Двое новеньких – Стэн и Робби. Стэн, высокий блондин с грязноватой шелушащейся кожей и бледными ресницами, такими прозрачными, что они казались розовыми, заступил китайчонку – словно невзначай – дорогу в барак. Робби должен был перекрыть парню пути отступления в сторону офицерской казармы – им совсем не нужно присутствие старших по званию. Алан и Зилич довершат окружение.
Все пошло слегка не по плану.
То есть Стэн вполне справился со своей задачей. Китайчонок, надышавшись (сладкий воздух Калифорнии) повернулся и натолкнулся на белого верзилу, тощего и моргающего розовыми ресницами.
– Простите? – сказал китайчонок почти без акцента.
– На хуй твое простите! – Стэн.
Китайчонок улыбнулся. Чуть смущенная улыбка – и очень обаятельная. Он мог бы быть актером, подумал Зилич. Или рекламировать зубную пасту.
– Привет, узкоглазый! – сказал Алан добродушно. Огромный канадец заслонил солнце. Люблю плавать, сказал он тогда, когда Зилич его встретил. Тогда почему, черт побери, тебя понесло в морскую пехоту, а не на флот? – спросил Зилич. Э… не знаю, – в этом весь Алан.
Сейчас он протянул руку и положил ее на плечо молодого китайца. Стандартная зеленая униформа новобранцев промялась под его огромной, заросшей рыжеватой шерстью ладонью. И, кажется, слегка промялось само плечо.
– Вы это мне? – с интересом спросил китайчонок. В его голосе Зилич с удивлением разобрал… нет, не страх. Ярость. Голос китайца звенел – как натянутая струна. Зилич на мгновение подумал, что, может быть, стоит оставить китайца в покое, но тут же отогнал эту мысль. С чего бы вдруг? Что может сделать этот узкоглазый против четверых? Да хотя бы против Алана.
– Тебе, – сказал Алан.
Ну же, приказал себе Зилич.
– Говорят, грязным желтопузым не место в корпусе морской пехоты США. Ты слышал об этом, Эл? – Зилич обратился к канадцу. Тот поднял брови:
– Правда?
– Думаю, это ошибка, Эл, – сказал Стэн. Белесые брови его казались совсем белыми на фоне розоватой кожи. – Потому что кто-то должен чистить настоящим морпехам ботинки!
До настоящих морпехов им было еще как до Луны пешком, но сейчас это значения не имело.
– Пошел вон, грязный ублюдок! – орет Стэн.
В следующее мгновение китайца толкают. Он падает на землю, затем садится и смотрит на Зилича и остальных. Китаеза спокоен – и вот это Зиличу не нравится. Жертва не должна себя так вести. Это Зилич знает наверняка.
И это не спокойствие. Это…
Когда-то, когда Зилич еще не стал дипломированным засранцем и почетным уродом новобранцев морской пехоты, у него была крыса. Серая помойная крыса, настоящая – он приучил ее кормиться с руки и играть. Зиличу тогда было восемь лет. Крыса, он назвал ее Мэт, была тощая, страшная, с вытертой и местами плешивой шерстью – но в глазах ее светилось высокомерие. И огромный ум – как догадывался Зилич, крысы по ночам правили городом, а может быть, и целым миром. Как те гребаные темные гении в комиксах.
Крыса Манхэттен – Мэт, стала совсем ручная. Она играла с Зиличем, ела из его рук, жила в клетке, сделанной из жестяных полосок, нарезанных из консервных банок – Мэт любил погрызть жесть, и там везде остались следы его зубов.
А еще крыса умела управлять людьми.
Она замирала и смотрела своими темными глазами – и человек сначала непонятно чего пугался, его пробивал холодный пот, а затем делал то, что хотела крыса. К исходу двух месяцев Зилич уже был полностью под контролем Мэта, хотя и носил его на плече на веревке и показывал с ним фокусы. На самом деле фокусником в этой паре был Мэт, а Зилич – тогда его звали Янко – выполнял все его приказы.
Конечно, он любил эту крысу.
Но однажды он понял, что не может больше быть рабом Мэта, нет, только не он. Зилич встал посреди ночи, прошел к клетке. Мэт, конечно, не спал. В темноте мерцали его выпуклые крошечные глаза. Зилич понял, что раскрыт. Гибель его – только вопрос времени. А может быть, однажды ночью Мэт перегрызет Зиличу основание черепа, и тот станет растением – как один из тех солдат, что вернулись домой с войны в Европе. И он тоже будет растением, которое ходит под себя.
Зилич заплакал. Потом просунул руку в клетку. Что было всегда сильной стороной Зилича, он умел сопротивляться давлению и никогда не сдавался. Никогда не искал оправданий, чтобы уйти и чего-то не делать.
Он коснулся жесткой шерсти Мэта, погладил проплешину на его загривке. Мэт смотрел на мальчика снисходительно и спокойно – властелин мира.
В следующее мгновение пальцы Янко схватили его за загривок и сжались. Зубы Мэта вонзились в плоть мальчика – Янко заплакал, но не отпустил. Зубы вонзались все глубже, кровь текла по руке Зилича, капала в клетку, на свежие опилки.
Но он не отпускал. Молча плакал от боли и держал.
Движение.
Огонек в глазах Мэта погас. Янко сломал ему спину.
Когда сильное маленькое тело перестало трепыхаться, и дергаться, и дышать – Янко отпустил Мэта. Кровь залила полклетки.
