Внутри пахло просто восхитительно. Аромат хлеба или пирога, только что вынутого из печи, накладывался на аппетитные запахи ранее приготовленных блюд. С первого взгляда Мэтью убедился, что миссис Воган буквально помешана на чистоте и идеальном порядке: на полу ни единого пятнышка или соринки, на выбеленных стенах ни следа от каминной сажи и копоти, все деревянные поверхности мебели натерты до блеска. Большой каменный очаг обрамляли выстроенные по ранжиру кастрюли и сковородки, а в подвешенном над огнем котле томилось какое-то варево. Все кухонные принадлежности также были тщательно надраены и сверкали чистотой. Свой вклад в создание уютной и гостеприимной атмосферы вносили букеты полевых цветов в расставленных повсюду жестяных кувшинах и замечательно щедрая иллюминация: добрая дюжина свечей наполняла комнату мягким золотистым сиянием. Стол под белоснежной скатертью, накрытый для ужина на четыре персоны, стоял в углу гостиной напротив очага.
Хозяйка вышла им навстречу из соседнего помещения — по всей вероятности, спальни.
— Мистер Корбетт! — воскликнула она, сверкая полнозубой улыбкой, способной потягаться блеском с самим солнцем. — Как прекрасно видеть в нашем доме такого гостя!
— Благодарю вас. Я уже говорил вашему супругу, как я польщен этим приглашением.
— Напротив, это мы очень польщены вашим визитом, уверяю вас!
При таком праздничном освещении Лукреция Воган предстала и впрямь весьма привлекательной женщиной. Розовое платье с кружевной отделкой лифа подчеркивало ее стройную фигуру, а светло-каштановые волосы отливали медью и золотом. Неудивительно, что Пейн поддался ее чарам: взгляд этих пронзительных голубых глаз был воистину обжигающим. Мэтью и сам почувствовал, что начинает таять в присутствии этой светской львицы фронтира. Похоже, она это заметила и потому решила пустить в ход все свое обаяние. Она подступила ближе, глядя ему прямо в лицо. Мэтью уловил аромат ее духов с нотой персика.
— Я знаю, что у вас нет отбоя от приглашений, — сказала она. — В наших краях нечасто встретишь по-настоящему утонченного джентльмена… Нет, Стюарт, останься в сюртуке!.. Тем более приятно, что вы изволили почтить своим присутствием наш скромный ужин.
Ее вставная реплика в адрес мужа была подобна молниеносному взмаху бритвой; причем она даже не взглянула в его сторону. Мэтью скосил глаза влево, на Стюарта, который стал вновь натягивать уже почти снятый сюртук.
— А вот шляпу сними! — скомандовала Лукреция.
Рука мужа тотчас повиновалась, обнажив его жиденькую блондинистую шевелюру.
— Утонченность — вот чего нам недостает в этой сельской глуши. — С этими словами женщина, как показалось Мэтью, придвинулась к нему еще ближе, хотя вроде и не делала шага вперед. — Я вижу, вы застегнули верхнюю пуговицу рубашки. Сейчас такая мода в Чарльз-Тауне?
— Э… нет, просто так получилось.
— А! — Миссис Воган вновь улыбнулась. — Но я уверена, что вскоре это войдет в моду. — Она повернула голову к задней двери гостиной. — Шериз, дорогая! Наш гость желает с тобой поздороваться!
Ответа не последовало. Улыбка Лукреции поугасла, а ее голос поднялся до более высоких и резких нот.
— Шериз, тебя ждут!
— Вероятно, — сделал робкое предположение Стюарт, — она еще не готова.
Жена не удостоила мужа даже мимолетным взглядом.
— Я помогу ей приготовиться. Вы позволите мне ненадолго отлучиться, мистер Корбетт? Стюарт, предложи нашему гостю вина.
Последнее указание она дала, уже исчезая за дверью.
— Вино, — оживился Стюарт. — Да, вино! Вы не прочь отведать вина, мистер Корбетт?
Он подошел к круглому столику, на котором красовался графин зеленого стекла в окружении трех бокалов того же почти изумрудного цвета. Мэтью не успел сказать «да», как графин был откупорен и вино полилось в бокалы. Один из них Стюарт вручил Мэтью, а к другому припал сам с торопливостью насквозь просоленного моряка, которому не терпится утолить жажду.
Мэтью едва успел пригубить вино — выдержанное, но заметно горчившее, — как из-за двери в глубине комнаты донеслись два женских голоса, которые в попытках перекричать друг друга сплелись подобно визгливым завываниям гарпий и потом разом смолкли, словно эти крылатые воплощения ужаса с налету разбились об острые скалы.
Стюарт прочистил горло.
— Лично меня никогда не били плетью, — сказал он. — Надо думать, приятного в этом мало?
— Приятного мало, — согласился Мэтью, поглядывая на дверь, за которой продолжили бушевать адские страсти. — Зато много поучительного.
— О да! Вот это верно! Вы ведь серьезно ранили кузнеца, да? Но у вас наверняка были на то веские причины. Быть может, он при вас жестоко обращался с лошадьми?
— Э-э… — Мэтью сделал глоток побольше. — Нет, насколько могу судить, мистер Хэзелтон питает к лошадям самые нежные чувства. Но эту тему… скажем так… лучше оставить в стойле.
— Да, разумеется! Я не хочу лезть в чужие дела! — Стюарт вновь глотнул из бокала и спустя три-четыре долгие секунды вдруг рассмеялся. — А! В стойле! Я понял вашу шутку!
