ми: мол, все как-нибудь образуется. Исход Иерусалим остался в своем лагере, готовый сражаться до конца, и, хотя число слушателей на его вечерних проповедях сильно убавилось, он не переставал почем зря клеймить и чихвостить Сатану к великой радости своей паствы. Кроме того, он свел близкое знакомство с одной вдовушкой, не имевшей мужской защиты, и после бурных церемоний ревностно защищал ее в интимной обстановке посредством своего могучего меча.
Но в особняке по-прежнему горели лампы, свет которых искрился в четырех поднятых бокалах.
— За Фаунт-Ройал! — сказал Бидвелл. — Точнее, за тот город, каким он был. И за то, чем он мог бы стать.
Тост был поддержан Уинстоном, Джонстоном и Шилдсом, которые без комментариев осушили свои бокалы. Они стояли посреди гостиной, ожидая, когда в банкетном зале накроют стол к легкому ужину, на который их пригласил Бидвелл.
— Мне очень жаль, что все обернулось таким образом, Роберт, — сказал Шилдс. — Я знаю, что…
— Довольно, — остановил его Бидвелл, подняв раскрытую ладонь свободной руки. — Этим вечером обойдемся без стенаний. Я уже прошел своей дорогой горя и теперь намерен двигаться к следующей цели.
— К какой именно? — спросил Джонстон. — Возвратитесь в Англию?
— Да, через несколько недель, когда завершу здесь кое-какие дела. Вот зачем мы с Эдвардом во вторник ездили в Чарльз-Таун — для подготовки к переезду. — Он сделал еще один глоток вина и оглядел комнату. — Боже, смогу ли я когда-нибудь восполнить потери от сотворенной глупости? Я, наверное, был не в своем уме, когда выбрасывал такую кучу денег в это болото!
— Лично я также выхожу из игры, — сказал Джонстон, глядя в пол. — Нет смысла оставаться здесь и дальше. Думаю уехать на следующей неделе.
— Вы славно потрудились, Алан, — подбодрил его Шилдс. — Облагородили Фаунт-Ройал своими идеями и своим преподаванием.
— Я сделал все, что мог, спасибо за высокую оценку моих усилий. Ну а вы, Бен… какие планы у вас?
Шилдс допил вино и подошел к графину, чтобы снова наполнить бокал.
— Я уеду, когда… отбудет мой пациент. А до того я буду расшибаться в лепешку, чтобы облегчить его состояние, и это минимум, что я могу сделать.
— Боюсь, в настоящее время это все, что вы можете сделать, доктор, — сказал Уинстон.
— Да, вы правы. — Шилдс одним глотком осушил половину бокала. — Жизнь судьи… висит на волоске, который с каждым днем становится все тоньше. Я бы даже сказал, с каждым часом.
Он снял очки и почесал переносицу.
— Я испробовал все способы. Была надежда, что мое последнее снадобье поможет… и оно действительно помогало, но только до поры до времени. А затем организм пациента начал его отвергать и фактически сдался болезни. Так что вопрос не в том, скончается пациент или нет, а в том, когда это произойдет. — Доктор вздохнул; без очков изможденность его лица и покрасневшие глаза стали еще заметнее. — Но сейчас он хотя бы не испытывает страданий и достаточно свободно дышит.
— Он ничего не знает о недавних событиях? — спросил Уинстон.
— Нет. Он до сих пор убежден, что ведьма Ховарт была сожжена утром в понедельник и что его секретарь периодически заходит его проведать — просто потому, что я ему это внушаю. А поскольку его рассудок затуманен, он не может уследить за сменой дней и не замечает, что его секретаря уже нет в этом доме.
— И вы не намерены сообщать ему правду? — Джонстон оперся на трость. — Это не кажется вам жестоким?
— Мы решили… точнее, я решил… что было бы гораздо большей жестокостью рассказать ему обо всем, что здесь произошло, — пояснил Бидвелл. — Не стоит вдобавок ко всему тыкать его носом в тот факт, что его секретарь поддался ведьмовским чарам и стал прислужником Дьявола. А сообщать Айзеку, что ведьма так и не была сожжена… не вижу в этом смысла.
— Согласен, — сказал Уинстон. — Пусть человек упокоится с миром в душе.
— А я ума не приложу, как этот юноша смог пересилить Грина! — Джонстон круговым движением закрутил в бокале остатки вина и потом выпил их залпом. — Тут либо запредельное везение, либо запредельное отчаяние.
— Может, он был наделен сверхъестественной силой или же ведьма лишила силы Грина, наведя на него порчу, — предположил Бидвелл. — Я так думаю.
— Прошу прощения, господа, — сказала, входя в гостиную, миссис Неттлз. — Ужин подан.
— Ах да! Прекрасно. Мы сейчас будем, миссис Неттлз. — Бидвелл дождался, когда она выйдет, и обратился к остальным, понизив голос. — У меня возникла проблема. Дело чрезвычайной важности, которое я хочу обсудить с вами всеми.
— Что еще случилось? — спросил Шилдс, озабоченно морща лоб. — Вы произнесли это каким-то не своим голосом.
— Я сейчас и вправду сам не свой, — признался Бидвелл. — Честно говоря… после недавней поездки в Чарльз-Таун я трезво оценил размер ущерба, который нанесет мне теперь уже неминуемый крах этого проекта, и в результате сам я изменился сильнее, чем полагал когда-либо возможным. Собственно, об этом я и хочу с вами всеми поговорить. Давайте перейдем в библиотеку, откуда наши голоса не будут разноситься по всему дому.
