— Вы не первый, кто называет меня таковым, сэр, однако никто до сих пор не смог меня одурачить. Разве что совсем ненадолго. Уж вам-то ума не занимать, сэр, спору нет. Допустим, я попрошу мистера Грина взять вас в охапку и не отпускать, а тем временем мы с мистером Бидвеллом и мистером Уинстоном обыщем ваш дом — найдем ли мы там сапфировую брошь? Или книгу о Древнем Египте? Или пятилезвийный наконечник с остроги крысолова? Вы все провернули мастерски, что и говорить. Чего стоят одни только следы когтей! Такая хитрость могла прийти в голову лишь очень талантливому лицедею! А сделать грязного крысолова из аккуратиста Ланкастера, — видно, на вас снизошло вдохновение. Вы знали, что у него был цирковой номер с дрессированными крысами? Вы видели его представления? Вы были в курсе, что Фаунт-Ройал заполонили крысы? Одно это уже гарантировало теплый прием любому крысолову. Кто из вас мастерил колдовских куклол — вы или Ланкастер? Надо признать, весьма убедительно. Примитивные поделки, какими они и должны быть.
— Так недолго и свихнуться, слушая вашу болтовню, — сказал Джонстон, на секунду опустив веки. — Свихнуться… напрочь.
— Вы решили, что Рейчел идеально подходит на роль ведьмы. Всем — и вам в том числе — известно, что случилось в Салеме. Хорошо умея манипулировать настроениями публики, вы использовали массовую панику, чтобы разыграть свою пьесу акт за актом. Но одного умения влиять на толпу вам было мало; еще нужен был человек, способный проникать в сознание конкретных людей. Задачей было посеять ужас в Фаунт-Ройале, воздействуя на нескольких легко поддающихся внушению людей, следствием чего должно было стать бегство жителей из города. После чего вы — вместе с Ланкастером, как тот надеялся, — могли бы без помех завладеть кладом.
Джонстон поднял руку и дотронулся до своего лба, слегка раскачиваясь вперед-назад на стуле.
— Теперь что касается убийства Дэниела Ховарта, — сказал Мэтью. — Думаю, в ту ночь вы выманили его из дома на заранее назначенную встречу под предлогом разговора, о котором якобы не следовало знать Рейчел. Она сказала мне, что накануне вечером Дэниел вдруг спросил, любит ли она его. По ее словам, для мужа была совсем не характерна… гм… настойчивость в таких вопросах. У него и ранее были опасения касательно Николаса Пейна, который проявлял интерес к Рейчел. А вы, должно быть, постарались раздуть это пламя намеками на ее ответное чувство к Пейну. Какими сведениями вы обещали с ним поделиться, приглашая на встречу там, где вас не смогут подслушать? Разумеется, он не мог знать о ваших планах. Не сомневаюсь, что с вашим даром убеждения вы могли направить Дэниела куда угодно в любое время по вашему выбору. А кто перерезал ему горло? Вы или Ланкастер?
Не дождавшись ответа, Мэтью продолжил:
— Я думаю, это сделали вы. И потом вы располосовали тело мертвого либо умирающего Дэниела острогой с пятью лезвиями. Уверен, Ланкастер не мог даже представить, что его самого ждет аналогичный конец. А когда его случайно опознали, он запаниковал, да? Он хотел уехать из города? — Мэтью мрачно улыбнулся. — Но вы же не могли этого допустить, да? Он слишком много знал, чтобы позволить ему уехать. Скажите, вы ведь изначально собирались его убить — правда, лишь после того, как он поможет вам завладеть сокровищами, а Фаунт-Ройал превратится в вашу частную крепость?
— Будь ты проклят! — обратился к Джонстону побагровевший Бидвелл. — Будь прокляты твои глаза, твое сердце и твоя душа! Чтоб ты умер медленно и мучительно за то, что чуть не превратил в убийцу и меня!
— Успокойтесь, — посоветовал ему Мэтью. — Проклятие его не минует, а колониальная тюрьма лишь немногим лучше адской бездны или навозной кучи. Именно там он проведет несколько дней перед повешением, если я хоть немного этому поспособствую.
— Все это, — вяло промолвил Джонстон, — может, и так…
Мэтью понял, что теперь он готов говорить.
— Однако, — продолжил Джонстон, — я сумел выжить в Ньюгейтской тюрьме[30], потому сомневаюсь, что меня смутят здешние тюремные условия.
— А-а-а! — Мэтью кивнул и прислонился спиной к стене напротив Джонстона. — Выпускник не Оксфорда, а Ньюгейта! И как вас угораздило попасть в этот университет жизни?
— Долги. Политические интриги. А также друзья, — сказал он, глядя в пол. — Дружки с ножом за пазухой. Моей карьере пришел конец. А ведь я делал неплохую карьеру. Не то чтобы я был большим светилом, но светлые мысли посещали мою голову. Я надеялся… когда-нибудь… накопить достаточно денег для того, чтобы основать собственную театральную труппу. — Он тяжело вздохнул. — Однако завистливые коллеги задули мою свечу. Скажите, разве я не был… убедителен в разыгранной здесь роли?
Он поднял влажное от пота лицо, чтобы взглянуть на Мэтью, и слабо улыбнулся.
— Вы заслуживаете аплодисментов. По крайней мере, от палача.
— Я приму это за сомнительный комплимент.
— Эта пакость… — Джонстон накрыл рукой вздутие на ноге, — меня уже замучила. Посему я буду рад от нее избавиться.
