позаимствовать у вас рецепт.
— Наша Шериз тоже отлично готовит, — заверила его Лукреция. — В настоящее время я учу ее печь пироги. Смею заметить, это не такое уж простое дело, там есть свои секреты.
— Я в этом не сомневаюсь. — Мэтью улыбнулся девушке, но та никак не среагировала. Она продолжала есть, глядя прямо перед собой без всякого выражения — кроме разве что скуки и безразличия.
— И еще… насчет найденного вами сундука, полного золотых монет. — Лукреция плавным движением опустила на тарелку нож и ложку. — Насколько понимаю, вы уже переправили его в Чарльз-Таун?
Здесь Мэтью был вынужден подвести черту.
— К сожалению, никакого сундука с сокровищами не было. Только одна золотая монета.
— Да-да… конечно. Только одна монета. Что ж, хорошо. Я вижу, вы умеете хранить секреты. Ну а что вы нам скажете о ведьме? Небось, плачет и завывает в ожидании казни?
Кусок рагу, который он уже готов был проглотить, вдруг как будто оброс острыми шипами и застрял в горле.
— Миссис Воган, — произнес он как можно вежливее, — если вы не против, я предпочел бы не говорить о Рейчел Ховарт.
Неожиданно Шериз посмотрела на него и ухмыльнулась, а ее голубые глаза заблестели.
— А мне как раз интересна эта тема! — Ее голос был приятен и мелодичен, хотя в нем можно было расслышать и резкие, злые нотки. — Расскажите нам о ведьме, сэр! Правда ли, что вместо какашек из нее лезут живые жабы?
— Шериз! — прошипела Лукреция, скрипнув зубами и тревожно расширив глаза. Но уже через миг она изменилась с быстротой меняющего цвет хамелеона: на лице вновь появилась улыбка — правда, слегка перекошенная, — и она через стол посмотрела на Мэтью. — У нашей дочери… несколько грубоватое чувство юмора, мистер Корбетт. Говорят, подобное чувство юмора встречается даже у самых изысканных и благородных дам. В эти странные времена излишняя чопорность и строгость не всегда уместны, не так ли?
— Чопорность и строгость, — повторила девица и запихнула в рот помидор, сопроводив это действие клокочущим смешком.
Лукреция предпочла сосредоточиться на еде, но Мэтью заметил, как ее щеки покрываются красными пятнами. Стюарт допил свой бокал и потянулся за графином.
Некоторое время все молчали. В эту минуту Мэтью впервые расслышал слабый жужжащий звук, но не смог выявить его источник.
— Должен сообщить, просто к вашему сведению, — произнес он, дабы нарушить это неловкое молчание, — что я еще не делаю карьеру юриста. Я секретарь мирового судьи, только и всего.
— Но вы уже скоро получите статус помощника, не правда ли? — спросила Лукреция, вновь улыбаясь во весь рот. — Вы молоды, очень умны, имеете склонность к юридической службе. Почему бы вам не пойти дальше по этой стезе?
— Ну… возможно, я так и сделаю… в свое время. Но до того мне еще нужно поднабраться знаний и опыта.
— Ах, до чего скромен! — восхитилась миссис Воган так, словно сей момент обрела святой Грааль. — Ты слышала, Шериз? Этот молодой человек восходит на крутую вершину, к политической власти и богатству, и при этом остается таким скромным!
— На крутой вершине трудно удержаться, — заметил он. — И с нее, если что, будет больно падать.
— Он еще и остроумен! — Лукреция, казалось, вот-вот растает от восторга. — Тебя всегда очаровывало остроумие, Шериз!
Девица посмотрела в глаза Мэтью.
— Я хочу больше узнать о ведьме. Я слыхала, что она брала в рот и сосала хер черного козла.
— Кхе! — Струйка вина сбежала по подбородку Стюарта и обагрила его серый сюртук. Бедняга тотчас побледнел в такой же степени, в какой покраснела его жена.
Лукреция уже была готова издать шипение либо визг, но ее опередил Мэтью. Он ответил девушке столь же прямым взглядом и спокойно сказал:
— Вас ввели в заблуждение, и тот, кто рассказал вам это, не только лжец, но и сквернослов, которому надо бы вымыть рот мылом.
— Это мне рассказал Билли Рид. Мне найти его завтра и передать, что вы хотите намылить ему рот?
— Имя этого поганца не должно звучать в нашем доме! — На шее Лукреции вздулись вены. — Я это запрещаю!
— Завтра же найду Билли Рида, — с вызовом продолжила Шериз. — Так что ему сказать? Где вы будете его ждать с вашим мылом?
— Прошу прощения, мистер Корбетт! Тысяча извинений! — Разволновавшись, миссис Воган уронила на платье кусок лепешки со сливками и принялась вытирать пятно краем скатерти. — Этот поганец — беспутный сын Джеймса Рида! Он почти идиот, неумеха и лодырь… и притом норовит совратить мою дочь!
Шериз ухмыльнулась — или, скорее, оскалилась — в лицо Мэтью.
— Билли учит меня дойке. По вечерам в их сарае он показывает мне, как держать член, как скользить рукой вверх и вниз… вверх и вниз… вверх и вниз… — Она наглядно продемонстрировала это движение, чем изрядно смутила Мэтью и вызвала сдавленный негодующий возглас у своей матери. — И так пока из него не брызнут сливки. Славные такие, горячие сливки.
Мэтью ничего на это не ответил. Однако не смог удержаться от мысли, что на днях он прогадал — очень сильно и досадно прогадал — с выбором сарая, где следовало прятаться.
