Начался пологий, хотя и неровный подъем. На вершине пригорка громоздились красноватые глыбы, с которых открывался вид на бескрайние дикие дебри. Здесь Господь говорил Мэтью о будущей великой стране, какую трудно даже вообразить, а Дьявол шептал ему в другое ухо о неимоверных, чудовищных пространствах, усеянных костями будущих поколений…
Теперь они пошли под гору. Рейчел держалась в нескольких шагах позади Мэтью, который прокладывал тропу в высокой, по грудь, траве. Свадебное платье шуршало о стебли; мелкие колючки жалили ей ноги и цеплялись к подолу.
Солнце поднималось выше, день обещал быть теплым. Но вскоре Мэтью и Рейчел вступили в первозданную чащу, где солнце лишь изредка яркими вспышками проглядывало сквозь кроны гигантских — футов семидесяти в высоту — деревьев, чтобы в следующую секунду смениться темно-зеленым полумраком и пещерной прохладой. Здесь им впервые попалась на глаза живность покрупнее: четверка пасущихся оленух и настороженный матерый олень с пятифутовым размахом рогов. При появлении двух людей оленухи разом подняли головы, а самец коротко всхрапнул и занял позицию между пришельцами и своим маленьким стадом, но потом все они разом повернулись и канули в зеленые заросли.
Еще чуть погодя Мэтью и Рейчел остановились на границе света и тени.
— Что это такое? — озадаченно спросила Рейчел.
Мэтью подошел к ближайшему дубу. Он казался настоящим Голиафом среди окружающих деревьев — не менее ста футов в высоту и порядка тридцати в обхвате, — хотя наверняка не был самым большим в этом древнем лесу. Его ствол был очищен от мхов и лишайников, а кору испещряли вырезанные пиктограммы: человеческие фигурки, спиральные символы и какие-то заостренные значки, видимо обозначавшие наконечники стрел. Оглядевшись, Мэтью заметил поблизости еще с дюжину деревьев, чьи стволы были украшены аналогичным образом: тут и там виднелись изображения людей, оленей, небесных светил (то ли солнца, то ли луны), волнистые линии, вероятно обозначавшие воду или ветер, и еще много чего другого.
— Это индейские знаки, — сказала Рейчел, отвечая на собственный вопрос, пока Мэтью водил пальцем по рисунку на уровне своего лица, представлявшему либо необычайно рослого человека, либо медведя. — Похоже, мы вступаем в их владения.
— Похоже на то, — согласился Мэтью.
Впереди, за основной линией изукрашенных деревьев, виднелось еще несколько стволов с пиктограммами, а за ними стояли уже нетронутые дубы. Мэтью вновь сверился с компасом и картой.
— Может, выберем другой маршрут? — предложила Рейчел.
— Не думаю, что это нам поможет. Судя по компасу, мы идем в правильном направлении. И потом, вряд ли мы сможем точно определить, когда находимся в охотничьих угодьях индейцев, а когда нет.
Он тревожно огляделся. Высоко над их головами ветерок шевелил листву, заставляя смещаться солнечные пятна на земле.
— Чем скорее мы пройдем это место, тем лучше, — сказал Мэтью, и они двинулись дальше.
Через час напряженной ходьбы, заметив по пути еще три-четыре десятка пасущихся оленей, они вышли из зеленой чащи на большую поляну и были потрясены открывшимся зрелищем. Здесь привольно кормилась большая стая — около сотни — диких индеек, которых спугнуло внезапное появление людей. Хлопанье множества крыльев подняло настоящий ветер, а шум был как от налетевшего урагана.
— Ого! — вскричала Рейчел. — Взгляните туда!
Мэтью проследил за направлением ее указующего перста и увидел маленькое озеро, в гладкой воде которого отражались голубое небо и золото солнечных бликов.
— Я хочу здесь отдохнуть, — сказала Рейчел. По глазам было видно, как она устала. — Хочу искупаться и смыть с себя тюремный запах.
— Мы должны идти дальше.
— А мы не могли бы устроиться здесь на ночлег?
— Могли бы, — сказал Мэтью, прикидывая высоту солнца, — но до конца дня еще далеко. Я думал стать лагерем только с наступлением сумерек.
— Сожалею, но мне необходим отдых, — настойчиво повторила Рейчел. — Я почти не чувствую ног. И мне нужно помыться.
Мэтью почесал лоб. Он и сам был предельно измотан.
— Хорошо. Думаю, мы можем устроить часовой привал.
Он снял с натертого плеча мешок и вынул оттуда кусок мыла, к великому изумлению Рейчел.
— Теперь никто не сможет сказать, что я не принес в эту глушь частичку цивилизации.
На этой стадии их отношений, казавшихся даже более интимными, чем у семейной пары, Мэтью не счел нужным удаляться в тень деревьев, чтобы оставить Рейчел одну. Да она ничего такого и не ожидала. Мэтью лег на траву и стал смотреть в небо, а она, быстро скинув ботинки и увядшее свадебное платье, нагишом зашла в воду. Стоя спиной к берегу, намылила свои интимные места, затем живот и грудь. Мэтью невзначай окинул взглядом… затем еще одним… затем третьим, уже более пристальным… ее смуглое тело, исхудавшее на тюремной баланде. При желании он мог бы пересчитать все ее ребра. Фигура у нее была вполне женственной, но прямая — несмотря на усталость — осанка говорила о редкой целеустремленности и воле к жизни. Он смотрел, как Рейчел глубже заходит в воду, поеживаясь от холода, хотя солнце уже грело вовсю. Она наклонилась, чтобы смочить волосы, а затем стала втирать в них мыльную пену.
