За тюрьмой, на последнем отрезке улицы Правды, находилось еще несколько домов с надворными постройками, садами и огородами. Часть домов уже пустовала, а от одного остались только головешки. Брошенные сады зарастали сорняками и колючим кустарником, а некогда щедрая пашня теперь больше смахивала на опасную трясину. Бидвелл направился к одному из домов в конце улицы и решительно постучал в дверь. Уинстон остановился неподалеку, рукавом вытирая пот с лица.
Почти сразу дверь со скрипом отворилась, и в проеме возникло сероватое, с запавшими глазами, лицо человека, явно страдающего от недосыпа.
— Добрый день, Мейсон, — сказал Бидвелл. — Я пришел поговорить с твоей женой.
Мейсон Барроу сразу понял, с какой целью его навестил хозяин Фаунт-Ройала, и потому без лишних слов распахнул дверь, отступая от входа. При этом его черноволосая голова понурилась, как у провинившегося пса в предчувствии порки. Бидвелл и Уинстон вошли в дом, который казался размером с коробку для париков по сравнению с недавно покинутым ими особняком. Двое детей Барроу — восьмилетняя Мелисса и шестилетний Престон — тоже находились в гостиной; старшая смотрела на чужаков из-за стола, а младший цеплялся за отцовскую штанину. Соблюдая правила вежливости, Бидвелл при входе первым делом снял шляпу.
— Надо полагать, она сейчас в постели?
— Да, сэр. Так расхворалась, что прямо беда.
— И все же я должен с ней побеседовать.
— Конечно, сэр. — Барроу вяло кивнул, а Бидвелл меж тем заметил, что детям тоже не мешало бы выспаться, да и поесть чего-нибудь горячего и сытного. — Как пожелаете.
С этими словами он указал на комнату в глубине дома.
— Хорошо. Эдвард, за мной.
Бидвелл подошел к открытой двери и заглянул в комнату. Там на постели лежала Элис Барроу, подтянув смятую простыню до подбородка. Ее глаза уставились в потолок, землистого цвета лицо блестело от пота. Единственное окно было закрыто ставнем, но комнату в достаточно степени освещали семь сальных свечей и смолистые сосновые ветки, горевшие в большой глиняной чаше. Жечь свечи среди бела дня было неразумной расточительностью для бедного фермера вроде Мейсона Барроу, не говоря уже о том, что его дети наверняка испытывали дискомфорт от такой избыточной иллюминации. Когда Бидвелл перешагнул порог, под его башмаком скрипнула половица, и женщина повернула голову к двери. Ее глаза широко раскрылись, дыхание замерло, как от резкой боли, и она инстинктивно попыталась забиться поглубже в постель.
Бидвелл сразу же остановился, не проходя дальше в комнату.
— Добрый день, мадам, — сказал он. — Можно с вами перемолвиться парой слов?
— Где мой муж? — тревожно спросила она. — Мейсон? Куда он делся?
— Я здесь! — ответил Барроу из-за спин гостей. — Все хорошо, бояться нечего.
— Не дай мне заснуть, Мейсон! Обещай это!
— Обещаю, — сказал он, быстро взглянув на Бидвелла.
— Что за чушь? — обратился к нему Бидвелл. — Эта женщина боится спать?
— Да, сэр. Она боится заснуть и увидеть во сне…
— Замолчи! — умоляюще, с дрожью в голосе вскричала Элис Барроу. — Если любишь меня, не упоминай это!
Девочка расплакалась, мальчик все так же держался за папину ногу. Барроу посмотрел прямо в лицо Бидвеллу.
— Она малость не в себе, сэр. Не спала уже две ночи. Боится темноты и даже теней среди дня.
— Так оно обычно и начинается, — тихо заметил Уинстон.
— Придержи язык! — цыкнул на него Бидвелл, после чего достал из кармана камзола кружевной платок и смахнул им бисеринки пота со своих щек и лба. — Как бы то ни было, Барроу, мне нужно с ней поговорить. Могу я войти, мадам?
— Нет! — ответила она, натягивая влажную простыню до самых глаз, расширенных от ужаса. — Убирайтесь!
— Благодарю вас.
Бидвелл подошел к постели и остановился, глядя на нее сверху вниз и обеими руками держа свою шляпу. Уинстон последовал за ним, а Мейсон Барроу остался в гостиной, чтобы успокоить плачущую дочку.
— Мадам, — начал Бидвелл, — вам следует воздержаться от распространения слухов об этих ваших снах. Мне известно, что вы рассказали об этом Кэсс Суэйн. И я вынужден вас попросить…
— Я рассказала Кэсс, потому что мы с ней дружим! — отозвалась женщина из-под простыни. — И прочим друзьям я это рассказала тоже! Почему бы и нет? Им надо знать то, что знаю я, если они ценят свои жизни!
— И что же делает ваши знания столь ценными, мадам?
Она откинула простыню с лица и вызывающе уставилась на Бидвелла. В глазах ее были слезы и страх, но острый подбородок нацелился на него, как таран.
— Все люди в этом городишке непременно умрут!
— Боюсь, что цена этим сведениям — не более шиллинга. Все люди, живущие во всех городах, со временем непременно умрут.
— Но не от его руки! Не в муках адского пламени! О да, он мне все рассказал! Он показал мне это! Он провел меня по кладбищу и показал имена на могилах! — На ее шее вздулись вены; темные волосы жидкими прядями липли ко лбу. Она продолжила свистящим шепотом: — Он показал мне могилу с именем Кэсс Суэйн! И могилу Джона! Он показал мне могилы моих детей! — Ее голос дрогнул, по щекам заструились слезы. — Моих собственных мертвых детей, лежащих в земле! Ох, милостивый Боже!