— Я думаю, — сказал Стюарт, нетвердо поднимаясь на ноги, — что пришло время откупорить бутылку рома.
— Ради Бога, держись подальше от этого рома! — возопила Лукреция, уже и думать забывшая о почетном госте. — В этом причина всех наших бед! В этом и в твоем жалком подобии столярки!
При взгляде на Шериз Мэтью обнаружил, что та уплетает ужин с довольной улыбочкой на лице, сейчас уже далеко не таком привлекательном. Он положил нож и ложку — аппетит пропал совершенно. Стюарт копался в буфете, а Лукреция накинулась на еду, словно вымещая на ней злость; при этом ее лицо сделалось красным, как тушеный помидор. В наступившей тишине Мэтью снова услышал странное жужжание. Он посмотрел вверх.
И чуть не упал со стула.
На потолке, прямо над столом, висело осиное гнездо размером с кулак мистера Грина. Оно было сплошь облеплено осами, которые слабо копошились, сложив крылышки вдоль жал. Пока он, не веря своим глазам, созерцал это явление, по осиному скопищу пробежала легкая рябь, и некоторые из них сердито зажужжали.
— Э-э… миссис Воган, — с трудом вымолвил Мэтью. — У вас там…
И он указал вверх.
— Да, осы. И что с того?
Ее манеры — вместе с ее внешностью, всем их семейством и этим вечером в целом — претерпели существенные изменения к худшему.
Только теперь Мэтью догадался, как и почему здесь очутилось это гнездо. Он слышал о подобном, хотя никогда не видел своими глазами. Поговаривали об особом средстве, которое можно было купить или приготовить самостоятельно. Будучи нанесено на потолок в жилом помещении, это средство побуждало ос построить гнездо на этом месте.
— Они отпугивают прочих насекомых, да? — спросил он.
— Само собой, — произнесла Лукреция таким тоном, словно это знает каждый дурак. — Осы очень ревнивые твари. Благодаря им в этом доме нет москитов.
— По крайней мере, нет таких, которые кусали бы ее, — добавил Стюарт и присосался к горлышку бутылки.
Мэтью подумал, что этот званый ужин можно было бы назвать фарсом, если бы страдания всех его участников не были столь очевидными. Мать поглощала пищу, как в сомнамбулическом трансе, а дочь уже отказалась от столовых приборов, предпочитая есть руками; ее губы и подбородок блестели от свиного жира. Мэтью допил свое вино, доел последний кусочек превосходного рагу и начал подумывать об уходе, пока этой девице не вздумалось проверить, как он будет смотреться с нахлобученной на голову миской.
— Я… мне… пожалуй, пора, — сказал он.
Лукреция не произнесла ни слова, как будто ее внутренний огонь зачах, подавленный скандальным поведением дочери. Мэтью отодвинул стул и поднялся.
— Хочу поблагодарить вас за ужин и вино. И… нет нужды провожать меня до особняка, мистер Воган.
— А я и не собирался, — молвил тот, прижимая к груди бутылку рома.
— Миссис Воган, вы позволите мне… э-э… взять с собой немного этого вкуснейшего хлеба?
— Как хотите, — пробормотала она, глядя в пространство. — Забирайте хоть весь.
Мэтью так и сделал, взяв оставшуюся половину каравая.
Лукреция посмотрела на него снизу вверх. Ее взор прояснился, словно она только сейчас поняла, что гость уходит. На губах промелькнула слабая улыбка.
— Ох… мистер Корбетт… как же так? Я думала… надеялась… что после ужина… мы сыграем партию в «мушку».
— Боюсь, из меня никудышный игрок в карты.
— Но… я еще о многом хотела с вами побеседовать. В том числе о здоровье судьи. Также о положении дел в Чарльз-Тауне. О тамошних развлечениях… о балах.
— К сожалению, — сказал Мэтью, — я мало что могу вам сообщить по части развлечений и балов. Что касается положения дел в Чарльз-Тауне, то я бы назвал его… несколько менее занимательным, чем в Фаунт-Ройале. Судья по-прежнему очень болен, но доктор Шилдс применяет новое снадобье собственного изготовления.
— Вам, конечно, известно, — желчно сказала она, — что ведьма навела порчу на вашего судью. За приговор, который он вынес. Сомневаюсь, что он выживет после ведьмовского проклятья.
Мэтью почувствовал, как напряглись его лицевые мышцы.
— Я считаю иначе, мадам.
— О… я… проявила бестактность. Но я лишь повторяю то, что сегодня слышала от пастыря Иерусалима. Простите меня, это просто…
— Просто у нее язык острее ножа, — вмешалась Шериз, продолжая неопрятно есть руками. — А извиняется она, только когда сама обрежется.
Лукреция качнула головой в сторону своей дочери, этим движением напомнив Мэтью готовую к броску змею.
— Выйди-ка из-за стола и освободи нас от своего присутствия, — сказала она ледяным тоном. — Поскольку ты уже достаточно осрамила себя и всех нас, надеюсь, ты счастлива.
— Да, я счастлива. Но я еще не наелась, — заявила дочь, не трогаясь с места. — Вы знаете, что вас сюда завлекли, чтобы спасать меня?
Она бросила взгляд на Мэтью, облизывая жирные пальцы.
— Спасать от Фаунт-Ройала и здешних безмозглых селян, которых моя мать презирает. Если вы и впрямь такой умный, то уже должны были сообразить.