Мэтью сел, подняв колени к подбородку. Его исцарапанное колючками лицо залилось краской, когда он представил собственные руки скользящими по выпуклостям и впадинам тела Рейчел, как будто исследуя новую территорию. Какое-то крылатое насекомое с громким жужжанием закружилось над его головой, что помогло ему отвлечься от нескромных мыслей.
Когда волосы были вымыты и Рейчел наконец ощутила себя чистой, она вспомнила о Мэтью. Одновременно к ней вернулась и стыдливость, как будто тюремная грязь скрывала ее от посторонних взоров и лишь теперь она обнажилась по-настоящему. Поэтому она приблизилась к берегу в полуприседе, погруженная в воду по шею.
К этому времени Мэтью отрезал кусок ветчины из их запасов и, отделив половину для Рейчел, приступил к еде. Увидев, что она готовится выйти из воды, он повернулся спиной к озеру. Рейчел выбралась на берег и встала лицом к солнцу, чтобы быстрее обсохнуть.
— Боюсь, по прибытии в испанский город или форт вам придется сочинить какую-нибудь правдоподобную историю, — сказал Мэтью, остро ощущая, насколько близко к нему стоит Рейчел. — Вряд ли испанцы, даже при всей их вражде к Англии, согласятся предоставить убежище осужденной ведьме.
Он доел ветчину и облизал пальцы, глядя на ее тень рядом с собой.
— Лучше всего, если вы назоветесь сбежавшей служанкой или, к примеру, женой колониста, которой опротивели британские порядки. А когда испанцы узнают о вашем происхождении, у них больше не возникнет вопросов.
Вновь над его головой зажужжало назойливое насекомое — нет, теперь уже два насекомых. Мэтью отогнал их взмахом руки.
— Погодите-ка, — сказала она, поднимая с земли свое платье. — Вы говорите только обо мне. А как же вы?
— Я только помогаю вам добраться до Флориды… но не собираюсь оставаться там с вами.
Переваривая эту неожиданную новость, Рейчел стала надевать платье. Он наблюдал за ее тенью и, когда увидел, что с одеванием покончено, вновь повернулся к Рейчел. Одного взгляда на эту красоту — на густые черные волосы, изящное и гордое лицо, яркие янтарные глаза — оказалось достаточно для того, чтобы его сердце забилось быстрее. Ночная птица казалась еще более пленительной при свете дня. Мэтью вздохнул и счел за благо опустить глаза.
— Я англичанин, — сказал он. — Я связан условностям и правилами английской жизни, нравятся они мне или нет. Я просто не смогу жить на чужбине.
Он вымучил короткую и не очень искреннюю улыбку.
— Мне будет не хватать отварной картошки с ростбифом. Кроме того… я не владею испанским языком.
— Я не могу вас понять, — сказала она. — Что вы за человек, если совершаете такое, ничего не желая взамен?
— О, я надеюсь кое-что получить взамен, будьте спокойны. Я надеюсь, что это позволит мне жить в мире с самим собой. Надеюсь, что вы вернетесь в Португалию или Испанию и вновь наладите свою жизнь. Надеюсь вновь увидеть судью Вудворда и выступить перед ним в свою защиту.
— Я думаю, по возвращении вы окажетесь за решеткой покрепче той, что сдерживала меня, — сказала Рейчел.
— Не исключено, — признал он. — Очень может быть. Но долго я там не пробуду. Вот, хотите перекусить?
Он протянул ей кусок ветчины. Рейчел взяла еду.
— Даже не знаю, какими словами передать, насколько я вам благодарна, Мэтью.
— Что? Из-за одного кусочка ветчины? Если это для вас так важно, можете взять всю…
— Вы знаете, о чем я, — прервала она. — О том, что вы сделали. Вы страшно рисковали. — Ее лицо было серьезным и мрачным, но в глазах блестели слезы. — Боже мой, Мэтью! Я ведь уже смирилась со смертью. Совсем пала духом. Как я смогу вернуть такой долг?
— На самом деле это я вам должен. Я прибыл в Фаунт-Ройал мальчишкой, а покинул его уже повзрослевшим. Присядьте, вам нужен отдых.
Она села рядом и прижалась к нему всем телом, как будто они были стиснуты тысячной толпой, а не сидели вдвоем среди безлюдья — на земле, сотворенной Богом не без участия Дьявола. Он попытался отстраниться, смущенный реакцией своего тела на ее близость, но она мягко взяла его левой рукой за подбородок.
— Послушайте, — сказала Рейчел почти шепотом, глядя в глаза Мэтью; их лица разделяли лишь несколько дюймов несущественного пространства. — Я очень любила своего мужа. Я отдала ему свое сердце и свою душу. И тем не менее, мне кажется… я могла бы полюбить вас так же… если вы позволите.
Последние дюймы пространства исчезли. Мэтью не знал, кто из них первым потянулся к другому, да и разве это было так важно? Кто-то сделал первое движение, кто-то подался навстречу, что вместе составило геометрию и поэзию их поцелуя.
Хотя Мэтью никогда прежде этого не делал, все произошло на удивление естественно. Что его встревожило, так это скорость собственного сердцебиения — этаким аллюром конь мог бы к первой звезде доскакать отсюда до Бостона. Что-то внутри его словно расплавилось, как плавится и меняет форму стекло в синем пламени горна. Это придавало силу и одновременно ослабляло, восторг мешался с испугом — все то же сочетание Бога и Дьявола, видимо лежащее в основе всех вещей.