Он взял со стола лампу и повел их за собой.
В библиотеке уже были зажжены две свечи, дававшие достаточно света, и установлены полукругом четыре стула. Уинстон вошел туда следом за Бидвеллом, третьим был доктор, и последним — хромающий учитель.
— В чем дело, Роберт? — спросил Джонстон. — К чему вся эта таинственность?
— Присядьте, пожалуйста. Это относится ко всем.
Когда гости расселись, Бидвелл поставил свою лампу на подоконник открытого окна и занял оставшийся стул.
— Итак, — начал он мрачным тоном, — проблема, с которой я столкнулся, касается…
— Вопросов и ответов, — раздался голос от двери библиотеки.
Доктор Шилдс и Джонстон разом повернули головы в ту сторону.
— Надобно задать первые и получить вторые, — сказал Мэтью, входя в комнату. — Спасибо за подготовку к этому действу, сэр.
— Боже мой! — Шилдс вскочил на ноги, выпучив глаза за стеклами очков. — Как вы тут очутились?
— Вообще-то, всю вторую половину дня я провел в своей комнате.
Мэтью занял позицию спиной к стене и лицом сразу ко всем четырем мужчинам. На нем были темно-синие бриджи и свежая белая рубашка, у которой миссис Неттлз пришлось обрезать левый рукав, чтобы надеть ее поверх лубка. Не имело смысла рассказывать кому-либо о том, что процесс бритья — и вынужденного созерцания своей физиономии со всеми синяками, ссадинами и глиняной нашлепкой на лбу — надолго отбил у него охоту смотреться в зеркало без крайней необходимости.
— Роберт? — спокойным голосом поинтересовался Джонстон, обеими руками сжимая набалдашник трости. — Что это за фокусы?
— Никаких фокусов, Алан. Просто приготовления, в которых поучаствовали мы с Эдвардом.
— Приготовления? К чему, скажите на милость?
— К этому самому моменту, сэр, — с бесстрастным видом произнес Мэтью. — Я вернулся сюда — вместе с Рейчел — около двух часов пополудни. Мы прошли через болото, а поскольку я… э-э… волею случая остался без одежды и не желал быть замеченным, я попросил Джона Гуда уведомить о моем прибытии мистера Бидвелла. Гуд справился с этим, проявив замечательную осторожность. Затем я попросил мистера Бидвелла собрать всех вас здесь этим вечером.
— Ничего не понимаю! — сказал Шилдс, однако занял свое место. — Вы говорите, что доставили ведьму обратно? Где она сейчас?
— Сейчас эта женщина находится в комнате миссис Неттлз, — сообщил Бидвелл. — В данную минуту, вероятно, ужинает.
— Но… но… — Шилдс покачал головой. — Боже правый, она же ведьма! Это было доказано!
— Ха, доказано… — усмехнулся Мэтью. — Доказательства решают все, не так ли, доктор?
— Разумеется! И сейчас вы доказали мне, что вы не только одержимы, но и попросту глупы! А ваш вид — скажите, Бога ради, что с вами приключилось? Сражались с ревнивым демоном за благосклонность этой ведьмы?
— Да, доктор, я сражался с демоном, и я его сразил. А теперь, если вы так жаждете доказательств, я охотно утолю вашу жажду.
Мэтью уже в четвертый или пятый раз поймал себя на том, что сквозь рубашку бессознательно почесывает глиняный пластырь на своих сломанных ребрах. Его слегка лихорадило и бросало в пот, хотя индейский лекарь — через Наупаупэ — этим утром объявил его достаточно поправившимся для дальнего путешествия. Впрочем, на своих двоих Сразивший Демона преодолел в сопровождении Рейчел лишь пару последних миль, а до того индейские проводники транспортировали его на подобии носилок с помостом посередине. В целом, это был весьма приятный способ путешествовать.
— Насколько понимаю, — начал Мэтью, — все здесь присутствующие, будучи образованными и богобоязненными людьми, сходятся во мнении, что ведьмы не способны прочесть вслух молитву Господню. То же самое, полагаю, относится и к колдунам. Посему поступим так: мистер Уинстон, не будете ли вы так любезны произнести молитву?
— Конечно, — сказал Уинстон и набрал в грудь воздуха. — Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя…
Мэтью не отрывал взгляда от лица Уинстона, пока тот без запинки читал молитву. После финального «Аминь» Мэтью сказал: «Благодарю вас» — и повернулся к Бидвеллу.
— Сэр, не соизволите ли вы также прочесть молитву Господню?
— Я?! — Глаза Бидвелла вспыхнули высокомерным негодованием, давно и хорошо знакомым всем собравшимся. — С какой стати ее должен читать я?!
— Потому что, — сказал Мэтью, — я предлагаю вам это сделать.
— Мало ли что ты там предложишь! — презрительно фыркнул Бидвелл. — Молитва — это глубоко личное дело. Не буду я произносить ее только потому, что кому-то этого хочется!
— Мистер Бидвелл… — Мэтью стиснул зубы (Бидвелл был невыносим даже в качестве союзника). — Это необходимо.
— Я согласился устроить эту встречу, но я не соглашался по заказу цитировать сакральные слова, обращенные к моему Господу, как реплики из лицедейской пьесы! Я отказываюсь! И только попробуйте из-за этого назвать меня колдуном!