Страшная голова исчезла. По воде расходились круги, но никто не заметил, когда рыбодракон ушел в глубину. Люди кругом подымались на ноги, кашляли, подбирали оружие - словом, приходили в себя. Тиугдал почувствовал, как холодна и мокра от пота его рубаха. И, тяжко дыша, привалился к борту.
Женщину вытянули обратно на палубу без его участия. Свершившееся никак не отразилось на ее облике, разве что волосы еще больше взлохматило ветром. Она безразлично стояла, пока ее освобождали от веревок. Тем временем к ней бочком приблизился герцог.
- Благородная госпожа! Мы обязаны тебе жизнью!..
Он цапнул было одержимую за руку с намерением приложиться к ней, но то ли брезгливость обуяла, то ли страх перед взглядом, - и он выпустил ее грязную, исцарапанную ладонь. Тиугдал пронаблюдал это с некоторым злорадством. Герцог продолжал:
- Ты вправе требовать награды за свой подвиг…
Однако он не сказал «любой награды», отметил Тиугдал. Впрочем, он уже знал ответ женщины.
- Я должна попасть в Нимр.
Впервые на палубе прозвучал ее монотонный голос.
- Разумеется, - сказал Фьетур. - И ты получишь на этом корабле достойное положение, жилье и прислугу…
- В Нимр, - тупо повторила она.
Тиугдал понял, что ему пора вмешаться. Иначе для него дело может повернуться худо.
- Герцог! Все, что нам надо - это добраться до священного города Нимра. Высади нас в Наннах, а дальше мы сами…
- А тебя, герниец, следовало бы вздернуть на рее. Но по случаю нашего чудесного избавления мы тебя прощаем. Иди, служи своей хозяйке и помни, чем ты ей обязан.
- Если бы не я, она бы этого не сделала, - пробормотал уязвленный Тиугдал.
Герцог не расслышал. Или сделал вид.
Дальнейшее путешествие продолжалось без приключений. Одержимой отвели каюту какого-то придворного, предварительно выселив его оттуда. Из каюты она не выходила, хотя ее перемещений никто не ограничивал. Тиугдал несколько раз в сутки заглядывал туда - удостовериться, что все в порядке. Сам он, разумеется, такой роскоши, как отдельная каюта, не удостоился. Ночевал на палубе. Но это его ничуть не огорчало. Напротив. Не нужно было прятаться в трюме, скрывать лицо, дергаться от скрипа или шороха. А ночевать на палубе ему приходилось почти всю жизнь, даже в бытность помощником капитана: гернийцы - народ не изнеженный, не то что эта публика из Димна.
Иногда он даже помогал команде. Его не задевали - наверное, думали, что он причастен Силам. Но и не шарахались от него. Он работал с ними, слышал их разговоры, и порой его удивляло, до чего моряцкие байки в Димне похожи на гернийские…
Когда до Нанн, по расчетам, оставалось дня четыре пути, неожиданно пал туман. «Кракен» дрейфовал в сумерках с зарифленными парусами. Штурман уверял, что поблизости нет никаких мелей. Из-за тумана и рано наступившей мглы дневные работы были закончены прежде обычного времени, и гребцам предоставили отдых. На местах оставались только вахтенные. Тиугдал, которому делать было решительно нечего, постановил завалиться спать. Привычка позволяла ему свободно передвигаться по палубе даже в темноте. Он нашел место поудобнее у стенки какой-то каюты, натянул на голову куртку и растянулся, когда окно каюты приоткрылось, вероятно, чтобы впустить немного свежего воздуха. Донесся гул нескольких голосов. Среди них отчетливо выделялся фальцет Фьетура. Неужели в тумане Тиугдал приткнулся у герцогской каюты? Хорошо еще, что в дверях не разлегся, под ногами у стражи! Тиугдал приподнялся, чтобы убраться, но в этот миг ему стал слышнее разговор, и он замер.
- Неужели до вас не доходит, что небеса посылают нам неслыханное оружие? - раздраженно говорил Фьетур. - Мало того, что она может прогнать любое морское чудовище! А вот представить себе, как направляешь ее вместе с парламентерами к адмиралу вражеской флотилии, никому не приходило в голову? Мы сможем выигрывать сражения, не утруждая себя прикосновением к оружию - и никаких расходов, кроме воды, хлеба и угла для ночлега! Было бы грехом не воспользоваться этим!
- Но ей нужно попасть в священный город Нимр… - послышался голос капитана.
- Кто это говорит? Ах, она? Но разве вы не видите, что девка слабоумная и делает лишь то, что велит ей этот гернийский выродок? Так вот, теперь она будет делать то, что велим ей мы!
- Значит, ваша светлость желает, чтобы женщину не высаживали в Наннах, а оставили на корабле?
- Именно так, сколько можно повторять!
- Но ведь она зачарует Взглядом Нимра каждого, кто попытается ее задержать…
- Глупцы! Вам не потребуется подходить к ней. Вы просто запрете снаружи ее каюту при подходе к Наннам и поставите у дверей охрану.
- А герниец?
- Он больше не нужен.
Дальше Тиугдал слушать не стал, а тихонько отполз в сторону. Вот, значит, каковы здесь обещания! Злоба и презрение душили его. Даже не потому, что его здесь замыслили убить. Нет, что за дикие дураки! И Фьетур, и вся свора его. Одно слово - Димн. Они, значит, собираются сделать из нее оружие. Предположим, он и сам на это рассчитывал. Но при том он и в мыслях не имел ей мешать и тем более заточать. А эти болваны, считающие себя мудрецами и хитрецами, неужели они не понимают, что если она не попадет в Нимр, произойдет нечто страшное?
