– Те, кто вам это говорил. – Коннери поправил узел галстука, отвороты темно-серого пиджака, чтобы галстук смотрелся лучше. Он сдержанно кивнул клерку, направился к выходу. Ковер упруго стелился под ноги.
Стюардесса улыбнулась – ослепительно, словно рекламировала зубную пасту.
– Сэр, надеюсь, вам понравился полет.
– Конечно, – Коннери улыбнулся в ответ. – Разве может быть иначе?
Штаб-сержант положил трубку на рычаг и повернулся к генералу Фланнерсу, командующему 1‐й дивизией морской пехоты, базирующейся на побережье Тихого океана.
Генерал внимательно посмотрел на штаб-сержанта – тот выглядел потрясенным.
– Что там, сержант?
– Президент приказал объявить «оранжевую» тревогу, сэр, – он выговорил слово «оранжевая» с некоторым трудом. Генерал почувствовал апельсиновый привкус во рту, горчащий, словно жеваные апельсиновые корки. «Оранжевая» тревога – это DEFCON 2. Угроза военных действий против США и их союзников. Выше только «красная» – что автоматически будет означать атомную войну.
– Русские? – зачем-то спросил он.
А кто еще? – подумал Фланнерс. Другие варианты – да нет их, других вариантов. Разве что китайцы…
Сердце забилось. Вот и началась еще одна война. Мало нам Второй мировой и Кореи. Мало.
– Да, сэр. Тихоокеанский флот Советов приведен в повышенную боевую готовность, корабли выходят в море. Из базы во Владивостоке вышли в море двенадцать подводных лодок красных из четырнадцати имеющихся. Нам приказано – мобилизация. Только, сэр… – он замялся.
– Да, сержант?
– Что такое – тайная мобилизация, сэр? Как она может быть тайной?
Генерал поднял брови и оглядел штаб-сержанта. Уже не мальчик, должен понимать, как это делается.
– Очень просто. Раньше мы отпускали всех, кто хоть чуть-чуть не подходит для службы в армии.
– А теперь, сэр?
Фланнерс вспомнил, как это было. Атомный взрыв. Облако над Невадой – и пригнувшие головы морские пехотинцы, голая беззащитная полоска шеи между воротником куртки и краем каски. Цель учений: действия в условиях современной войны с применением атомного оружия. У Советов тоже есть ядерные бомбы. И снаряды. Говорят, у них теперь есть даже ракеты – хотя в это слабо верится. Они что, поставили атомные заряды на свои «катюши»? Ха-ха. Три раза.
– А теперь, сержант, – сказал генерал со спокойствием, удивившим его самого. – Мы будем брать всех, кто хоть чуть-чуть подходит.
– Всех?
– Всех, сержант. Нам понадобятся люди.
– Имя?
Он назвался.
– Возраст?
– Девятнадцать лет.
Вербовщик – капитан морской пехоты – поднимает глаза.
Он – в черном костюме, который, похоже, на размер меньше, чем нужно. Рост – примерно 5 футов 6 дюймов. Улыбается.
– Кореец?
– Нет, сэр, – в голосе легкая обида. – Я гражданин США.
– Это мы проверим, – говорит капитан, словно действительно собирается проверять. На красивом азиатском лице появляется сомнение. Поверил.
– Откуда ты, сынок?
– Из Чикаго.
– Серьезно? – капитан поднимает бровь.
– Сэр, могу я объяснить…
– Подожди минутку.
Капитан открывает дело новобранца. Кондиционер начинает подвывать, ледяная струя проходится по взмокшей спине капитана морской пехоты – словно волна на пляже Мидуэй. «Неопущение левого яичка», читает капитан.
– Брюс?
– Да, сэр.
– Ты хочешь послужить Америке?
Только попробуй ответить «нет» – ты, сукин узкоглазый сын.
– Да, сэр, – после легкой заминки. – Конечно, сэр. Но дело в том…
– Отлично, – говорит капитан. – Ты принят. Добро пожаловать в Корпус морской пехоты США. Распишись здесь…
– Но, сэр. У меня медицинские показания…
Капитан проверяет. Действительно.
– «Неопущение левого яичка». Ничего, сынок, – капитан улыбается цинично и устало. Ему почти жаль этого молодого китаезу. Главное, держать свои яйца при себе. – Знаешь, что самое главное, сынок, во время ядерной тревоги?
– Сэр, но я…
– Держать свои яйца защищенными. Иначе детей не будет. А с этим, я смотрю, у тебя проблем нет. Так что не трать мое время, сынок. Поздравляю! Теперь ты в армии. Следующий!
Кэмп-Пендлтон, Калифорния. База 1‐й дивизии
морской пехоты. 15 июня 1959 года
– Алан, ты слышал, придурок?
Новобранец, здоровый, как морозильный шкаф, что он перетаскивал до армии на собственном горбу, повернул голову. Зилич зашипел и отвесил ему подзатыльник. – Слышал?!
– Чего тебе? – Алан из Канады – у него огромные плечи и маленькая, острая, как у гориллы в зоопарке, голова. Алан – недоумок, но они тут, в учебной роте «Браво», с Зиличем самые здоровые. Зилич хорват, но ему от этого не легче. Он ростом ниже Алана, но гораздо умнее и злее – и злость тут, пожалуй, важнее остального. Без злости нельзя помыкать людьми и травить других новобранцев, тех, что слабее, а без этого у них двоих не будет ни денег, ни развлечений. Какая тут на хрен армейская жизнь.
