— Что это за место? — спросил Мэтью, языком выковыривая застрявшие между зубами семена; демон не ответил и, прихватив миску, также начал медленно удаляться. — Я в Аду, да?
— Се напха та ами, — сказал демон и прищелкнул языком.
В следующий момент Мэтью остался в одиночестве. Сквозь дымку он разглядел вверху что-то вроде стропил из неошкуренных стволов молодых сосенок.
Чуть погодя его веки снова отяжелели. Он не смог противиться сну, который нахлынул огромной зеленой волной и унес его в неведомые глубины.
Никаких сновидений. Просто дрейф, который мог бы длиться веками в абсолютном покое и тишине.
А потом раздался голос.
— Мэтью…
Ее голос.
— Ты меня слышишь?
— А-а-а… — ответил он затяжным, расслабленным вздохом.
— Ты можешь открыть глаза?
Почти без усилий — но не без сожаления, ибо отдых действовал на него умиротворяюще — он так и сделал. Лицо Рейчел было совсем близко, отчетливо различимое в мерцающем свете пламени. Дым к этому времени уже рассеялся.
— Они хотят, чтобы ты попробовал подняться, — сказала она.
— Они? — Во рту был вкус какой-то гари или пепла. — Это кто?
К Рейчел приблизился и встал рядом все тот же демон, только теперь без третьего глаза во лбу. Он с гортанным ворчанием сделал жест, предлагающий Мэтью встать с постели. Кое-что начало проясняться.
Появились два женоподобных демона, ранее ухаживавших за Мэтью, и затеяли какую-то возню у него в изголовье. Он услышал скрип разрезаемой кожи — должно быть, ремня, — и вдруг его голова освободилась, что сразу же отозвалось спазматической болью в шейных мышцах.
— Имей в виду, — сказала Рейчел, пока женские особи перерезали остальные ремни, удерживавшие Мэтью в неподвижности, — ты был ужасно изранен. Этот медведь…
— Да, медведь, — прервал ее Мэтью. — Он меня все-таки прикончил. И тебя тоже.
— Что? — Она наморщила лоб.
— Я о медведе, который убил…
Он почувствовал, как от пут освободились правое и левое запястья. А умолк он потому, что заметил на Рейчел ее свадебное платье. С зелеными пятнами от сырой травы. Он сглотнул густой комок в горле.
— Так мы что… не мертвы?
— Нет, мы оба вполне живы. Правда, ты был очень близок к смерти. Не подоспей они вовремя, ты бы истек кровью. Один из них перевязал твою руку и остановил кровотечение.
— Моя рука…
Мэтью вспомнил жуткую боль в плече и стекающую с пальцев кровь. Он не мог пошевелить пальцами левой руки. Более того, он их даже не ощущал. В животе екнуло от недоброго предчувствия. Не решаясь взглянуть на свою конечность, он спросил:
— Она у меня еще есть?
— Да, — серьезно ответила Рейчел, — но рана… была очень тяжелой. До кости, и сама кость сломана.
— Что еще?
— Твой левый бок. Удар был страшный. Сколько ребер сломано — два, три или больше — я не знаю.
Мэтью поднял правую руку — невредимую, если не считать ссадины на локте, — и осторожно потрогал свой левый бок. Пальцы наткнулись на слой глины, смешанной с каким-то липким коричневым веществом. Бугор под этим слоем указывал на еще что-то, приложенное непосредственно к ране.
— Лекарь поставил припарку, — сказала Рейчел. — Из всяких трав, табачных листьев и… много чего еще.
— Какой лекарь?
— Этот… — Рейчел взглядом указала на стоявшего рядом демона. — Он у них за лекаря.
— О Господи! — вымолвил потрясенный Мэтью. — Я все-таки попал в Ад! А если нет, то где я?
— Нас доставили в индейское селение, — спокойно пояснила Рейчел. — Не знаю, как далеко отсюда до Фаунт-Ройала. Но от того места, где на тебя напал медведь, мы шли больше часа.
— Индейское селение? Значит… меня лечил индеец?
Об этом даже думать было тошно! Уж лучше попасть в руки адского эскулапа, чем дикого язычника!
— Да. И толково лечил, между прочим. Ко мне они отнеслись по-доброму, Мэтью. У меня не было причин их бояться.
— Пок! — сказал индейский лекарь, знаком призывая Мэтью подняться. К тому моменту женщины уже перерезали путы на его ногах и удалились. — Хапапе пок покати!
Он ухватился за край циновки, прикрывавшей тело Мэтью, и отбросил ее в сторону, оставив его совершенно нагим.
— Пух! Пух! — заявил доктор, шлепая ладонью по ногам пациента.
Мэтью инстинктивно попытался прикрыть свой срам. Правая рука сделала это довольно быстро, но при малейшем напряжении левой его плечо пронзила жгучая боль. Он стиснул зубы, обливаясь потом, после чего заставил себя взглянуть на рану.
Плечо и руку до локтя включительно облепляла глина, а под ней к ране, надо полагать, были приложены какие-то снадобья. Глиной был обмазан и деревянный лубок, зафиксировавший его локоть в слегка согнутом положении. Всю кожу от края глины и до кончиков пальцев покрывали черно-лиловые кровоподтеки. Выглядело это ужасно, но рука у него, по крайней мере, осталась. Он поднял здоровую руку к своему лбу и здесь тоже нащупал глиняную накладку, закрепленную какой-то клейкой пастой.
— Да, есть рана и на голове, — сказала Рейчел. — Сможешь подняться?
— Смогу, если только не развалюсь на куски. — Он взглянул на лекаря. — Одежда! Ты меня понимаешь? Мне нужна одежда!
