полагать, все прочие места на их телах.
Настроение было праздничное. Взрослые ликовали и веселились как дети, а неисчислимая детвора оголтело скакала тут и там подобно разыгравшимся бельчатам. Домашняя живность также присутствовала в избытке: свиньи, куры и целая свора лающих собак. Наконец лекарь подвел Мэтью и Рейчел к хижине, расположенной в самом центре поселения, отодвинул украшенный орнаментом полог из оленьей шкуры и впустил чужаков в прохладное, слабо освещенное помещение.
Источниками света служили расставленные по кругу глиняные плошки с горящим маслом. Лицом к этому кругу — на устланном звериными шкурами помосте с трехфутовыми опорными столбиками — восседал, скрестив ноги, мужчина.
При первом же взгляде на него Мэтью замер как вкопанный. От внезапного потрясения его челюсть отвисла так сильно, что едва не упала на пол.
Этот человек — явно местный вождь, правитель, староста, или как он там именовался у дикарей, — носил крошечную набедренную повязку, прикрывавшую только срамное место. Но здесь это было в порядке вещей. А потрясло Мэтью то, что голову вождя венчал длинный белый судейский парик с мелкими кудряшками, а его грудь прикрывал…
Это сон, подумал Мэтью. Чтобы вообразилось такое, надо впасть в сомнамбулический транс.
Ибо грудь вождя прикрывал раззолоченный камзол судьи Вудворда.
— Пата не, — произнес лекарь, подталкивая Мэтью и Рейчел к центру круга, а потом знаками велел им сесть. — Оха! Оха!
Рейчел повиновалась, но попытка Мэтью присесть отозвалась острой болью в ребрах. Скривив лицо, он ухватился за свой обмазанный глиной бок.
— Уг! — подал голос вождь. У него было узкое вытянутое лицо с татуировками в виде колец на обеих щеках. По рукам от плеч до кистей также тянулись татуировки, похожие на синие вьющиеся лозы. Кончики его пальцев были выкрашены в красный цвет. — Се на оха! Пах ке не су на оха саупапа!
Его повелительный голос немедля привел в движение лекаря — тот схватил оседающего на пол Мэтью за правую руку и вернул его в вертикальное положение. Заметив это, Рейчел подумала, что вождь приказывает им обоим стоять, и начала подниматься, но лекарь довольно жестким толчком усадил ее снова.
Вождь встал во весь рост на своем помосте. Его ноги от коленей до босых ступней также были татуированы. Он упер руки в боки и устремил на Мэтью взгляд глубоко посаженных черных глаз. Вид у него был серьезный и внушительный, как и полагалось лицу, облеченному властью.
— Те те вейя, — произнес он; лекарь попятился и покинул хижину. Следующая фраза была обращена к Мэтью. — Урн та ка па пе не?
Мэтью покачал головой. Драгоценный камзол Вудворда был расстегнут на груди вождя, и Мэтью разглядел там фрагменты еще нескольких татуировок. Хотя точный возраст этих туземцев было сложно определить по их внешности, Мэтью пришел к выводу, что вождь еще молод — возможно, всего пятью-шестью годами старше его самого.
— Оум? — спросил вождь, наморщив лоб. — Ка тайнай калмет?
И вновь Мэтью мог лишь непонимающе покачать головой.
Вождь на минуту опустил взгляд и со вздохом скрестил на груди руки, как будто углубившись в размышления. Мэтью со страхом предположил, что он обдумывает наилучший способ умерщвления своих пленников.
Затем вождь поднял глаза и произнес:
— Quel chapeau portez vous?
На сей раз Мэтью чуть не рухнул наземь. Этот индеец обращался к нему на французском языке. Сам по себе вопрос был странным, но прозвучал он несомненно по-французски. Смысл был таков: «Какую шляпу ты носишь?»
Мэтью постарался сосредоточиться, хотя сама мысль о том, что татуированный дикарь может правильно изъясняться на одном из европейских языков, никак не укладывалась у него в голове. От изумления он даже на пару секунд забыл о своей постыдной наготе.
— Je ne porte pas de chapeau, — ответил он, что означало: «Я не ношу шляпы».
— Аш аш! — Вождь искренне, открыто улыбнулся, что сразу добавило этому помещению света и теплоты. Затем он хлопнул в ладоши, как будто в равной степени удивленный и обрадованный тем, что Мэтью понимает его речь. — Tous les hommes portent des chapeaux. Mon chapeau est Nawpawpay. Quel chapeau portez vous?
Теперь Мэтью догадался, что речь идет об именах. Дословно вождь сказал: «Все люди носят шляпы. Моя шляпа Наупаупэ. Какую шляпу носишь ты?»
— О! — сказал Мэтью, кивая. — Mon chapeau est Mathieu.
— Матье, — повторил Наупаупэ, словно взвешивая это имя на языке. — Матье… Мэтью, — продолжил он все так же по-французски. — Очень странная шляпа.
— Пусть так, но эту шляпу мне подарили при рождении.
— А! Но теперь ты родился заново, так что тебе потребуется новая шляпа. И я лично дарю ее тебе: Сразивший Демона.
— Сразивший Демона? Не понимаю. — Он взглянул на Рейчел, которая — не зная ни слова по-французски — оставалась в полном неведении о сути разговора.
