Наконец он достиг ее дома.
Рейчел была занята делом. Она вынесла во двор бо́льшую часть мебели; тут же стояло большое корыто с мыльной водой. Под очистительными лучами солнца были разложены предметы одежды, постельное белье, матрас, котелки и сковородки, обувь и прочие вещи — почти все, что имелось в домашнем хозяйстве.
Дверь и ставни были широко распахнуты. Она проветривает помещения, сообразил Мэтью. Хочет снова здесь обосноваться и приводит жилище в порядок. И то верно, упрямством — чтоб не сказать, бездумной упертостью — Рейчел могла потягаться с Бидвеллом. А то и превзойти его. Что ж, если только тяжелый труд и терпение смогут сделать этот крысиный рассадник снова пригодным для жизни, у Рейчел будет собственный особняк.
Мэтью прошел через двор, лавируя между разложенными вещами. Неожиданно ему преградила путь каштанового цвета собачонка, дотоле дремавшая в тени корыта. Она приняла угрожающую позу и зашлась таким оглушительным лаем, что, пожалуй, заткнула бы глотку самому пастырю Иерусалиму.
Рейчел показалась на пороге дома и увидела, кто пришел.
— Тихо! — скомандовала она, хлопком в ладоши привлекая внимание дворняги. — Тихо!
Собачонка успокоилась, повиляла хвостом, широко зевнула и вновь растянулась на нагретой солнцем земле.
— Ну и ну! — сказал Мэтью. — Похоже, ты обзавелась охраной.
— Она прибилась ко мне этим утром. — Рейчел вытерла грязные руки столь же грязной тряпицей. — Я дала ей одну из булочек с ветчиной, которыми меня угостила миссис Неттлз, и вдруг мы с этой псиной стали как родные сестры.
Мэтью оглядел мебель и прочие предметы, вынесенные из дома.
— У тебя дел невпроворот, как я погляжу.
— Все будет не так уж плохо после того, как я наведу чистоту внутри.
— Рейчел, ты в самом деле планируешь остаться здесь?
— Это мой дом, — сказала она, пронзая его этим своим янтарным взглядом. Ее голову покрывал синий узорчатый платок; лицо было измазано сажей; серое платье и белый передник были не менее грязными. — Почему я должна его бросить?
— Потому что… — Он помедлил, прежде чем обратить ее внимание на шкатулку. — Потому что у меня кое-что для тебя есть. Можно войти?
— Да. Только там беспорядок, не обессудь.
Приближаясь к двери, Мэтью услышал позади резкий тявкающий выдох и подумал, что грозная четвероногая защитница решила-таки попробовать на вкус его ногу. Но, обернувшись, увидел собачонку стремглав несущейся через поле в погоне за двумя крысами. Одну из жертв она настигла и сцапала мертвой хваткой, так что крысиный хребет хрустнул между челюстями.
— Ей нравится ловить крыс, — сообщила Рейчел.
Зайдя в дом, Мэтью обнаружил, что перед его приходом Рейчел лезвием топора соскабливала с половиц желтоватые разводы лишайника. По стенам расползлись грибки и плесень, переливаясь причудливыми оттенками пурпурного и зеленого, какие нечасто увидишь даже во сне. Однако там, где на эту поросль падали прямые лучи солнца, она поблекла, становясь мертвенно-пепельной. К стене была прислонена метла — рядом с уже собранной кучей пыли, грязи, крысиного помета и костей. Тут же стояло и ведро с мыльной водой, в которую была погружена жесткая щетка.
— Знаешь, теперь вокруг полно доступного жилья, — сказал Мэтью. — Если ты твердо решила остаться здесь, можешь перебраться в любой из недавно покинутых домов, избавив себя от возни с капитальной уборкой. Кстати, я знаю одно вполне уютное местечко, где всего-то дел — удалить из комнаты осиное гнездо.
— Это мой дом, — повторила она.
— Конечно… да… но все же ты не думаешь, что…
Рейчел отвернулась от него, чтобы взять скалку, лежавшую на полу по соседству с метлой. Потом приложила ухо к стене и трижды по ней стукнула. Мэтью услышал панический писк и возню за досками.
— Никак с этими не управлюсь, — посетовала Рейчел. — Большинство из них я отсюда выжила, а вот здесь — в этой стене — засели самые вредные. Но я их прогоню, всех до единой, клянусь.
И в этот миг Мэтью все стало ясно.
Он понял, что Рейчел до сих пор находится в состоянии шока. И в этом не было ничего странного. Она потеряла мужа, потеряла свой дом, потеряла свободу. И даже — в тот период времени, когда ее сожжение казалось неминуемым, — потеряла волю к жизни. И теперь, столкнувшись с тяжелейшей — если вообще выполнимой — задачей восстановления своего жилища, она полностью сосредоточилась на преодолении этого последнего, в ее понимании, препятствия на пути к прежней нормальной жизни.
Кто, пройдя через такое пламя, может стереть память об ожогах?
— Жаль, что я ничем не могу тебя угостить, — сказала она, и глаза ее стали бесцветно-пустыми, как тот же пепел. — Понадобится еще некоторое время, чтобы наполнить кладовку.
— Да, — молвил Мэтью с печальной и доброй улыбкой. — Понимаю. Но… со временем все наладится, да?
— В этом можешь быть уверен, — ответила она и снова приложила ухо к стене.
— Вот что я тебе принес. — Мэтью шагнул вперед и протянул ей шкатулку. — Загляни внутрь.