Каюта, в которой поместили одержимую, не охранялась. Пока. А запираться изнутри ей не приходило в голову. Кто посмеет напасть на ту, что владеет Взглядом Нимра? Тиугдал приоткрыл дверь и проскользнул внутрь, пробормотав с порога: «Спокойно, это я».
Женщина сидела на постели, положив руки на колени, низко опустив голову, но Тиугдал догадывался, что она не спит.
- Это я, - повторил он. Подошел к ней, заговорил тихо и отчетливо: - Слушай меня. Это важно. Тебя хотят оставить на этом корабле. Запереть здесь в каюте. Чтобы ты никогда не попала в Нимр. Нам нужно бежать отсюда. Ты меня поняла?
Не произнеся ни слова, она поднялась на ноги.
- Вот и прекрасно. - Глаза его привыкли к полумраку, и он видел, что на столе - почти нетронутый ужин, поданный по приказу Фьету-ра, и бутылка вина. Он прихватил первым делом бутылку, потом начал сгребать все, что мог, с тарелок и распихивать по карманам и за пазуху. - Займись часовыми, пока я буду спускать шлюпку. Мы дойдем до Ируата на веслах. Ты меня поняла?
Она его поняла. Возле шлюпок, закрепленных за бортом «Краке-на», было двое часовых. Виден же только один. В густом тумане он не сразу понял, кто именно подошел к нему, а когда понял, было поздно. Он сполз вдоль борта на палубу, и Тиугдал оказался рядом с ручной лебедкой. Он даже не обернулся посмотреть, как там со вторым часовым. Он благословлял туман, заглушавший скрип лебедки, и плеск воды о днище шлюпки. Затем он сбросил за борт закрепленный трос и без труда спустился вниз. Взялся за весло, удерживая шлюпку, пока одержимая не съехала вслед за ним. Тиугдал глубоко вздохнул.
- Поджечь бы не мешало это корыто, - заметил он, - но некогда. Женщина села к рулевому веслу. Тиугдал поместился на месте
гребца. Теперь туман его уже не радовал.
- Если бы знать, в какой стороне Ируат…
- Там, - она уверенно протянула руку.
- Будем надеяться, ты знаешь, что говоришь, - пробурчал он, налегая на весла.
Всю ночь они продвигались вслепую, а поутру повеял легкий ветерок, и туман рассеялся. Оставалась надежда, что они достаточно удалились от герцогского корабля, и тот ради них не станет менять курс. И все же следующие сутки они сменяли друг друга на веслах, спали и ели по очереди, не останавливаясь, покуда на рассвете второго дня перед ними не показались скалистые берега Северного Ируата.
Это был край суровый, пустынный и бесплодный. Умершие вулканы, окаменевшие скалистые рифы ничем не напоминали южную часть острова с ее обильными нивами и зелеными пастбищами, фруктовыми садами и виноградниками.
Тиугдал чувствовал некоторое разочарование перед открывшимся ему зрелищем. Но что он, в самом деле, чуда ждал от двух суток пути? Ничего. Следуя вдоль береговой линии, можно добраться до южных деревень, где народ, как ему было известно, гостеприимен.
Море было спокойно, и уже начинало припекать. Тиугдал знал, что днем здесь стоит страшная жара. Но передохнуть, перед тем как свернуть на юг, было необходимо. Тиугдал обнаружил небольшую бухту, где между прибоем и скальной стеной располагалась полоса гальки, и причалил к берегу. Вытянув шлюпку из прибоя, осмотрелся. Место было мрачное. С трех сторон их окружали рыжие камни. Небо, еще по-утреннему голубое и прозрачное, постепенно наливалось синевой и раскалялось. Неожиданно Тиугдал обнаружил, что усталость мучает его меньше, чем жажда и голод. От припасов, захваченных с «Кракена», не осталось ничего. К счастью, в бухте между камнями нашелся источник. Тиугдал напился и наполнил опустевшую бутылку. Голод от этого еще усилился. Он облазил прибрежные камни, ножом наковырял с них мидий, которых оказалось довольно много. Набрал плавника и высохших водорослей, разложил костер, чтоб испечь ракушки. Женщина не помогала ему и не отдыхала. Бродила по берегу, будто что-то искала. Тиугдал окликнул ее, приглашая поесть. Здесь, под ярким солнцем и пахнувшим йодом ветром, вдали от туманов и заговоров «Кракена», он был настроен благодушно. И даже позволил себе пошутить, хотя знал, что его спутница шуток не понимает.
- Жрать хочется, - сказал он, принимаясь за содержимое обуглившихся раковин, - что угодно слопал бы, хоть жареных гвоздей.
Она, как и следовало ожидать, промолчала. За все время, что они провели в лодке, она не проронила ни слова. Всю жизнь Тиугдала злила бабья болтовня, и он представить не мог, что его когда-нибудь будет раздражать женское молчание. Но теперь он был слишком доволен, чтобы обращать на это внимание.
- Хорошо, - подкрепившись, принялся размышлять он вслух. - Сейчас передохнем, потом опять в шлюпку, - и вдоль берега, потихонечку, полегонечку до южного Ируата, а там и в Нимр попадем…
- Нет, - монотонно сказала она. - Прямо. Через горы. В Нимр.