— А разве не ты сразил демона, чуть не забравшего твою жизнь? Демона, который бродил по этим землям с тех… о… с каких давних пор, ведают лишь души мертвых, включая душу моего отца. Не счесть наших братьев и сестер, погибших от его клыков и когтей. Мы пытались убить этого зверя. Да, мы пытались. — Он кивнул, снова мрачнея лицом. — Но после каждой попытки демон насылал на нас злые чары. На каждую стрелу, вонзенную в его тело, он отвечал десятком проклятий. Умирали наши младенцы, чахли наши посевы, переставала ловиться рыба, а нашим провидцам являлись картины конца времен. И мы перестали пытаться, чтобы спасти свои жизни. Тогда стало полегче, однако зверь вечно был голоден. Понимаешь? Никто из нас не смел его убить. Лесные демоны все заодно и всегда мстят за своих.
— Но зверь все еще жив, — сказал Мэтью.
— Нет! Наши охотники заметили вас в лесу и пошли следом. Потом на тебя напал зверь! Они рассказали мне, как ты встал перед ним с громким боевым кличем. Жаль, я не видел этого сам! Они сказали, что зверь был ранен. Я послал нескольких человек, которые нашли его мертвым в берлоге.
— А, вот оно что. Хотя… он был старым и больным. Я думаю, он и так уже умирал.
Наупаупэ пожал плечами:
— Очень может быть, Мэтью, но кто нанес ему последний удар? Они нашли твой нож, застрявший у него здесь. — Он ткнул себе пальцем снизу в подбородок. — А если тебя страшит гнев лесных демонов, то можешь не беспокоиться: они мстят лишь моему народу. Твоего народа они боятся.
— В этом я не сомневаюсь, — сказал Мэтью.
Рейчел больше не могла выносить неведения.
— Мэтью, что он говорит?
— Они нашли мертвого медведя и считают, что его убил я. И он дал мне новое имя: Сразивший Демона.
— Вы с ним говорили по-французски?
— Да. Но я понятия не имею, откуда он мог…
— Простите, что прерываю, — сказал Наупаупэ. — Но откуда ты знаешь язык Короля Ла-Пьера?
Мэтью снова перестроился с английского на французский.
— Короля Ла-Пьера?
— Да, из королевства Франз-Эвропэ. Ты принадлежишь к его племени?
— Нет.
— Но у тебя есть от него известия? — спросил он с надеждой. — Когда он вернется в наши края?
— Э-э… ну… я точно не знаю, — растерялся Мэтью. — А когда он был тут в последний раз?
— О, это было еще при жизни отца моего деда. Он научил своему языку моих предков и сказал, что это язык королей. Я хорошо на нем говорю?
— Да, очень хорошо.
— Ах! — Наупаупэ просиял, как мальчишка. — Я часто говорю на нем сам с собой, чтобы не утратить его вкус. Король Ла-Пьер показал нам извергающие пламя палки, он ловил наши лица в твердой лужице, которую доставал из сумки. И еще… у него была маленькая поющая луна. Все это вырезано на табличке для памяти. — Он озадаченно нахмурился. — Очень надеюсь, что он вернется, и тогда я смогу сам увидеть чудеса, которые видел отец моего деда. Такое чувство, словно мне чего-то не хватает. А ты не из его семьи? Тогда как ты научился говорить на королевском языке?
— Меня научил один человек из племени Короля Ла-Пьера, — нашелся Мэтью.
— Теперь понятно! Когда-нибудь… когда-нибудь… — он поднял палец в знак важности следующих слов, — я на облачной лодке поплыву через большую воду во Франз-Эвропэ. Я пройду по их деревне и увижу своими глазами хижину Короля Ла-Пьера. Это должно быть великое и богатое место, и при нем не меньше ста свиней!
— Мэтью! — вмешалась Рейчел, не в силах далее слушать этот непонятный ей разговор. — Что он сказал?
— Твоя женщина, к сожалению, не такая цивилизованная, как мы с тобой, — заметил Наупаупэ. — Она говорит грязными словами, как та бледная рыбина, что мы недавно поймали.
— Бледная рыбина? — заинтересовался Мэтью и знаком попросил Рейчел хранить молчание. — Что за бледная рыбина?
— О, это просто ничтожество. Даже меньше чем ничтожество, поскольку он вор и убийца. Наименее цивилизованная тварь из всех, какие я имел несчастье видеть. А сейчас расскажи мне, что ты знаешь о великой деревне Франз-Эвропэ.
— Я расскажу все, что мне известно об этом месте, — ответил Мэтью, — если ты сначала расскажешь мне о бледной рыбине. Вот эта… одежда на тебе… и украшение на голове… их нашли в его хижине?
— Эти? Да. Они чудесны, не так ли?
Он развел руки в стороны, демонстрируя шитый золотом камзол.
— Могу я узнать, что еще было там найдено?
— Много других вещей. У них должно быть какое-то применение, но я просто ими любуюсь. И еще… конечно… я нашел там мою женщину.
— Твою женщину?
— Да, мою невесту. Мою принцессу. — Его улыбка растянулась от уха до уха, так что лицо показалось разрезанным надвое. — Молчаливая и прекрасная. О, я разделю с ней все мои сокровища, а она наполнит мою хижину сыновьями! Только первым делом ее надо откормить, чтобы стала пожирнее.
— А что стало с бледной рыбиной? Где он сейчас?
— Недалеко отсюда. Были еще две рыбины — совсем старые, — но теперь их здесь нет.
— Нет? А где они теперь?
— Повсюду, — сказал Наупаупэ, вновь широко раскинул руки. — В земле, ветре, деревьях, небе. Сам понимаешь.