Квадратный плац базы был залит серым бетоном и разлинован свежей краской. Новобранцы выстроились на нем ровными, хотя и слегка помятыми выгоревше-зелеными колоннами.
– К поднятию флага! – скомандовал сержант, рука его напряглась так, словно хотела прострелить ему висок. Об отутюженные линии пилотки с легким шипением резался воздух. – Готовься!
Ряды напряглись. Алан и Зилич стояли один перед другим через два человека – ростом Зилич все-таки не вышел. Впрочем, без его злости Алан так бы и остался добродушным туповатым увальнем, а не грозой всего взвода, а то и роты.
С шелестом, развеваясь на ветру, поднимался флаг – звезды и полосы трепетали на ветру.
– Равнение на! – головы вздернулись разом, глаза следят за флагом.
Новенькие, еще только готовящиеся влиться в стройные ряды морской пехоты, стояли отдельно. Всякая шушера, сказал Зиличу капрал Хольц, обретавшийся у штаба; он умел печатать – поэтому совершенно не собирался умирать. Зато Зилич делился с ним кое-чем. Богатенькие сыночки, студенты колледжей, обеспеченные хлюпики. С них можно взять кое-что. И не забудь поделиться.
Невидящими стеклянными глазами Зилич пялился на флаг. Богатенькие – это хорошо. Мягкие, ухоженные белоручки, мальчики с серебряными ложечками в задницах – это как раз то, что нужно.
– Разойдись!
Зилич достал из заднего кармана брюк грязную пластиковую расческу с застрявшими между зубьев рыжими волосками, провел по редкой шевелюре. Еще раз. И еще. Процесс доставлял ему нечто вроде извращенного удовольствия, почти как бить мудаков, а мудаков вокруг столько, что удовольствие назавтра можно будет повторить – а вот волос больше не становится. Шевелюра Зилича была жидкой, прилизанной – и оттого еще более омерзительной. Нос острый, черты лица мелкие и скорее отталкивающие – хотя и сохранили что-то вроде балканской красоты.
В армии Зиличу нравилось. Пока с ним был Алан, его мускулы и пугающая способность канадца делать больно, в армии можно было жить. Скоро срок подготовки их обоих – и Зилича, и Алана – должен был подойти к концу, их обоих отправят в действующие части – и, возможно, в разные. В разные! Пожалуй, это единственное, что омрачало пребывание Зилича в Корпусе морской пехоты, не считая дрилл-сержантов и строевой подготовки. И вообще любой подготовки.
Зилич медленно провел расческой – ото лба к затылку. Хорошо. Почти как трахаться.
Он открыл глаза.
– Эл, – сказал Зилич. – Приготовься. Нужно кое-кого воспитать.
На сегодня Зилич наметил того студентика из колледжа для узкоглазых. Из прачечной – ха-ха. Пока студентик держался с достоинством и очень прямо. Лицо невозмутимое. Ничего, Зилич научит его наклоняться. Это морская пехота, сосунок. Теперь ты в армии… нау!
Что-то в поведении студентика смущало Зилича, но он решил не придавать этому значения.
Маленький китаец стоял во втором ряду – Зилич видел его красивое, на их узкоглазый (обезьяний) лад лицо. В мешковатой форме, которая сидела на нем – хмм, вполне прилично. Зилич не помнил новобранцев, которым форма бы шла. Ему с Аланом она точно не шла, пока они не научились подволакивать ноги и лениво смотреть мимо, как опытные морпехи. Учебка! Зилич боялся, что время пройдет, и его перекинут в действующие части – где мы там сейчас сражаемся? В Корее? Или в Корее уже закончилось? Гаити?
Филиппины? Ямайка?
От попыток вспомнить разболелась голова. Зилич поморщился. Все, пора брать быка за рога. А смазливого китайчонка – за смазливое китайское личико. Он наверняка богатый. Хотя почему тогда не отмазался?
Хороший вопрос. Вот у китайчонка и спросим.
– Эл, возьми с собой еще двоих – этих, которые пришли на прошлой неделе.
Алан кивнул. В парнях была некая непонятная фигня – клу-клукс-клановцы они, что ли? В общем, «белая мразь» – и эта белая мразь поможет им поговорить с желтой.
Китайчонок держался отдельно, сам по себе. Такой на-а‐апряженный, как сказала бы парикмахерша, с которой Зилич крутил до того, как его загребли. Но на всякий случай лучше подстраховаться. Вдруг набежит много китайцев? И кто их знает, вдруг они не любят хорватов?
– Сегодня, – сказал Зилич. Алан медленно кивнул. Гора мышц. В эту бы светловолосую большую голову еще бы столько же ума… а там пусто.
– Сегодня, – повторил он себе. Что-то зудело на грани, в затылке, что ли. Может, не стоит его трогать? И еще Зилич чувствовал, что звук может вернуться.
Он возвращается.
Зилич помотал головой. Решено. Сегодня.
Они окружили китайчонка у сортира – самое подходящее место, чтобы намылить кому-то физиономию.
Сегодня парило. Зилич почувствовал, как под рубашкой по спине стекают капли пота – неприятное ощущение. Он махнул рукой Алану – вперед. Китайчонок замешкался перед входом в барак, чтобы в последний раз подышать свежим воздухом, похоже. Зилич оглядел свое войско и остался доволен – недоумки, но это его, Зилича, недоумки.