— Полностью исключено. Я еще допускаю, что он сможет подняться по лестнице медленно, ступенька за ступенькой, да и то с большим трудом. — Он склонил голову набок, совиные глаза блестели ярче прежнего. — К чему эти вопросы, Айзек? Могу я называть вас Айзек?
— Да, конечно. А я могу называть вас Бенджамин?
— Сделайте одолжение. Итак: Айзек, друг мой, почему вы так интересуетесь коленом Джонстона?
— Сегодня рано утром в дом мистера Бидвелла проник вор, — сказал Вудворд, наклоняясь вперед. Между ним и доктором вился синий дымок. — Кто-то украл золотую монету из спальни моего секретаря…
— Да-да, — кивнул Шилдс. — Знаменитая монета. Я слышал об этом от Малькольма Дженнингса, когда он приходил ко мне вскрыть фурункул.
— Я столкнулся с неизвестным в коридоре, — продолжил Вудворд. — Это был крупный мужчина, сильный как бык. Я сражался, не жалея себя, но он напал сзади и сразу получил преимущество.
Его память рисовала картину событий, которая сейчас казалась ему более правдивой, чем это было в действительности. А кто мог бы сказать, то это неправда?
— Все произошло очень быстро. Его лица я не разглядел. Он выбил из моей руки лампу и бегом спустился по лестнице. Конечно, я знаю, что мистер Джонстон калека, но… мой секретарь просил при случае узнать, не осматривали ли вы его колено и способен ли он совершить подобные действия.
Шилдс рассмеялся:
— Нет, вы не можете говорить это всерьез! Алан Джонстон — вор?! Да во всем Фаунт-Ройале не найти человека, менее подходящего на эту роль! Он же из очень богатой семьи!
— Об этом я догадывался, поскольку беднякам нет доступа в оксфордский колледж Всех Душ, но всякое бывает, знаете ли.
— Я лично видел у Джонстона золотые карманные часы с его инициалами. А его перстень украшен рубином величиной с мужской ноготь! — Шилдс вновь разразился заливистым смехом. — Тоже мне, нашли вора! Нет, Алан при всем желании не смог бы бегом спуститься по лестнице. Вы же видели, что без трости он вообще не ходок.
— Да, видел. Но, по версии моего секретаря — пожалуйста, учтите его юный возраст и буйное воображение, — колено мистера Джонстона может лишь выглядеть изувеченным, а на самом деле — это он так считает — быть столь же здоровым, как у вас или у меня.
Шилдс моргнул, сделал затяжку, моргнул снова, и затем по его лицу расползлась веселая ухмылка.
— А, вы вздумали примерить шутовской колпак, я угадал?
Вудворд пожал плечами.
— Мой секретарь настроен вполне серьезно. Потому я и обратился к вам с этим вопросом.
Ухмылка сошла с лица доктора.
— Это самая… несуразная вещь из всех, когда-либо мною слышанных! Деформация колена хорошо заметна и под чулком! Он уже три года живет в Фаунт-Ройале. С какой стати ему притворяться все это время?
— Не имею понятия. Еще раз прошу вас учесть, что Мэтью очень сообразительный молодой человек, но он не всегда ограничивает себя рамками здравого смысла.
— Оно и видно!
Шилдс еще раз попользовался своим лечебным средством, и судья последовал его примеру. Состояние Вудворда заметно улучшилось: горло уже почти не болело, и нос дышал свободнее. Он зачарованно любовался плавным движением дыма, тогда как проникавший в комнату дневной свет приобрел необычный шелковисто-серый оттенок.
— Так и быть, расскажу об Алане то, что может вас заинтересовать, — неожиданно заявил доктор. — Это касается его жены. — Он чуть понизил голос. — Ее зовут Маргарет, и она… как бы это сказать… со странностями.
— Какого рода странностями?
— Она красивая женщина, спору нет. Но… с головой у нее нелады. Лично я не был очевидцем ее выходок, но знаю из надежных источников, что временами она превращалась в настоящую фурию и начинала бросаться всем, что подворачивалось под руку. Уинстон наблюдал это однажды вечером в доме Бидвелла. Она внезапно взбеленилась и шваркнула о стену блюдо с цыплятами. Было и кое-что еще…
Шилдс умолк, чтобы затянуться окурком, уже обжигавшим его пальцы.
— Минутку.
Он встал, подошел к стенду и вернулся все с тем же зондом, в зажим которого — вместо клочка ткани — теперь был вставлен окурок. Когда доктор садился на свое место, в его глазах промелькнул озорной огонек.
— Миссис Джонстон и муж той бедной женщины в палате… — Шилдс кивнул в сторону соседней комнаты. — Эти двое закрутили роман.
— Ноулз и жена Джонстона?
— Именно. И они не особо это скрывали, насколько помню. Многие были в курсе, включая жену Ноулза. Наконец кто-то сообщил и Алану, хотя я не думаю, что для него это стало сюрпризом. А поскольку Маргарет терпеть не могла Фаунт-Ройал — и не делала из этого тайны, — Алан решил отвезти жену в Англию, к ее родителям. Она тоже из богатой семьи — ее отец владеет суконной мануфактурой, — но даже для богачки слишком избалована, как мне кажется.
— Супружеская измена — это серьезный проступок, — сказал Вудворд. — Но Джонстон не захотел открыто выдвигать обвинение?
