— Это может немного жечь, но оно снимает воспаление. — Он ввел зонд в горло, и Вудворд напрягся в ожидании. — Теперь не двигайтесь.
Пропитанная снадобьем хлопчатка соприкоснулась со стенкой горла. Боль при контакте была такой сильной, что Вудворд чуть не впился зубами в зонд. На глаза вновь навернулись слезы, руки сжались в кулаки, а в голове мелькнула мысль, что примерно так же должен страдать сжигаемый на костре преступник, разве что здесь не хватает дыма.
— Спокойно, спокойно, — сказал доктор, повторно смачивая ткань во флаконе.
Жестокая боль возобновилась, и Вудворд обнаружил, что его голова начала самопроизвольно дергаться в стремлении уклониться от этой пытки. Как будто сожжение дополнили повешением, подумал он с каким-то лихорадочным сарказмом. Но через минуту боль начала отпускать. Шилдс продолжал смачивать ткань и щедро мазать глотку пациента.
— Сейчас вы должны почувствовать облегчение, — сказал доктор. — Чувствуете?
Вудворд кивнул; по его лицу струились слезы.
— Это микстура моего собственного изобретения: хина, лимонное масло и опий с добавлением оксимеля для большей плотности. В прошлом она уже показывала превосходные результаты. Я даже подумываю запатентовать рецепт.
Он еще несколько раз смазал стенки горла и, убедившись, что все хорошо обработано, откинулся на спинку кресла.
— Готово! Хотел бы я, чтобы все мои пациенты были такими же стойкими, как вы, сэр! Ах да, минуточку! — Он встал, подошел к стенду и достал из выдвижного ящика льняную салфетку. — Вам это может понадобиться.
— Спасибо, — прохрипел Вудворд и нашел салфетке правильное применение: вытер слезы с лица.
— Если ваше состояние в ближайшие дни ухудшится, мы повторим процедуру в большем объеме. Но я рассчитываю, что уже завтра к вечеру вы почувствуете себя гораздо лучше… Следующим свидетелем будет Элиас Гаррик?
— Да.
— Но ведь он уже рассказал вам свою историю. Зачем еще раз с ним беседовать?
— Его показания нужно занести в протокол.
Доктор Шилдс воззрился на него поверх очков, сейчас более чем когда-либо похожий на амбарную сову.
— Должен предупредить, что продолжительные речевые усилия еще сильнее повредят вашему горлу. Вы непременно должны дать ему отдых.
— Допрос Гаррика назначен на понедельник, так что у меня будет воскресенье для отдыха.
— Отсрочки до понедельника может быть недостаточно. Я бы посоветовал как абсолютно необходимую меру минимум разговоров в течение недели.
— Это исключено! — сказал Вудворд. — Хорош был бы мировой судья, молчащий во время заседаний!
— Решайте сами, я только дал вам врачебный совет.
Он вновь направился к стенду, где убрал зонд на место и открыл синюю керамическую банку.
— Это очистит ваши носовые проходы, — сказал он, подходя с банкой к Вудворду. — Возьмите одну штучку.
Вудворд заглянул в сосуд и увидел там с дюжину коричневых палочек длиной около двух дюймов.
— Что это?
— Растительное средство из листьев конопли. Я сам ее выращиваю — это одно из немногих растений, хорошо прижившихся в здешнем губительном климате. Попробуйте, и вы убедитесь, насколько это средство полезно.
Вудворд выбрал одну из палочек, оказавшуюся маслянистой на ощупь, и начал засовывать ее в рот с намерением разжевать.
— Нет-нет! — остановил его Шилдс. — Это следует курить примерно так же, как люди курят трубку.
— Курить?
— Да. С той лишь разницей, что дым надо втянуть глубоко в легкие, подержать там какое-то время, а потом медленно выпустить.
Шилдс поднес ему горящую свечу.
— Сожмите палочку губами и вдыхайте.
Судья повиновался, и доктор зажег другой конец палочки из скрученных листьев. Потянулась струйка голубоватого дыма.
— Втягивайте дым, — сказал Шилдс. — Без этого толку не будет.
Вудворд сделал как можно более глубокий вдох. Горький дым обжег легкие и вызвал приступ кашля, от которого на глазах вновь выступили слезы. Он сложился пополам, кашляя и стеная.
— Первые несколько затяжек даются нелегко, — признал доктор. — Смотрите, я покажу вам, как это делается.
Он уселся в кресло, взял из банки конопляную палочку и поджег ее кончик. Затем с привычной легкостью затянулся и после небольшую паузы выдохнул дым.
— Поняли? Нужно лишь немного попрактиковаться.
Даже сквозь слезы Вудворд заметил блеск, появившийся в глазах доктора. Он сделал еще одну попытку и снова зашелся кашлем.
— Возможно, вы вдыхаете слишком много дыма. Лучше делать это помаленьку.
— Вы настаиваете на этом лечении?
— Настаиваю. После него вы будете дышать свободнее. — Шилдс снова затянулся, задрал голову и выпустил дым в потолок.
Вудворд попытался в третий раз. Теперь кашель был уже не таким сильным. После четвертой попытки он кашлянул всего дважды, а после шестой тяжесть в его голове как будто начала исчезать.
Доктор Шилдс докурил свою самокрутку почти до половины. Посмотрев на горящий кончик, он перевел взгляд на Вудворда.
