Блюдо было белым. А по краю его украшала роспись из алых сердечек.
Да, он определенно сошел с ума. Готовый пациент для адского Бедлама. Ибо это было то самое блюдо, которое Лукреция Воган выбросила в источник; только тогда оно было еще целым и на нем лежал аппетитный пирог со сладким картофелем.
— Йанте те напха те, — напевал демон, — саба йанте напха те.
Мэтью снова терял себя, растворяясь в набухающей тьме. Реальность — каковой бы она ни была в этом Мире Хаоса — распадалась на части и исчезала, словно тьма была живым существом, пожиравшим сперва звуки, затем свет и напоследок запахи.
Если в стране мертвых вообще можно умереть, то Мэтью это удалось сполна.
Однако вскоре он убедился, что такая смерть мимолетна и несет в себе очень мало покоя. Вновь усилилась, а затем схлынула боль. Он открыл глаза, но при виде движущихся размытых фигур либо теней поспешил их закрыть, устрашившись того, что к нему явилось. Он то ли снова умер, то ли спал и видел кошмар, в котором за ним по кровавой поляне гонялся Одноглаз, а на спине медведя сидел крысолов, норовя пронзить беглеца пятизубой острогой. Он просыпался, залитый летним потопом собственного пота, и засыпал уже сухим, как зимний лист.
Вернулся демон, извергающий дым, и пытка возобновилась. Мэтью опять заметил сломанное белое блюдо с алыми сердечками. На сей раз он решился заговорить с демоном.
— Кто ты такой? — произнес он слабым, дрожащим от ужаса голосом и вместо ответа услышал все то же напевное бормотание. — Что ты такое? — спросил Мэтью.
Никакого ответа.
Он засыпал и просыпался, засыпал и просыпался. Время утратило смысл. За ним присматривали еще два демонических существа, эти вроде как женского обличия: с длинными черными волосами, также украшенными листьями и косточками животных. Они поднимали подобие циновки — сплетенной из трав, мха, перьев и еще невесть чего, — которая покрывала его наготу, чистили раны по мере необходимости, пичкали его какой-то серой кашицей с сильным рыбным привкусом и подносили к его губам деревянный ковшик с водой.
Огонь и дым. Движение теней в полумраке. Все то же напевное бормотание. Да, это точно был Ад.
А потом настал момент, когда он открыл глаза и увидел Рейчел, стоявшую рядом с его постелью в этом царстве пламени и мглы.
— Рейчел! — прошептал он. — И ты здесь? О… Боже… медведь…
Она ничего не сказала и только поднесла палец к губам. Даже у мертвой Рейчел глаза сияли, как золотые монеты. Эбеновые волны волос ниспадали на плечи, и Мэтью солгал бы, попытайся он утверждать, что огненный свет Ада не придавал ей особую красоту, от которой щемило сердце. На ней было прямое темно-зеленое платье с голубой бисерной вышивкой. Мэтью видел пульсацию вены на ее шее, видел пот, блестящий на щеках и лбу. Надо признать, эти демоны искусно создавали иллюзию жизни.
Он попытался повернуть в ее сторону голову, но та все еще была привязана к ложу, как и его конечности.
— Рейчел… прости меня, — прошептал он. — Ты не должна быть здесь. Ты вынесла свой срок адских мучений… еще на земле.
Ее палец коснулся губ Мэтью, призывая его к молчанию.
— Сможешь ты когда-нибудь… меня простить? — спросил он. — За то, что привел тебя к такому… страшному концу.
Между ними проплывали клубы дыма; где-то за спиной Рейчел потрескивал и гудел огонь.
И она дала красноречивый ответ: наклонившись, прижалась губами к его губам. Поцелуй затягивался, становясь призывным.
Его тело — то есть иллюзия тела — среагировало на поцелуй так же, как сделало бы это в реальном, земном мире. Что нисколько не удивило Мэтью, ибо всем известно, что если Небеса исполнены музыки ангельских лир, то в Аду звучат флейты плотских соблазнов. С этой точки зрения, пожалуй, Преисподняя была не таким уж неприятным местом.
Рейчел отодвинулась, но ее лицо осталось в поле зрения Мэтью. Ее губы были влажны, глаза сияли, на щеке играли отблески пламени.
Она завела руки за спину, что-то там развязала — и расшитое бисером платье соскользнуло с нее на пол.
Руки Рейчел вернулись, чтобы снять накрывавшую его травяную циновку. Затем она встала на что-то вроде помоста и медленно, бережно опустила свое обнаженное тело на Мэтью. После этого вновь натянула то же травяное покрывало на них обоих и припала жадным поцелуем к его губам.
Он хотел спросить, осознает ли она свои действия. И еще он хотел понять, любовь это или просто страстный порыв. Или, может, глядя в его лицо, она видела перед собой Дэниела?
Но он не озвучил никаких вопросов, просто отдавшись этому моменту. Или, точнее, этот момент возобладал над ним. Он ответил на поцелуй с не меньшей страстью, а она прильнула к его телу, уже не в силах сдерживаться.
Не прерывая поцелуя, Рейчел нащупала и крепко обхватила пальцами его готовый к действию инструмент. Затем плавным движением бедер погрузила его в себя, во влажное и жаркое отверстие, раскрывшееся, чтобы его принять, и сомкнувшееся теснее, когда он вошел глубже.
