слишком слаб и нуждался в покое. Доктор Шилдс трижды в течение дня потчевал его своим забористым снадобьем, но при этом был достаточно тактичен, чтобы не упоминать о вещах, могущих навредить душевному равновесию пациента. И лекарство всякий раз делало свое дело, отправляя судью в страну снов, подальше от суматошной и тревожной реальности.
По счастью, судья был основательно усыплен (или, скорее, одурманен) в аккурат перед тем, как за стенкой расшумелся Бидвелл. А уже вечером, когда в окутавшей Фаунт-Ройал тьме загорелись очень редкие — по сравнению со вчерашними — фонари, Мэтью попросил у миссис Неттлз колоду карт и сыграл дюжину партий в «Сорок пять»[21] с Вудвордом, который был рад этой возможности поупражнять свои размякшие мозги. За игрой Мэтью перевел разговор на «оксфордский сон» Вудворда, как бы между прочим заметив, что такие воспоминания, похоже, доставляют удовольствие и Джонстону.
— Само собой, — сказал Вудворд, глядя в свои карты. — Кто учился в Оксфорде… тот навсегда останется оксфордцем.
— Хм… — Мэтью решил дождаться конца этой партии, прежде чем снова заговорить об учителе. — Не повезло мистеру Джонстону с коленом. Врожденное уродство, надо же. Однако он неплохо справляется, верно?
Легкая улыбка промелькнула на губах судьи.
— Мэтью, Мэтью, — сказал он. — Ты никогда не остановишься?
— Простите, сэр?
— Не притворяйся. Я не настолько болен и… слаб умом, чтобы не видеть тебя насквозь. Что на этот раз не так с его коленом?
— Ничего, сэр. Просто к слову пришлось. Вы ведь лично его видели, да?
— Видел.
— Вблизи?
— Достаточно близко. Запаха я не почувствовал… из-за моего заложенного носа… но, помнится, мистер Уинстон не смог скрыть отвращения — так сильно воняла мазь на колене Джонстона.
— А само уродство вы хорошо разглядели?
— Да, — сказал Вудворд. — Вполне. И это зрелище не из тех… какие я хотел бы увидеть повторно. А теперь… не вернуться ли нам к игре?
Вскоре после того прибыл доктор Шилдс с третьей за этот день порцией снадобья, после приема которой Вудворд крепко заснул.
Во второй половине дня Мэтью улучил минутку, чтобы осмотреть кабинет Бидвелла, так что теперь он здесь неплохо ориентировался. Закрыв за собой дверь, он ступил на багрово-золотой персидский ковер и сразу направился к массивному, красного дерева, письменному столу, занимавшему главное место в этой комнате. Сел в кресло за столом и осторожно выдвинул самый верхний ящик. Карты там не оказалось, и он взялся за следующий. Тщательный поиск среди всяческих записей, печатей с вензельной буквой «Б», официальных документов и тому подобного не дал результата. То же было с третьим и четвертым, последним выдвижным ящиком.
Мэтью поднялся и взял фонарь, чтобы осмотреть книжные полки. Под ногой скрипнула половица, и по спине его пробежали мурашки. Чуть выждав, он начал поочередно раздвигать переплетенные в кожу книги, предположив, что свернутая карта может быть засунута между ними. Разумеется, с таким же успехом карта могла быть вложена внутрь одного из томов, что существенно затянуло бы поиски.
Он перебрал примерно половину книг на полках, когда со стороны лестницы донесся звук шагов. Мэтью замер, прислушиваясь. Шаги достигли верхней площадки лестницы и также затихли. Какое-то время ни Мэтью, ни человек в коридоре не двигались. Затем шаги начали приближаться, и в щели под дверью показался свет.
Мэтью быстро открыл стеклянное оконце фонаря и задул пламя, а потом отступил вглубь кабинета и присел на корточки за письменным столом.
Дверь отворилась. Кто-то вошел, постоял несколько секунд и затем прикрыл дверь. По стенам заскользил красноватый свет фонаря — вошедший водил им из стороны в сторону. Потом прозвучал голос, но приглушенно, так чтобы не выйти за стены комнаты.
— Мистер Корбетт, я знаю, вы только что задули свечу. Я по запаху чую. Может, покажетесь?
Мэтью распрямился, и миссис Неттлз направила свет на него.
— Вам не вредно бы знать, что моя спальня как раз под этой комнатой, — сказала она. — Я услышала ходьбу наверху и подумала, что мистер Бидвелл среди ночи бродит по своему кабинету.
— Простите, я не хотел вас разбудить.
— А вы и не разбудили, я проснулась еще до того и собралась проведать мистера Бидвелла. Уж больно плох он был нынче.
Миссис Неттлз приблизилась к столу и поставила фонарь. На ней были чепец и халат — оба угрюмого серого цвета, — а ее лицо покрывал изжелта-зеленый, смягчающий кожу крем. Мэтью не удержался от мысли, что, узрев миссис Неттлз в таком виде, Бидвелл спросонок может принять ее за какого-то жабоподобного монстра, выползшего из болотных пучин Ада.
— Ваше вторжение в эту комнату, — сурово молвила она, — не может быть оправдано ничем. Что вы здесь делаете?