Он расстегнул пуговицу под коленом штанины, спустил чулок и начал развязывать кожаный шнурок бандажа. Через несколько секунд все присутствующие увидели совершенно нормальную, круглую коленную чашечку.
— Вы правы. Я использовал свечной воск. В тот раз весь вечер провозился, чтобы придать этой чертовой штуковине правдоподобный вид. Вот, получайте трофей.
Он бросил наколенник к ногам Мэтью, который не удержался от мысленного сравнения этого трофея с другим, куда более отвратного вида: отсеченной и жутко воняющей головой медведя, которую ему вручили на празднике в индейской деревне. А ценность данного трофея была для него несравнимо выше.
Джонстон поморщился, распрямляя ногу, и помассировал колено.
— Позапрошлым вечером у меня из-за нее случились мышечные судороги, чуть не свалился на пол. Я уже носил похожую штуковину на сцене где-то… лет десять назад. В одной из моих последних ролей с труппой «Парадигма». Комическая роль, если быть точным. Вот только смешного в ней было мало, если не считать смешным, когда публика закидывает тебя гнилыми помидорами и конским навозом.
— Клянусь Богом, я придушу тебя собственноручно! — взревел Бидвелл. — И палач сэкономит на пеньковой веревке!
— Удавитесь сами, раз уж на то пошло, — сказал Джонстон. — Кто, как не вы, настаивал на скорейшем сожжении этой женщины?
Это заявление, сделанное как бы между прочим, стало последней соломинкой, сломавшей спину верблюду. Хозяин уже почти мертвого Фаунт-Ройала, изрыгая брань, вскочил со стула, бросился на актера и обеими руками схватил его за горло.
Сцепившись, оба упали на пол. Уинстон и Мэтью тотчас кинулись их разнимать, Грин смотрел на них со своей позиции стража двери, а Шилдс как будто прирос к своему стулу. Наконец Бидвелла удалось оторвать от Джонстона, но не ранее, чем он нанес тому два удара и расквасил нос.
— Сядьте, — сказал Мэтью Бидвеллу, который сердито вырвался из его захвата.
Уинстон поднял упавший стул актера и помог ему сесть, после чего быстро отошел в угол комнаты, словно боялся заразиться, прикоснувшись к этому человеку. Джонстон рукавом вытер кровоточащий нос и подобрал с пола свою трость.
— Я сам тебя убью! — кричал Бидвелл, вздувшиеся жилы на шее которого грозились лопнуть. — На куски разорву за все, что ты натворил!
— Им займется закон, — сказал Мэтью. — А сейчас, пожалуйста… присядьте и сохраняйте достоинство.
Бидвелл неохотно вернулся к своему стулу, плюхнулся на него всей массой и стал смотреть прямо перед собой, хотя мысли о мести еще вспыхивали язычками пламени в его глазах.
— Надо полагать, вы сейчас очень довольны собой, — обратился Джонстон к Мэтью и, запрокинув голову, шмыгнул носом. — Герой дня и все такое. А я стану для вас первым шагом к судейской мантии?
Мэтью сообразил, что этот манипулятор вновь взялся за свое и старается перевести его в положение оправдывающегося.
— Теперь о кладе, — сказал он, игнорируя замечание актера. — Каким образом вы о нем узнали?
— Кажется, у меня сломан нос.
— Клад, — стоял на своем Мэтью. — И не пытайтесь продолжать свою игру.
— Ах да, клад! — Он закрыл глаза и снова втянул носом кровь. — Скажите, Мэтью, вам случалось бывать в Ньюгейтской тюрьме?
— Нет.
— И молите Бога, чтобы туда не попасть. — Джонстон открыл глаза. — Я провел там один год, три месяца и двадцать восемь дней, отбывая срок за долги. Там правят бал сами заключенные. Да, на входах есть охранники, но внутрь они не суются из опасения за собственные глотки. И все они — должники, воры, пьянчуги, сумасшедшие, убийцы, растлители детей и насильники над собственными матерями… согнаны в кучу, как животные на скотобойне, и… поверьте… чего там только не сделаешь просто ради выживания. Знаете почему?
Он вернул голову в нормальное положение и ухмыльнулся Мэтью, а из его ноздрей потекли алые капли.
— Потому что никому… никому… кроме тебя самого, нет дела до того, будешь ты жить или умрешь. Каждый сам за себя, — прошипел он, и вновь какая-то лисья, жестокая тень промелькнула на его лице. Он кивнул и кончиком языка слизнул с губы кровь, блеснувшую при свете свечей. — Когда на тебя набрасываются и хватают сразу трое или четверо, ничего хорошего тебя не ждет, можешь быть уверен. Я видел, как людей избивали так, что их внутренности превращались в месиво. И даже умершего человека они продолжали бить, пока не остынет тело. Били уже мертвеца. И ты вынужден — да, вынужден — опускаться до этого уровня и присоединяться к убийцам, если хочешь прожить еще один день. Ты должен вместе с ними орать и завывать по-звериному, должен бить и толкать… и жаждать убийства… потому что при малейшем проявлении слабости они набросятся уже на тебя и это твой измочаленный труп будет на рассвете сброшен в мусорную яму.
Он наклонился вперед, уже не обращая внимания на капающую из носа кровь.
— Сточная канава там проходит прямо через общий зал. Мы узнавали, что на улице идет дождь и насколько он силен, когда сточные воды начинали заливать нам ноги. Я видел, как двое мужчин дрались до смерти из-за колоды карт. Драка закончилась, когда один из них утопил другого в этой омерзительной жиже. Вам бы понравился такой способ кончины, Мэтью? Утопление в человеческом дерьме?