Вытянув прокушенную кисть, Янко обхватил ее другой ладонью и сжал. Горячая мокрая кровь.
Но с повелителем мира было покончено. Ладонь была изуродована – до сих пор она гнулась не очень, но этот момент Зилич опустил, когда проходил медосмотр.
Манхэттен, Мэт, был мертв. Атомная крыса скончалась.
Китаец сидел на земле и смотрел на них. И улыбался. Зилич почувствовал, как взмокло в подмышках. Китаец улыбался, как Мэт, – он улыбался потому, что знал, кто здесь повелитель мира.
И улыбка его была гримасой сдерживаемой ярости, а не смущения.
Зилич отступил на шаг. Белобрысый Стэн сделал шаг вперед и попытался ударить китайца ботинком…
Как тот поднялся на ноги, Зилич не увидел. Просто смазанное движение.
В следующее мгновение Стэн лежал на земле, воя от боли.
Зилич делает еще шаг назад. Чутье его не обмануло, это действительно была ошибка.
Стэн лежит на земле и орет. Белобрысый великан держится за колено и ругается матом.
Сейчас на крик прибегут сержанты. Надо мотать отсюда, но…
Затем китаец встает. Он становится в странную стойку – не в боксерскую, он стоит боком к морпехам, широко расставив ноги и согнув колени. Левая рука сзади – над головой, словно он фехтовальщик из старых пиратских фильмов с Тайроном Пауэром, правая впереди – раскрытой ладонью к противникам.
Китаец усмехается. Опасный, очень опасный… Зилич не успевает додумать, как в атаку кидается второй из новеньких – Робби, кажется? Китаец легонько взмахивает ногой – движение почти незаметное, смешное, но Робби останавливается, сгибается. Китаец хлопает его рукой по лицу – опять совсем не по-боксерски. Ерунда с виду.
Но Робби уже летит и падает. И не может встать.
Что это, черт возьми, такое?!
Какая-то китайская секретная фигня? Зилич не знает, он пятится.
Алан собирается нападать. Это страшно, потому что Алан ОГРОМЕН, он как скала. Что против него какой-то китайчонок, пусть даже тайный?
Китаеза смотрит без страха. Да этот сукин сын вообще не способен бояться, думает Зилич. Но Алан все равно раздавит его как щенка.
Алан наступает.
Китаец тонко и страшно кричит – у Зилича по спине пробегают мурашки. Озноб продирает хорвата от затылка до копчика, заставляет задницу сжаться.
Это конец, думает Зилич. Мать твою в рот.
Алан на мгновение замирает – кажется, он озадачен криками китайца. Так могла бы кричать дикая кошка, огромная дикая кошка в зарослях бамбука.
Но китаец маленький. Он делает пассы ладонью, словно, на хрен, гладит воздух.
– Ты, узкоглазый, – говорит Алан. Делает шаг.
И тут китаец начинает подпрыгивать, как боксер в весе пера, меняет ноги. Вот это уже похоже на правду. Но в боксе вес решает не меньше, чем скорость.
Китаец вытирает нос, демонстративно сплевывает.
Это маска, думает Зилич. Я вижу за ней огромную клокочущую пустоту – и ярость, глядящую оттуда.
Алан бежит.
В следующее мгновение китаец подпрыгивает вперед боком, меняя ногу. Его ботинок ударяет Алана в живот… В первое мгновение Зилич думает, что сейчас китайца снесет, Алан даже не заметит такого удара – укус комара, да и только.
Но Алана вдруг всего передергивает, словно внутри него бродит весь его огромный вес, и сносит назад.
Невероятно!
Китаец от отдачи переступает и остается стоять на прежнем месте. Невероятно. Алан начинает падать – как огромная гигантская башня из стекла и бетона. Как небоскреб, которому захерачили оглушительный удар Супермена – плечом, как в футболе.
Алана на хрен сносит, как куотербека, лишившегося прикрытия. Он падает. Нет, он рушится. Зилич успевает разглядеть удивление на лице канадца, его тело вибрирует.
Удар! О землю. Голова Алана дергается, стукается затылком, подлетает…
Снова падает.
Зилич недоверчиво смотрит на китайчонка, только что в пять секунд разделавшегося с тремя белыми громилами. Затем поворачивается и бежит. Он всегда быстро соображал.
Сзади доносится окрик дежурного сержанта:
– Что это, мать твою, значит?! Стоять!
Но Зилича уже не остановить. Когда его находят, он сидит на складе, забившись за ряды свернутых походных коек, и дрожит.
– Мэт, – говорит он нашедшему его патрулю военных полицейских – ЭмПи в белых касках переглядываются, – Мэт сказал, что все будет хорошо. Со мной все будет хорошо.
Сержант военной полиции приказывает ему встать.
Из-под Зилича течет резко пахнущая жидкость. Он сидит в этой луже. В глазах его – безумие. Сержант морщится. Собирается что-то сказать, но замолкает, увидев глаза хорвата.
– Мэт вернулся, – говорит Зилич. – Кстати, вы слышите этот звук?
Глава 8Старый дядюшка
В аэропорту ждали включения света. Какая-то авария на линии, сказали в самолете. Коннери и остальных пассажиров первого класса везли отдельной машиной – синий лимузин с шофером в форме авиакомпании. Сопровождала их миниатюрная стюардесса. Форма – голубовато-серый цвет – облегала прекрасную фигуру. У стюардессы была узкая талия, высокая грудь, маленький носик под кокетливой челкой и огромные голубые глаза.