— Пух! Пух! — сказал тот и вновь похлопал Мэтью по ногам.
Тогда Мэтью обратился к Рейчел:
— Ты не могла бы принести мою одежду?
— У тебя ее нет, — сказала она. — Ты был весь в крови, и они в первый же вечер совершили над твоей одеждой какой-то обряд, а потом ее сожгли.
Он вздрогнул, как ужаленный.
— В первый вечер? Сколько времени мы уже здесь?
— Это пятое утро.
Четверо суток в индейском плену! Мэтью не мог в это поверить. Четверо суток, и они все еще остаются при своих скальпах! Может, эти дикари ждали, когда он поправится, чтобы разом оскальпировать их обоих?
— Как я поняла, нас ждет встреча с местным старостой — или вождем, или как там у них принято говорить. Я его еще ни разу не видела, но они явно готовятся к какой-то церемонии.
— Пух! Пух! — твердил знахарь. — Се хапапе та мук!
— Ладно, — сказал Мэтью, покоряясь неизбежному. — Попробую встать.
Рейчел помогла ему спустить ноги с лежанки на земляной пол. К нему взывало чувство приличия, но откликнуться на этот призыв не было возможности. Одеревеневшие ноги плохо сгибались, зато не подкашивались в коленях. Толстый слой глины отяжелял сломанную руку, но в целом это было терпимо благодаря загибавшемуся вокруг локтя лубку. Каждый вдох отдавался тупой болью в левых ребрах, однако и с этим можно было справиться, если дышать не слишком глубоко.
Он понимал, что ни за что не выжил бы в схватке с Одноглазом, не будь тот слишком старым и больным. Встреча с этим зверюгой в его более молодые годы означала бы либо враз оторванную голову, либо долгую мучительную смерть с разодранным животом, как умер муж старой Мод.
Индейский знахарь — также практически голый, если не считать ремешка с лоскутом оленьей кожи, прикрывавшим пах, — пошел впереди них к дальней стене прямоугольного помещения с несколькими лежанками. Мэтью догадался, что это местная больница. Огонь в обложенной камнями яме горел еле-еле, но большая куча золы по соседству напоминала о бушевавшем здесь недавно огненном аде.
Сначала он опирался на Рейчел, но постепенно ноги привыкали ходить самостоятельно. Сознание было все еще затуманено. Он не мог понять, происходила ли давешняя любовная сцена в действительности или привиделась ему в бреду после тяжелых травм. Ну конечно же, Рейчел никогда не полезла бы на эту лежанку заниматься любовью с умирающим! И сейчас ее речь и поведение не указывали на возможность чего-то такого между ними.
Но все же… вдруг это произошло на самом деле?
По крайней мере, одна деталь, которую он считал частью своего сна, оказалась реальной: на полу, среди валявшихся вокруг костра глиняных и деревянных мисок и сделанных из костей курительных трубок, он заметил половинку блюда Лукреции Воган с алыми сердечками по краю.
Доктор-дикарь — один вид коего поверг бы в ужас его коллегу, доктора Шилдса, — оттянул в сторону черную медвежью шкуру, закрывавшую вход в больницу.
По полу тотчас разлился слепящий белый свет. Мэтью зажмурил глаза и пошатнулся.
— Я тебя поддержу, — сказала Рейчел, подставляя свое плечо для опоры.
Снаружи донесся возбужденный шум, состоявший из визга, радостных воплей и смеха. Мэтью увидел перед собой множество коричневых улыбающихся лиц, норовящих придвинуться к нему ближе. Знахарь заорал на них с раздражением, смысл которого был понятен без перевода: «Расступитесь, дышать нечем!»
И Рейчел вывела Мэтью, голого и очумелого, на Божий свет.
Глава сороковая
Первые ряды подавались в стороны, понуждаемые к этому грозными окриками целителя в набедренной повязке. Мэтью и Рейчел двинулись следом за ним, сопровождаемые индейцами, чьи вопли, смех и возбужденные завывания вновь набирали силу.
Мэтью никогда до этой минуты — даже окунись он с головой в бочку рома и нахлебайся вдоволь — не смог бы вообразить себя в подобной ситуации: чтобы нагишом среди бела дня брести при поддержке Рейчел через толпу горланящих и ухмыляющихся индейцев. Его зрение понемногу восстанавливалось после ослепления ярким светом. Он узрел два десятка круглых деревянных хижин с обмазанными глиной или обросшими мхом стенами; на их торфяных крышах росла густая, как на лугу, трава. Меж домами просматривалось поле с частоколом сочных кукурузных стеблей, при одном виде которых могли бы пасть ниц горемычные фермеры Фаунт-Ройала. Две собаки — серая и темно-бурая — начали обнюхивать ноги Мэтью, но лекарь криком прогнал их прочь. То же повторилось и с четверкой голых коричневых ребятишек, с любопытством подступивших к светлокожему пациенту, а затем, визжа и подпрыгивая, пустившихся наутек.
Под стать лекарю, почти все здешние мужчины (такие же узколицые, сухощавые, с бритыми головами и пучком волос на затылке) практически не пользовались одеждой, тогда как на женщинах были накидки из оленьих шкур либо яркие платья, сотканные из чего-то вроде хлопка. Впрочем, иные из женщин оставляли грудь открытой, каковое зрелище повергло бы в обморок добропорядочных колонистов. Ходили они кто босиком, а кто в мокасинах из оленьей кожи. Многие мужчины щеголяли весьма изощренными синими татуировками, какие можно было заметить и у некоторых женщин постарше. Зачастую татуированы были не только лица, но также грудь, руки, бедра и, надо