Зов Лавкрафта — страница 52 из 55

– Иногда.

– Что?

– Иногда я слышу такое… А ты слышишь?

– А я…

Он хотел сказать: «Все время. Все чертово время. Этот звук не затыкается ни на секунду. Я схожу с ума от него».

Вместо этого сказал:

– Я тоже, время от времени. Иногда. Редко.

Подумал и добавил:

– Почти никогда. Никогда.

Принесли блинчики и сироп. Человек-Дерево расплылся в улыбке, официантка зарделась. Гельсер больше не пытался улыбаться, хотя, кажется, официантка и к нему подобрела.

«Интересно, как мы будем платить?» – подумал он. В багажнике машины доктора Спенсера нашелся чемоданчик с чистой одеждой – характерно для врача, которого могут вызвать в любое время дня и ночи. Одежда была чуть маловата для Гельсера, но его странному компаньону подошла отлично. Гельсер нашел в багажнике старые рабочие джинсы доктора. Они более-менее сели на него, плюс рубашка. Гельсер закатал рукава и расстегнул пуговицы на груди. Лето же, жарко. И теперь не видно, что рукава слишком короткие. Но денег в машине было – горсть мелочи, забытая в кармане джинсов.

Человек-Дерево выложил на стол пятерку.

– Откуда у тебя деньги? – спросил Гельсер. Он с ужасом обнаружил еще один провал в памяти. Получается, машина сломалась, они где-то ее починили. И как-то расплатились за ремонт. Как? Гельсер не понимал. А потом еще где-то взяли денег…

– Мы что, ограбили банк? – спросил он у Человека-Дерево. Тот доедал вторую порцию блинчиков, заливая все таким количеством сиропа, что можно им было склеить пробитый трубопровод высокого давления.

– Ты не помнишь? – удивился компаньон.

– Нет.

– Я умею добывать деньги, – сообщил компаньон. – Это просто.

«Я, наверное, не вспомню даже, как запустить двигатель самолета, – подумал Гельсер с горечью. – Может, завтра я забуду даже свое имя». Он поднял руку и обнаружил на голове бейсболку. Откуда она взялась? Он не помнил. Гельсер поморщился.

– Ты слышишь звук? – спросил вдруг Человек-Дерево.

– Звук? – Гельсер не понял. Он посмотрел в окно. К заправке подъехал грузовик, водитель вылез и пошел к кафе. Здоровый какой, оценил Гельсер. Великан просто.

Человек-Дерево важно заговорил:

– Да… такой звук «зззз», «ззззз». Ощущение такое, словно тебе высверливают зубной канал. Тупым сверлом и без анестезии, – удивительно, но этот чудак не только повторил фразу без запинки, слово в слово, он еще и полностью скопировал интонацию и акцент Гельсера. Талант. Психиатрические клиники полны талантов, подумал Гельсер.

Он помедлил.

– Нет, – сказал он.

– Нет?

– Никаких проклятых звуков, сэр.

– Ты смешно врешь, – сказал Человек-Дерево. На этот раз своим голосом и интонациями. И на этот раз он не казался большим ребенком. – Но я понимаю. Ты мне не доверяешь?

Гельсер молчит. Он снова вспомнил о жене. Алые губы. Струйка дыма вырывается из губ… Струйка дыма поднимается к потолку. Ды-ы‐ым растекается по штукатурке, словно холодный туман над ледяными полями Арктики.

– Я никому не доверяю.

Он встал – и замер. Дальнобойщик на стоянке озадаченно рассматривал машину доктора Спенсера. Кажется, ему не просто понравился ее странный цвет. Затем на круглом лице водителя появилось выражение узнавания.

Наверное, везде уже объявили о побеге двух психов. Надо бы раздобыть газету, подумал капитан. Мне нужны подробности.

– Эй, ты чего? – Человек-Дерево смотрел на него с удивлением. В руке у него была вилка с куском блинчика.

– Нам пора, – сказал Гельсер.

* * *

Ференц захлопнул папку.

– Вы молодец, Дреппер. Хорошо думаете.

– Спасибо, адмирал, сэр.

Ференц снял очки и принялся протирать о рукав мундира. Без очков лицо адмирала казалось слегка… незавершенным. Дреппер покосился на него, но промолчал.

– Свяжитесь с полицией и ФБР, – сказал адмирал наконец. – Объявите этих двоих в розыск. Эти ребята… Их нужно перехватить как можно скорее. Они хорошо подготовлены и особо опасны.

– И к тому же психи, – напомнил Дреппер.

– Да. Совершеннейшие психи.

Глава 17Синюгин и Куба

Началось, подумал Синюгин.

За бортом самолета кто-то разлил ярко-синюю лазурь. Вкрапления островов – желто-зеленые. Все здесь определенного цвета, никаких полутонов. Словно детская раскраска.

Серебристое крыло с двумя моторами и вертикальными клиньями, рассекающими плоскость. Рокот моторов. Гулкая вибрация металла. «Ту‐104» летит на Кубу.

Синюгин прилип носом к стеклу, чувствуя в животе дрожание стеклянной струны. Вот оно. Началось. На-ча-лось. Стоило всю жизнь барахтаться, чтобы наконец оказаться здесь.

* * *

Окрестности Москвы, два дня назад

Синюгин вспомнил, как это было. Инструктаж в полной темноте, по пути на аэровокзал. Мелькают редкие огни. Автобус спецсвязи трясется и подскакивает на ходу. Лучи фар нехотя разбивают мрак. Накрапывает мелкий дождь.

Алексеев посмотрел на Варраву пристально. Тот качнул головой:

– Мы его проверили.