Она издала жуткий, душераздирающий стон, после чего зажмурилась и вновь закрыла лицо простыней.
Из-за горящих свечей, смолистого соснового дыма и просачивающейся снаружи сырости комната превратилась в настоящую парильню. Бидвеллу каждый вдох давался с немалым трудом. Он услышал отдаленный гром: вновь надвигалась буря. Нужно было что-то сказать в ответ на бредни Элис Барроу, но, как назло, ничего не приходило в голову. Без сомнения, город оказался во власти некоего великого Зла, которое продолжало разрастаться как пасмурным днем, так и темнейшей ночью с быстротой ядовитых грибов. Это Зло проникало в сновидения жителей Фаунт-Ройала и доводило их до безумия. Бидвелл признал правоту Уинстона: так оно обычно и начинается.
— Крепитесь, — сказал он наконец, но прозвучало это неубедительно.
Она открыла глаза, опухшие и сильно покрасневшие.
— Крепиться?! — повторила она недоверчиво. — Против него? После того, как он показал мне наше кладбище, полное могил?! Да там и шагу нельзя было ступить, чтоб не запнуться о могильный холмик! Это был пустой город. Все либо сбежали… либо умерли. Так он мне сказал. Стоя рядом со мной, так что я чувствовала ухом его дыхание. — Она качнула головой, глядя куда-то сквозь Бидвелла. — Тот, кто здесь останется, сгинет в адском пламени. Так он сказал мне прямо в ухо. Будет вечно гореть в аду. Пустой город. Мертвая тишина. Он сказал: «Тс-с-с, Элис». Он сказал: «Тс-с-с, слушай мой голос. Взгляни на это, — так он сказал, — и ты узнаешь, кто я».
Она моргнула, взгляд стал чуть более сфокусированным, но она все еще казалась потерянной и отрешенной.
— Я это увидела, — сказала она, — и теперь я знаю.
— Понятно, — произнес Бидвелл, стараясь сохранять спокойный и взвешенный тон, насколько это было возможно для человека, терпение которого было уже на исходе. — Однако нам всем нужно быть более ответственными и не сеять панику среди наших людей по малейшему поводу.
— Я вовсе не хочу сеять панику! — огрызнулась она. — Я хочу сообщить им правду, которая мне открылась! Это место проклято! Вы это знаете, я это знаю, и каждый местный в здравом уме это знает!
Она задержала взгляд на одной из свечей. Девочка в соседней комнате по-прежнему всхлипывала, и Элис Барроу произнесла с легким нажимом:
— Тише, Мелисса. Ну же, тише.
Бидвелл вновь не мог подобрать слова. Он заметил, что его пальцы крепко, до боли, впились в поля треуголки. Гром отдавался эхом, постепенно приближаясь; пот стекал по шее Бидвелла за шиворот. Эта комната-парильня как будто сжималась вокруг него, затрудняя дыхание. Надо было выбираться отсюда. Резко развернувшись и при этом едва не сбив с ног Уинстона, он сделал два шага к двери.
— Я видела его лицо, — сказала женщина, и Бидвелл замер на месте, как будто врезался в кирпичную стену. — Я его видела. Он показал мне себя.
Бидвелл посмотрел на нее, ожидая продолжения. Она уже сидела, простыня сползла набок; глаза ее теперь горели, исполненные жестокой муки.
— У него было ваше лицо, — произнесла она с какой-то дикой, полубезумной ухмылкой. — Навроде маски. Он нацепил на себя ваше лицо, когда показывал могилы моих детей.
Ее руки взметнулись и плотно зажали рот, словно она боялась, что оттуда вырвется истошный вопль, способный вывернуть наизнанку ее душу.
— Успокойтесь, мадам, — сказал Бидвелл, хотя и у него при этом дрогнул голос. — Вам нужно вернуться в реальность, отбросить все эти потусторонние видения.
— Мы все будем гореть в аду, если он не получит своего! — заявила она. — Он хочет, чтобы ее выпустили, вот чего он хочет! Чтобы ее выпустили и чтобы мы все убрались отсюда!
— С меня довольно! — Бидвелл снова развернулся и на сей раз покинул комнату.
— Хочет, чтобы ее выпустили! — прокричала она ему в спину. — Он не даст никому из нас покоя, пока не заполучит ее обратно!
Бидвелл без задержки пересек гостиную и вышел из дома; Уинстон шел за ним по пятам.
— Сэр! Сэр! — окликнул Барроу, выйдя наружу вслед за ними.
Бидвелл остановился, стараясь сохранить внешнюю невозмутимость.
— Простите ее, сэр, — сказал Бидвелл. — У нее и в мыслях не было вас обидеть.
— Нет никаких обид. Ваша супруга опасно больна.
— Так и есть, сэр. Но… раз пошли такие дела, вы поймете мое решение: нам придется уехать отсюда.
К этому времени темные чрева туч разродились моросящим дождем, и Бидвелл вновь водрузил треуголку поверх парика.
— Поступайте, как считаете нужным, Барроу. Я над вами не властен.
— Да, сэр. — Он облизнул нижнюю губу, собираясь с духом, прежде чем высказать то, что было у него на уме. — Это был хороший город, сэр. Был когда-то… — Он передернул плечами. — Но теперь все изменилось. Очень жаль, но мы не можем здесь оставаться.