— Знаете, судья, — произнес он после долгого молчания, — а вы очень хороший человек.
— Почему вы так решили, сэр?
— Потому что вы терпеливо сносите бахвальство и спесивость Роберта Бидвелла. Такое под силу лишь очень хорошему человеку. Помилуй Бог, да вам рукой подать до святости!
— Я так не думаю. Я всего лишь слуга закона.
— Гораздо больше, чем слуга! Вы здесь — властитель именем закона, и это ставит вас выше Бидвелла, который отчаянно нуждается в том, что только вы можете ему дать.
— Но то же самое я могу сказать и о вас, сэр, — ответил Вудворд. Он основательно затянулся, задержал дым в легких и потом выдохнул. Перед его глазами плывущий вверх дым разделялся на части, сливался и разделялся снова; это было красиво, как узоры в калейдоскопе. — Вы властитель врачебных искусств.
— Хотел бы я им быть на самом деле! — Шилдс гулко хохотнул, а затем наклонился вперед и перешел на заговорщицкий шепот. — По большей части я и сам не знаю, что делаю.
— Вы шутите!
— Отнюдь. — Доктор сделал затяжку, и дым потек у него изо рта вместе со словами. — Это печальная правда.
— Ну полноте, обуздайте свою истошную срамность. Э-э, то есть… — Вудворд умолк, с трудом подбирая слова. Вместе с тяжестью из его головы, похоже, улетучивался и словарный запас. — …Излишнюю скромность, я хотел сказать.
— Быть врачом здесь… в этом городишке, да еще в такое время… это очень тягостно, сэр. Посещая больных на дому, я то и дело прохожу мимо кладбища. И порой возникает мысль: а не лучше ли мне устроить приемную там, среди могил — тогда и ходить далеко не придется.
Он сунул в рот конопляный окурок, яростно затянулся и выпустил целое облако дыма. В его покрасневших глазах за стеклами очков отразилась грусть.
— Разумеется, все дело в этом болоте. Людям негоже селиться в непосредственной близости от подобных миазмов. Это гнетет душу и ослабляет дух. Дополните плачевную картину бесконечным дождем и ведьмовскими кознями, и я даже ради спасения своей жизни не отыщу для Бидвелла способ, как сделать этот город процветающим. Люди покидают его ежедневно… тем или иным способом. — Он покачал головой. — Нет, Фаунт-Ройал обречен, помяните мое слово.
— Если вы действительно так считаете, почему вы с женой не уедете отсюда?
— С женой?
— Да. — Вудворд быстро заморгал. Дышалось ему намного легче, но туман в голове не рассеивался. — Я о женщине, которая впустила меня в дом. Это ваша супруга?
— А, вы о миссис Хессен! Она работает у меня санитаркой. А моя жена и два сына — то есть один сын — живут в Бостоне. Жена по профессии белошвейка. У меня было два сына, но один из них… — Он вновь затянулся с жадностью, озадачившей Вудворда. — Мой старший сын был убит каким-то разбойником на Филадельфийской почтовой дороге. С той поры прошло… э-э… уже лет восемь, но бывают раны, которые не способно залечить время. Иметь ребенка — не важно какого возраста — и лишиться его таким образом…
Доктор умолк, созерцая струйку голубого дыма, которая с прихотливыми изгибами и завихрениями поднималась к потолку.
— Извините, — наконец произнес он и поднял руку, чтобы вытереть глаза. — Что-то мысли путаются.
— Не сочтите мой вопрос бестактным, — решился Вудворд, — но почему ваша супруга осталась в Бостоне?
— А вы что, предлагаете поселить ее здесь? Кровь Христова, да я и слышать об этом не желаю! Нет, ей гораздо лучше в Бостоне, где есть современная медицина. Они там осушили соляные болота и приливные заводи в окрестностях, потому климат уже не такой вредоносный. — Он сделал короткую затяжку и неспешно выпустил дым. — По той же самой причине Уинстон оставил свою семью в Англии, а Бидвелл и не помышляет о том, чтобы перевезти сюда жену — пусть даже на одном из его собственных кораблей! Что касается жены Джонстона, то она так возненавидела эти края, что вернулась в Англию и категорически отказалась вновь пересекать океан. Разве можно ее порицать? Эта страна не годится для женщин, можете мне поверить!
Хотя туман все быстрее заволакивал сознание Вудворда, он вспомнил, о чем собирался спросить доктора Шилдса.
— Насчет учителя Джонстона, — произнес он, с трудом ворочая языком, который как будто распух и оброс кошачьей шерстью. — Я должен выяснить одну деталь, хоть это наверняка покажется вам странным, но… вы хоть раз осматривали его увечную ногу?
— Его колено? Нет, осмотра я не проводил. Да и не стремлюсь к этому, поскольку врожденные дефекты не входят в круг моих научных интересов. Я только продавал ему бинты и мазь для снятия боли. — Шилдс нахмурился. — А почему вы об этом спрашиваете?
— Просто мне любопытно, — ответил судья, не уточняя, что любопытствовал на эту тему не столько он, сколько Мэтью. — Скажите… вы можете себе представить мистера Джонстона… например… быстро спускающимся или поднимающимся по лестнице?
Доктор взглянул на собеседника так, словно тот ополоумел.
— По вашему лицу я вижу, что это невозможно, — сказал Вудворд.