Мэтью ничего не оставалось, как сказать всю правду.
— Из разговора с Соломоном Стайлзом я узнал, что у Бидвелла есть карта Флориды и окружающих земель, составленная одним французским путешественником. И я подумал, что она может храниться в этом кабинете — в столе или на книжных полках.
Миссис Неттлз не ответила, но ее взгляд просверлил Мэтью насквозь.
— Не то чтобы я решился на побег, — продолжил Мэтью. — Я только хотел увидеть карту, чтобы получить какое-то представление о местности.
— Это вас погубит, — сказала она. — И ее тоже. Она знает, что вы задумали?
— Нет.
— А вам не кажется, что сперва надо спросить ее и только потом строить планы?
— Я не планирую, я только изучаю.
— Планировать, изучать… все едино. Может статься, у нее вовсе нет охоты сгинуть в пасти дикого зверя.
— А какой выбор? Она предпочла бы сгореть заживо? Я так не думаю!
— Вам бы тон поубавить, — предостерегла она. — Мистер Бидвелл, может, и болен, но пока что еще не оглох.
— Вы правы. Но… если я продолжу поиски этой карты… может, вам лучше будет выйти из комнаты и забыть, что видели меня здесь? Это касается только меня, и никого другого.
— А вот и нет. Меня это касается тоже — разве не я втянула вас в эту историю? Если бы я тогда попридержала язык…
— Извините, — прервал ее Мэтью, — но я вынужден не согласиться. Вы меня не втягивали в историю, а только навели на мысль, что в городе не все ладно. Как потом выяснилось, здесь более чем неладно — не знаю, насколько вы в курсе. Я так или иначе усомнился бы в ведьмовстве Рейчел, даже если бы вы сами свидетельствовали в суде против нее.
— Но если вы так уверены в ее невиновности, почему этого не видит мировой судья?
— Это сложный вопрос, — сказал он. — При ответе надо учитывать его возраст и жизненный опыт… оба в данном случае только затрудняют понимание ситуации. Или, говоря иначе, затрудняют понимание того, что находится за пределами прямой борозды на кривом поле, как вы образно выразились в нашей первой беседе. Так вы позволите мне продолжить поиски?
— Незачем, — ответила она. — Если вам уж совсем невтерпеж найти карту, я просто ее покажу. — Она подняла фонарь и направила свет на стену позади стола. — Вот она висит.
Мэтью поднял глаза. Действительно, на стене — между картиной маслом, изображающей парусный корабль, и нарисованным углем пейзажем лондонских доков — висела коричневая пергаментная карта в деревянной раме, дюймов пятнадцати в длину и около десяти в ширину.
— Ох, — смутился Мэтью. — Что ж… спасибо.
— Вы лучше проверьте, эта ли карта вам нужна. Я знаю только, что она французская, но никогда к ней не приглядывалась.
И она протянула Мэтью фонарь.
Уже в следующую секунду Мэтью понял, что перед ним искомая карта. Вернее, это была лишь часть большей карты, а охваченная ею область начиналась примерно в тридцати милях к северу от нынешнего Фаунт-Ройала и простиралась до места с выцветшей чернильной подписью: «La Terre Florida»[22]. Между Фаунт-Ройалом и испанской территорией перо стародавнего картографа начертало обширный лес с вкраплениями пустошей, извилистых рек и нескольких озер. Тут поработала и фантазия автора: одно из озер было изображено в виде водяного чудища и названо «Le Lac de Poisson Monstre»[23]. Все побережье от Фаунт-Ройала до Флориды было заболочено — судя по значкам травы и воды вместо значков деревьев — и носило название «Marais Perfide»[24]. А в самом центре леса, милях в пятидесяти-шестидесяти к юго-западу от Фаунт-Ройала, расположилась болотистая местность, нареченная «La Terre de Brutalite»[25].
— Ну и как, вам это на пользу? — спросила миссис Неттлз.
— От этого больше головной боли, чем пользы, — сказал Мэтью. — Хотя кое-что полезное тут найти можно.
Он уже разглядел что-то вроде большого открытого участка посреди леса в десяти-двенадцати милях на юго-запад от Фаунт-Ройала. Эта пустошь — при условии, что причудливая карта более-менее соответствовала действительности, — растянулась мили на четыре в длину. Еще один просвет в лесном массиве, включавший озеро, находился южнее первого. Третья и самая большая из пустошей лежала к юго-западу от второго. Все вместе они напоминали отпечатки ног какого-то первобытного великана, и Мэтью подумал, что если эти открытые участки — или хотя бы зоны, не обозначенные словом «perfide»[26], — реально существуют, по ним можно проложить наименее рискованный маршрут до Флориды. Возможно, это и был «самый прямой путь», упомянутый Соломоном Стайлзом. В любом случае следовать этим маршрутом будет легче, нежели день за днем пробираться через сплошной девственный лес. Мэтью также заметил слово «Indien?»[27], написанное мелкими буквами в трех далеко отстоящих друг от друга местах, ближайшее из которых было милях в двадцати к юго-западу от Фаунт-Ройала. Знак вопроса мог предполагать либо случайную встречу с индейцами, либо найденные следы их пребывания, либо просто услышанный вдали грохот племенных барабанов.