Стены пастельно-бежевые, потолок высокий, куполом и белый. Пожалуй, это единственное помещение из тех, что они видели, которое можно было назвать обжитым. И даже уютным.
Комната выгибалась полукругом, за высокими окнами начиналось поле, зелено-радостное в это время. Солнечный свет освещал другую сторону здания, поэтому здесь лежала тень, но деревья дальше, за полем, были ярко-зеленые, совсем летние. Центр комнаты занимал стол, мощный, как присевший слон. На полированной столешнице (мрамор? – удивился Дреппер) стояли приборы для письма и высились пачки исписанной бумаги. Несколько листков лежали на чем-то, подозрительно похожем на военно-морскую карту мира. Вместо цветных флажков на карте были расставлены: детский компас, красная пластиковая фигурка антилопы, свернутый из бумаги кораблик и несколько игрушечных солдатиков. Дополнял композицию старый, еще времен Первой мировой, летный шлем из коричневой, потрескавшейся от времени кожи.
Еще на столе лежала книга «Руководство по промывке мозгов» с закладкой.
Что за черт, подумал Дреппер. Спиной к вошедшим, заложив руки за спину, стоял человек в пестром разноцветном халате. Седые волосы расплескались по плечам, как водоросли, выброшенные прибоем. Человек был рослый и плечистый, хотя и далеко не молодой. Он не обратил внимания на пришедших и смотрел в окно. За окном негр в рабочем комбинезоне поливал из шланга траву.
– Адмирал! – негромко позвал Ференц. Человек никак не показал, что слышал.
У ножки стола стоял пластиковый розовый таз с водой. В воде плавали десятки разных бумажных корабликов, маленьких и больших. Бумажные журавли и странные звери, опознать которых Дреппер не смог. Он поднял голову.
– Адмирал! Мы пришли по поручению президента Соединенных Штатов Америки, – говорит Ференц. Он обращается к человеку необыкновенно почтительно, даже с благоговением. Дреппер впервые видит, чтобы Ференц так себя вел. Даже… с другим адмиралом. Адмирал? В психушке? – Дреппер ждет, что будет дальше.
Человек поднимает голову. Потом поворачивается. Это словно замедленный кадр.
Лицо его завораживает и ужасает одновременно. Он немолод. Сила страстей отразилась на его лице, впечаталась, словно от ударной волны. Голубые глаза пронзают насквозь. Этот человек одержим некоей манией.
Ференц вдруг толкает Дреппера под локоть – говори.
– Адмирал, мы прибыли для того, чтобы… – говорит Дреппер. Для чего? Он сам не знает.
– Русские или чилийцы? – спрашивает человек внезапно.
– Что? – Дреппер запинается.
– Русские, – говорит Ференц.
– Хорошо, – отвечает человек в пестром халате, словно давно этого ждал. – Найдите мне капитана Гобарта.
– Что? – снова говорит Дреппер. Он вдруг понимает, что лицо человека ему знакомо. Даже очень хорошо. Он много раз видел это лицо на фотографиях и на записях кинопленки, что крутили перед фильмами.
– Вы меня плохо слышите, молодой человек? – говорит тот раздраженно. Голос у него низкий и приятный. Адмирал, думает Дреппер. Конечно! Это же…
– Дайте мне свои уши, будьте так добры, коммандер, – говорит человек. – Мне нужен капитан второго ранга Эндрю Гобарт. Человек с лицом обманщика, которому все верят.
Дреппер смотрит на него со странным чувством: благоговение и отвращение. Перед ним легендарный адмирал Ричард Т. Бёрд. Живая легенда. Человек, который первым пролетел над обоими полюсами Земли – и Северным, и Южным.
Трус и паникер, ответственный за провал операции «Высокий прыжок».
Глава 6Сокращение штатов
Арвиль Синюгин проснулся оттого, что его тронули за плечо. Он поднял взгляд, еще мутно-сонный от дремы, и натолкнулся на стюардессу. Молодая, красивая. Ноги от ушей, прикрытые синей форменной юбкой. На стюардессе была кокетливая пилотка Аэрофлота. Светлые волосы, ярко-синие глаза. Она наклонилась к нему и что-то сказала.
– Что? – переспросил он.
– Что желаете – рыбу или мясо? – она улыбнулась.
И тут Синюгин вспомнил. Стал понятен и гул в ушах, словно набитых ватой, и характерный запах салона самолета.
– Рыбу, – сказал он. – Спасибо.
Ее неброско накрашенные розовой помадой губы чуть изогнулись. Она выпрямилась, из жестяной тележки ловко достала поднос, протянула Синюгину. Он чуть задержал ее руку в своей. Ему даже немного стыдно стало за свой непарадный вид (особенно за сапоги), за помятое лицо. Человек редко выглядит привлекательно со сна. А его еще и забрали прямо с полигона.
Они посмотрели друг на друга.
– Рада помочь, – сказала девушка. Синюгин посмотрел на ее шею в вороте белой блузки, на шелковый платок. Почему-то ему все это нравилось. Даже такие мелочи, как этот четкий ровный узел на красивой шее. Впрочем, разве это мелочи?
– А мне мясо, пожалуйста, – откликнулся рядом кто-то светлым строгим голосом, и Синюгин вспомнил, что летит, в общем-то, не один.
А в компании с фельдъегерем.
Каленов улыбнулся стюардессе своей мальчишеской улыбкой. Синюгин с внезапной ревностью заметил, что выглядит лейтенант не в пример лучше, чем он. Красавец, москвич. Форма новенькая, отлично пошитая, явно на заказ; погоны блестят, молодой, красивый. Уведет у меня девушку, подумал Синюгин с ревностью, словно стюардесса была уже «его».
Где уж нам, дуракам, чай пить.
Впрочем, посмотрим. Стюардесса наклонилась и передала Каленову поднос. На нем была пластиковая чашка для чая, нарезанный хлеб, пакетики соли и перца, салфетка с голубой эмблемой Аэрофлота, сахар-рафинад в бумажной обертке и тарелка с горячим – кусок мяса с гарниром из риса и неизменный зеленый горошек.