Рейчел положила на пол скалку, взяла ящичек и подняла крышку.
Мэтью не заметил на ее лице никакой реакции при виде золотых монет и прочих предметов.
— Там еще мешочек. Посмотри, что в нем.
Она вытряхнула драгоценные камни на дно шкатулки. И опять никак не среагировала на увиденное.
— Это нашли в доме Джонстона. — Теперь он решил сказать ей всю правду. — Мистер Бидвелл попросил меня отдать эти вещи тебе.
— Мистер Бидвелл… — повторила Рейчел без всякого выражения. Потом закрыла шкатулку и протянула ее Мэтью. — Возьми их. От мистера Бидвелла я уже получила столько даров, сколько смогла вытерпеть.
— Послушай, пожалуйста. Я понимаю, что ты должна сейчас чувствовать, но…
— Нет. Не понимаешь и не поймешь никогда.
— Конечно, ты права. — Он кивнул. — Но ты также не можешь не понимать, что у тебя в руках целое состояние. С деньгами, какие можно выручить за эти камешки в Чарльз-Тауне, ты сможешь жить на широкую ногу в стиле мистера Бидвелла. И в городе намного больше и оживленнее этого.
— Видела я его стиль жизни, — возразила она, — и меня от этого тошнит. Забирай шкатулку.
— Рейчел, позволь тебе заметить. Это не Бидвелл убил твоего мужа. И не он состряпал план с обвинением против тебя. Меня мало интересуют… э-э… мотивы его действий, однако он реагировал на кризис, могущий — как он боялся — уничтожить Фаунт-Ройал. С этой точки зрения его действия вполне объяснимы. Знаешь, он мог бы повесить тебя, не дожидаясь приезда судьи. И наверняка придумал бы этому какое-нибудь оправдание.
— И поэтому ты сейчас оправдываешь его, да?
— Лишь постольку, поскольку ты его обвиняешь в ужасных вещах, которые не целиком на его совести, — сказал Мэтью. — А я выступаю в защиту обвиняемого.
Рейчел молча смотрела на него, по-прежнему протягивая шкатулку. Он не сделал встречного движения, чтобы ее принять.
— Дэниел мертв, — сказал Мэтью. — Ты это знаешь. Мертвы и те двое, которые его убили. Но Фаунт-Ройал — каковым он еще может стать — пока не умер, как и Бидвелл. Похоже, он всерьез решил заняться возрождением города. Этим он озабочен в первую очередь. Как и ты, насколько понимаю. Разве общая цель не важнее взаимной ненависти?
— Я приму этот ящик, — тихо сказала Рейчел, — только чтобы выбросить его в озеро, если ты отказываешься его взять.
— Ну и выбрасывай, — сказал он, — потому что я его точно не возьму. Хотя одну золотую монету я бы себе оставил. Ту, которую Джонстон украл из моей комнаты. Да, эту монету я заберу, прежде чем ты утопишь свое состояние и благополучное будущее, чтобы доказать свою верность Дэниелу, прозябая в нищете. Эту монету я возьму.
Она не произнесла ни слова, только чуть передернула плечами.
— Я могу понять реакцию Бидвелла, — продолжил Мэтью. — Свидетельства против тебя казались неопровержимыми. Я бы и сам высказался за твою казнь, будь я твердо уверен в существовании ведьм. И… если бы я в тебя не влюбился.
Теперь она вздрогнула сильнее; и ее глаза, еще секунду назад столь яркие, вдруг затуманились.
— Конечно, ты это понимала. И ты не хотела, чтобы это со мной случилось. Ты даже просила меня — я это помню — вернуться к моей прежней жизни. Ты сказала — тогда, в тюрьме, после того, как я зачитал приговор судьи, — что настало время принять реальность. — Он постарался скрыть печаль за слабой улыбкой. — Теперь это время настало для нас обоих.
Рейчел опустила взгляд. Она продолжала обеими руками держать шкатулку, а по ее лицу Мэтью видел, как внутри ее бушует целый океан противоречивых эмоций.
— Я уеду завтра утром, — сказал он. — Несколько недель проведу в Чарльз-Тауне, а потом, скорее всего, отправлюсь в Нью-Йорк. Там со мной можно будет связаться через мирового судью Натаниела Пауэрса, если я тебе понадоблюсь.
Она подняла на него мокрые, блестящие глаза.
— Я никогда не смогу расплатиться с тобой за спасение моей жизни, Мэтью. Как мне хотя бы начать расплачиваться?
— О… думаю, одной золотой монеты будет вполне достаточно.
Она подняла крышку, и Мэтью взял монету.
— Бери еще, — предложила она. — Бери хоть все монеты. И камешки, сколько хочешь.
— Одна золотая монета, — повторил Мэтью. — Это все, что мне причитается.
Он опустил монету в карман, дабы никогда с ней не расставаться. Окинул взглядом помещение и вздохнул. У него было такое чувство, что после изгнания всех крыс и восстановления полного контроля над своим домом она все-таки сможет принять реальность и переселится в более подходящее место — желательно подальше от ненавистной тюрьмы.
Рейчел шагнула к нему:
— Ты мне поверишь… когда я скажу, что буду помнить тебя до глубокой старости?
— Поверю. И пожалуйста, вспомни меня, если в глубокой старости тебя потянет к молодым мужчинам.
Она улыбнулась, несмотря на печаль. Потом взяла Мэтью за подбородок, привстала на цыпочки и очень нежно поцеловала его в лоб ниже повязки, прикрывавшей любимый шрам его будущих внуков.