Вновь появилась Лукреция, чья лучезарность нисколько не убавилась после бурной сцены, разыгравшейся за дверью.
— Мои извинения, — с улыбкой сказала она. — У Шериз… возникли затруднения с прической. Она, видите ли, хочет произвести приятное впечатление. А поскольку она стремится все доводить до совершенства, ее расстраивают любые, даже мельчайшие огрехи.
— Вся в свою мать, — пробормотал Стюарт, прежде чем смочить губы в бокале.
— Но каким был бы наш мир без стремления к совершенству? — обратилась Лукреция к Мэтью, не снизойдя до реакции на замечание мужа. — Я скажу вам: он был бы полон грязи, пыли и полной неразберихи. Разе я не права, мистер Корбетт?
— Уверен, это стало бы настоящей катастрофой, — ответил Мэтью, и этого оказалось достаточно, чтобы в глазах женщины сверкнули огоньки благоговейной радости.
Она сделала широкий жест в направлении стола.
— Шериз появится с минуты на минуту, а мы тем временем приступим к ужину, — объявила она. — Мистер Корбетт, вот ваше место, где оловянная тарелка.
Среди посуды на столе действительно выделялась оловянная тарелка — одна из немногих доселе виденных Мэтью. Остальные тарелки были самыми обычными, вырезанными из дерева, и это указывало на особую важность, которую Воганы придают его визиту. Впору было ощутить себя царственной особой. Мэтью сел на указанный стул, а Стюарт разместился слева от него. Лукреция мигом надела фартук и стала наполнять едой белые глиняные миски, расставляя их на столе: зеленая стручковая фасоль с нутряным салом, рагу из курицы с картофелем и беконом, тонкие кукурузные лепешки со взбитыми сливками, тушеные томаты. Довершал это воистину царское угощение свежеиспеченный золотистый каравай, посыпанный семенами укропа. Бокал Мэтью был наполнен вином, после чего Лукреция сняла фартук и уселась лицом к гостю, во главе стола — на месте, которое по всем правилам домашнего и семейного этикета принадлежало ее супругу.
— Я прочту молитву, — сказала Лукреция, вновь узурпируя права своего мужа.
Мэтью закрыл глаза и склонил голову. Женщина произнесла благодарственную молитву, упомянув в ней имя Мэтью, а заодно выразив надежду, что исполненный гнева Господь уже поджидает многогрешную душу Рейчел Ховарт, дабы снести с плеч долой ее призрачную голову сразу после сожжения ее бренного тела. Когда наконец прозвучало истовое «Аминь!», Мэтью открыл глаза и увидел стоящую рядом с ним Шериз Воган.
— А вот и наша прелестная дочурка! — воскликнула Лукреция. — Шериз, займи свое место.
Но девушка — в белом льняном платье с кружевной отделкой на рукавах и лифе — продолжала стоять, глядя сверху вниз на Мэтью. Она и вправду была хороша собой: лет шестнадцати или семнадцати, с волнами белокурых волос, закрепленных маленькими деревянными гребнями. Мэтью подумал, что она, вероятно, очень похожа на свою мать в том же возрасте — разве что подбородок менее округлый и более вытянутый, — а вот глаза почти такие же голубые, как у отца. Правда, недостатка жизненной энергии в этих глазах не наблюдалось; зато в них было столько холодного высокомерия, что Мэтью поспешил опустить взгляд и едва сдержал зябкую дрожь, как при внезапном дуновении декабрьского ветра этим теплым майским вечером.
— Шериз, — повторила Лукреция ласково, но с нажимом. — Займи. Свое. Место. Пожалуйста.
Девушка нарочито медленно — как бы не по приказу, а по своей воле — опустилась на стул справа от Мэтью и, не теряя времени, стала наполнять свою тарелку куриным рагу.
— Ты даже не поздороваешься с мистером Корбеттом?
— Привет, — буркнула она, поднося первую ложку к изящно очерченным губам.
— Шериз помогала мне готовить рагу, — сообщила Лукреция. — Она хотела лично позаботиться о том, чтобы угощение пришлось вам по вкусу.
— Я уверен, оно превосходно, — ответил Мэтью.
Он положил несколько ложек рагу на тарелку, попробовал и нашел его столь же хорошим на вкус, как и на вид, а затем отломил кусок хлеба и макнул его в густой, аппетитный соус.
— Мистер Корбетт — молодой человек незаурядных достоинств, — сказала Лукреция, обращаясь к Шериз, но притом не отрывая взгляда от Мэтью. — Мало того, что он утонченный джентльмен, делающий карьеру юриста в Чарльз-Тауне, он еще и сумел дать отпор целой ораве убийц и грабителей, когда те напали на судью. Вооруженный одной лишь рапирой, не так ли?
Накладывая в тарелку тушеные томаты, Мэтью ощутил на себе взгляды трех пар глаз. Самое время было пояснить, что «орава» состояла из одного отпетого мерзавца, дряхлой карги и немощного старикашки… но вместо этого, открыв рот, он произнес нечто другое:
— Нет… я… у меня не было даже рапиры. Вы не могли бы передать мне лепешки?
— Боже мой, страшно представить, какую ночку вам пришлось пережить! — Стюарт был заметно впечатлен. — У вас вообще было хоть какое-нибудь оружие?
— Я… э-э… использовал в этом качестве сапог… Ваше рагу — это настоящее чудо! Кухарка мистера Бидвелла должна