Мэтью не мог шевелиться, зато Рейчел ничто не сковывало. Ее бедра начали совершать поначалу неспешные круговые движения, перемежаемые сильными толчками. С губ Мэтью слетел стон от невероятного, и вправду неземного ощущения, а Рейчел откликнулась тем же. Они целовались так, словно хотели слиться в одно целое. Вокруг них вился дым, горел огонь, а их губы искали и находили друг друга, бедра Рейчел поднимались и опускались, с каждым разом вбирая его все глубже, и Мэтью закричал от почти болезненного наслаждения. Даже на этот жизнетворный акт совместно повлияли Бог и Дьявол, подумал он в горячечном восторге.
А потом он вообще перестал думать, отдавшись во власть природы.
Рейчел наседала на него все сильнее. Ее губы прижались к уху Мэтью, а пахнущие хвоей волосы рассыпались по его лицу. Она дышала быстро и надрывно. Бешеное сердцебиение Мэтью сопровождалось ударами сердца Рейчел в его влажную грудь. Она еще пару раз резко дернулась, выгнула спину и, зажмурив глаза, откинула назад голову. Потом задрожала и, открыв рот, испустила долгий, тихий вздох. А через миг наслаждение Мэтью обернулось белой вспышкой боли, подобно молнии пронзившей его тело от макушки вдоль позвоночника. В разгар этой бури ощущений он почувствовал себя взрывающимся внутри влажной тесноты Рейчел, что вызвало у него судорожную гримасу и крик. Рейчел тотчас закрыла его рот новым поцелуем, словно стремилась поймать этот крик и, как золотой амулет, сохранить его навеки в тайнике души.
С обессиленным вздохом Рейчел прильнула к нему, в то же время опираясь на локти и колени, чтобы не давить на его тело всем своим весом. Мэтью по-прежнему находился внутри ее, и его инструмент был по-прежнему тверд. Невинность ушла в прошлое, оставив после себя сладкую боль, но пыл еще не угас. Очевидно, то же касалось и Рейчел, которая всмотрелась в лицо Мэтью и начала двигаться на нем снова; ее чудесные глаза сверкали отраженным огнем, волосы взмокли от напряжения.
Что ж, если это и есть Ад, подумал Мэтью, неудивительно, что на земле полно желающих сюда попасть.
Второй акт прошел в несколько замедленном темпе по сравнению с первым, однако толчки Рейчел стали более энергичными. Мэтью мог только лежать пластом, делая тщетные попытки двигаться с ней в такт. Впрочем, с этим ничего бы не вышло, даже будь он свободен, ибо слабость разлилась по всем мышцам, кроме одной-единственной, поглотившей все его силы.
Наконец Рейчел снова прижалась к нему всем телом, и — хотя он всячески старался оттянуть этот миг — Мэтью вновь испытал слепящее сочетание удовольствия и боли как признак необратимого приближения того, к чему так жадно стремились они оба.
За этим последовали теплые влажные ласки, с бурным дыханием, поцелуями и игрой языков, но Мэтью уже понял, что коня придется вернуть в стойло, ибо дальше он карету не потянет.
Вскоре он закрыл глаза и погрузился в сон. А когда открыл их вновь — неизвестно сколько времени спустя, — на краю постели сидел демон с желтым третьим глазом и толок белым камнем в небольшой деревянной миске отвратного вида коричневую смесь из семян, ягод и чего-то непонятного, но очень дурно пахнущего. Издав череду ворчащих и свистящих звуков, демон поднес щепотку этого вещества ко рту Мэтью.
Ага, вот сейчас и начнутся настоящие пытки, сообразил Мэтью. Смесь, которую ему навязывали, с виду походила на собачье дерьмо и воняла свежей блевотиной. Мэтью крепко сжал губы. Раздраженно ворча и присвистывая, демон продолжил попытки пропихнуть эту гадость ему в рот, но Мэтью упорно сопротивлялся.
Внезапно из дыма возникла еще одна фигура и остановилась рядом с его лежанкой. Мэтью разглядел ее лицо. А она меж тем, не говоря ни слова, взяла щепотку мерзкой субстанции, отправила ее себе в рот и начала демонстративно жевать.
Мэтью не поверил своим глазам. Нет, не потому, что она добровольно ела это, а потому, что перед ним была та самая темноволосая немая девчонка из трактира Шоукомба. Только сейчас ее внешность и одежда сильно изменились. Чисто вымытые, блестящие волосы оказались не такими уж темными, скорее каштановыми. Ее голову венчало подобие диадемы, сплетенной из стеблей травы и выкрашенной в красный цвет. На скулах лежали мазки румян. Прежде тускло-остекленелый взгляд теперь стал ясным и осмысленным. Одеяние из выделанной оленьей кожи было спереди украшено узором из красных и лиловых бисерин.
— Ты! — изумился Мэтью. — Что ты делаешь в этом…
Тут демон изловчился и засунул немного своей дряни ему в рот. Первым побуждением Мэтью было сплюнуть, но демон уже накрыл ему рот ладонью, а другой рукой принялся массировать горло.
У Мэтью не было выбора, кроме как проглотить эту странную маслянистую кашицу. Что ж, ему случалось есть сыры, куда более противные на вкус. Собственно, здесь была целая комбинация вкусов, кислых и сладких, и это… да, это стоило распробовать как следует.
Девчонка (вспомнилось, как Эбнер с хохотом назвал ее просто Девкой, когда Мэтью спросил ее имя) исчезла среди теней и бликов пламени до того, как он успел обратиться к ней с новым вопросом. Демон продолжал его кормить, пока миска не опустела.