– Тут в себе-то не уверен, еще в других… – проворчал Алексеев. Варрава резко кивнул:

– В нем я уверен.

Синюгин удивленно поднял голову. Впервые он слышал такую похвалу от сдержанного и скупого на слова генерала. Варрава был уверен в нем больше, чем он в себе сам.

Это одновременно грело душу – и пугало.

– Мы не можем задействовать местных специалистов из внешней разведки, – сказал Алексеев. – Хотя, казалось бы, самое время… Но они нам немного помогут. Уже есть контакт с окружением Кастро. Тебя сведут с Раулем, братом, может, даже с самим Фиделем. Рауль – коммунист, это нам на руку.

– И зачем нам нужен этот Майнер? – спросил Синюгин.

– Мы считаем… точнее, профессор Габриадзе считает, что Генрих Майнер нашел способ укротить Дядю Степу.

Молчание.

– Вы меня разыгрываете? – с надеждой спросил Синюгин.

– Синюга, стал бы я тебя разыгрывать, – вздохнул генерал.

– Еще как стали бы!

Алексеев оглушительно захохотал.

– Товарищи генералы постоянно так разыгрывают молодых доверчивых капитанов, – пояснил знакомый голос. – Выпускают с полюса древнее мифическое чудовище и заставляют капитанов, как наскипидаренных, мотаться по миру и искать меч-кладенец.

Синюгин вгляделся в гражданского, что до этого дремал на задних сиденьях. И присвистнул. Это был Борис Каленов, брат Маринеллы и фельдъегерь. Он-то здесь каким боком? – подумал Синюгин в некотором даже раздражении. Что, опять стюардессу приведет?

Синюгин понимал, что страшно несправедлив сейчас к лейтенанту Каленову, но поделать с собой ничего не мог. Глухое раздражение. Перед глазами вдруг ясно проявилась она, Наташа, словно на снимке – и ноги ее в гладких черных чулках. Красивые ноги.

Синюгин помотал головой. Потом, все потом.

– А ты здесь зачем?

Удивительно, но Каленов был в гражданском – и выглядел как настоящий европеец. Франт. Басковый парень, как сказали бы в родной деревне Синюгина. Красавчик.

– Борис летит с тобой, – сказал Варрава.

– Это еще почему? – насторожился Синюгин. Каленов посмотрел на него ясными голубыми глазами и невинно улыбнулся. Шут гороховый, тоже мне. Синюгин вздохнул.

– Чтобы помочь тебе, конечно, – сказал Каленов.

– Мне помощь не нужна.

«Сам справлюсь, без сопливых», – подумал он.

Рисковать братом Маринеллы он не собирался. Похоже, на Кубе будет жарко.

– Как твой испанский, Синюга? – невинно поинтересовался Алексеев.

Синюгин насупился. С испанским у него пока было так себе.

– Так бы сразу и сказали, – буркнул он.

Генералы негромко засмеялись. Смешливые генералы попались Синюгину, это точно.

Синюгин помялся.

– Ну, что? – смягчился Варрава.

– А Мария Ивановна и…

Он так и не назвал имя пигалицы. Маринелла, Маринелла. «Посвященная морю».

– О них я позабочусь, – сказал Варрава. Остро взглянул на Синюгина. Мол, обижаете генерала, товарищ капитан.

– Я не про то, – Синюгин остановился. – Вы их проверили? Ну, на это… на звук?

Ему вдруг стало страшно.

– Проверили, – сказал Варрава. – В первую очередь. Никаких звуков, никаких снов. Депрессии нет, убить кого-то не хотят. Пока, по крайней мере.

Синюгин вздохнул.

– Но врать тебе я не буду, – сказал Варрава жестко. – Никакой гарантии, что это не начнется позже, когда влияние Дяди Степы усилится. Сейчас время, когда мы ни в ком не можем быть уверены. Только заботиться друг о друге – и сразу ловить дурные сигналы.

Сердце вдруг застучало сильно и резко, словно подстегнутая вожжами лошадь.

– Обещаете? – Синюгин оглядел Варраву и Алексеева. Генерал-лейтенант Алексеев молчал, задумавшись. Но Синюгину опять показалось, что он слышит звенящий, как швартов, красивый голос генерала, тот отражается от стен, возвращается многократно усиленный. «Георгий Константинович сказал, что ты мне поможешь. И ты поможешь».

– Я буду ловить. Обещаю тебе, Синюга, – сказал Варрава серьезно.

«А почему вы не признаетесь фельдмаршалу Машеньке? – хотел спросить Синюгин. – Вы же ее любите». И, похоже, очень давно.

Но не спросил.

Он страшно уважал Варраву. Стальной человек невероятной совести и мужества. У таких людей свой путь.

Если и его может подкосить проклятый звук, то кто тогда еще выдержит это?

– Ты, – сказал Алексеев.

– Что? – Синюгин очнулся. Задумался, получается.

– Вот ты у нас феномен, это да, – заметил Алексеев.

– Фено… что?

– Чудо природы. Скажи-ка, Синюга, тебе когда-нибудь бывает страшно?

«Еще как», – подумал Синюгин. Хотя похвала грела сердце, конечно.

– Он уральский хлопец, – Варрава засмеялся. – Думаешь, он тебе признается?

– Помнишь, как в Корее, Синюга? – обратился он к капитану.

О Корейской войне Синюгин вспоминать не любил. Как советский военный специалист, присланный в помощь китайским товарищам, он натаскивал разведгруппу и помогал в организации – китайцы, столкнувшись в боях с американцами и международными частями ООН, срочно перестраивали свои дивизии на советский манер. Поток живой силы, что прошел перед его глазами, иногда вспоминался Синюгину как кошмарный сон, полный марширующих узкоглазых товарищей.