— Честно говоря, я думаю, что он был только рад избавиться от этой женщины. Она подрывала его репутацию, да и в целом вела себя неподобающе. Алан спокойный и рассудительный человек, он все чувства держит в себе, хотя при случае за словом в карман не полезет.
— И он, похоже, предан своему делу, судя по тому, что без промедления вернулся в Фаунт-Ройал.
— Так оно и есть. Он взялся обучать не только детей, но и многих неграмотных фермеров. Конечно, жалованья от Бидвелла ему хватило бы лишь на штопку одежды, но, как я уже говорил, у нашего учителя есть и другие источники доходов.
Вудворд кивнул и сделал очередную затяжку; его конопляная самокрутка порядком укоротилась, и жар подбирался к пальцам. Впрочем, жар он ощущал во всем теле, отчего начал обильно потеть. Это хорошо, подумал он, пусть вместе с потом выходит и вся зараза. Веки судьи налились тяжестью, и он боролся с желанием сейчас же прилечь и немного вздремнуть.
— А как насчет Уинстона? — спросил он.
— В каком смысле?
— В смысле: что вы можете сказать о нем?
Шилдс ухмыльнулся, выпуская дым сквозь зубы.
— Я уже на свидетельской скамье, сэр?
— Нет, я обращаюсь к вам не как судья. Просто хочу побольше узнать о местных жителях.
— Понятно, — произнес доктор недоверчивым тоном, все же явно усматривая в этой беседе сходство с допросом. Однако, чуть помедлив, он решил продолжить.
— Эдвард Уинстон — это преданный вьючной мул. Вы ведь знаете, что он был управляющим в лондонской конторе Бидвелла? Он отменный администратор, организатор и счетовод. И он тоже довольно замкнут, хотя в его случае это скорее природная скованность при общении с людьми. Тем не менее именно с его подачи к нам стали приглашать лицедеев.
— Лицедеев?
— Да. Я говорю об актерах. Бидвелл увлекается театром. В последние три года нас каждое лето посещает бродячая труппа с постановкой моралите. Это должно привносить культуру и цивилизацию в нашу глухомань. По крайней мере, каждый год наши люди могут рассчитывать на какое-то развлечение. Обычно они приезжают в середине июля, так что вам, к сожалению, не удастся посмотреть спектакль.
Шилдс сделал последнюю попытку затянуться и убедился, что его окурок сгорел почти дотла.
— С другой стороны, — сказал он, — к середине июля может исчезнуть и сам Фаунт-Ройал.
— А Николас Пейн? — сменил тему Вудворд. — Вы хорошо его знаете?
— Николас Пейн, — повторил доктор с чуть заметной улыбкой. — Да, его я знаю неплохо.
— Он кажется мне способным на многое. — Вудворду вспомнился термин, употребленный Пейном: «чернофлажное братство». — Что вам известно о его прошлом?
— Мне известно, что оно у него есть, это самое прошлое.
— Я бы назвал это туманным ответом, — заметил Вудворд, подождав и не дождавшись продолжения.
— Николас очень скрытный человек, — сказал Шилдс. — Чем только он не занимался в разное время. Одно время был моряком, насколько я знаю. Однако он не любит распространяться на эту тему.
— Он женат? Есть у него семья?
— Он женился еще совсем молодым. Его супруга скончалась от какой-то болезни, вызывавшей у нее частые припадки.
Вудворд как раз подносил ко рту окурок для финальной затяжки, но тут его рука замерла.
— Припадки? — повторил он и натужно сглотнул комок в горле. — Какого рода припадки?
— Полагаю, конвульсии. — Доктор пожал плечами. — Скорее всего, один из видов лихорадки. Или чума. Но это было давно, и я не думаю, что Пейн захочет обсуждать это с кем-либо. Точнее, знаю наверное, что не захочет.
— Чума, — повторил Вудворд. При этом его глаза увлажнились — и не только из-за горького дыма от снадобья.
— Айзек, в чем дело? — спросил Шилдс, заметив его отсутствующий взгляд, и дотронулся до рукава судьи.
— Ох, извините. — Вудворд моргнул, взмахом ладони частично отогнал дым от своего лица и вернулся к реальности. — Я задумался, только и всего.
Шилдс кивнул, скривив губы в хитрой улыбочке.
— Ясно. Прикидываете, у кого бы навести справки обо мне?
— Нет, я думал совсем о другом.
— Но вы ведь планируете расспросить кого-нибудь обо мне, не так ли? Этого следует ожидать после того, как вы вытянули из меня всю информацию об учителе, Уинстоне и Пейне. А, я вижу, вы уже докурили! Разрешите?
Он взял из пальцев Вудворда остаток самокрутки и — вместе со своим окурком — поместил его в маленькую оловянную чашу с откидной крышкой.
— Ну как, полегчало?
— Да, определенно полегчало.
— Вот и хорошо. Как я уже говорил, возможно, эту процедуру придется повторить, в зависимости от вашего состояния. Там будет видно. — Шилдс поднялся. — А сейчас позвольте сопроводить вас в таверну Ван Ганди, чтобы там пропустить по кружечке превосходного крепкого сидра. К тому же там к сидру всегда подают арахис, а я как раз не прочь перекусить. Составите компанию?
— Почту за честь.
Когда судья встал со стула, его ноги подкосились и он чуть не рухнул на пол. Голова его кружилась; перед глазами плясали странные огни. Однако боль в горле почти исчезла, дышалось на удивление свободно. Снадобье доктора оказалось и впрямь чудотворным, подумал он.